Модно сейчас делиться местами силы.
Мое - в научной библиотеке, но, к сожалению, сейчас там ремонт. Вы наверняка знаете, что это здание бывшего Александровского дворянского института и, хочу вам сказать, там со времен дореволюционных там мало, что изменилось. А ещё позвольте рассказать вам странную, но интересную историю.
Как-то пришла я в библиотеку, мне дали стопку книг, какую я попросила и среди них была книга с воспоминаниями Мариенгофа. Я слышала эту фамилию, но ещё не знакомилась с его произведениями. Открываю его книжку на первой странице и читаю. В воспоминаниях его очень четко были описаны дома и люди, я представляла всё о чем он пишет: Вдовий дом, каток на Черном пруду, улицы, особняки, заводы...
И только одно место мне не нужно было представлять - Александровский дворянский институт, ведь я прямо в нем и находилась. Кто знает, может быть я сидела на том самом месте, где маленький Толя сдавал экзамен по диктанту сто с лишним лет назад и проклинал его.
Сегодня экзамен по диктанту.
Марья Федоровна шепчет мне:
— Толя, сядь на парту у окна, выходящего в коридор.
— Хорошо, Марья Федоровна.
Неужели она собирается мне подсказывать? Кто? Сама начальница пансиона! Важная дама с лорнетом и волосами белыми, как салфетка. Суровая, как солдат на часах у губернаторского дворца. Она будет подсказывать мне, как Алеша Гриневич, которого она сама ставила за это в угол носом? Невероятно! А если и ее поставит в угол носом вон этот грозный старик в синем сюртуке с золотыми пуговицами — директор Костырко-Стоцкий? Все институты, как я узнал вскоре, называли его Касторка с Клецкой.
Я пишу диктант. Сердце — ледяная сосулька, а в голове чад, как на кухоньке у Мити Лопушка, где всякий день жарили на конопляном масле превкусные оладьи. Мы с Митей частенько менялись: он мне давал две оладьи, а я ему бутерброд с ветчиной и бутерброд с швейцарским сыром, которыми мне полагалось завтракать в пансионе.
Лысый педагог, коварный человек с невнятно скрипучим голосом, нарочно диктует так, чтобы я сделал как можно больше ошибок:
Птичка Божия не знает
Ни заботы, ни труда…
Где писать «не», где «ни»? А как писать «птичку»? С мягким знаком или без мягкого?… Вся надежда на Марью Федоровну. В ней мое спасение! Но в актовом зале все нижние стекла молочные, непроницаемые! А Марья Федоровна все-таки не великан, даже на своих французских каблуках. Может быть, она догадается и встанет на цыпочки, чтобы увидеть, какой кошмар творится в моей тетради?
И вдруг ее спасительный лорнет сверкнул над молочным стеклом.
Ледяная сосулька в моей груди постепенно оттаивает.
Но…
Что это?
Глаза Марьи Федоровны от ужаса вылезают из орбит. Над молочным стеклом появляется ее рука в черной кружевной митенке. Сухонький палец растерянно подает мне какие-то непонятные сигналы и знаки. Из всего этого ясно одно: я сделал ошибку… Где? Какую?… Перечитываю. Вон она! Вот! Я написал «птичку» без мягкого знака.Радостно исправляю: «Птичька».
И победоносно смотрю на Марью Федоровну, поднявшуюся на цыпочки. А она с искаженным от ужаса лицом в отчаянии хватается за голову и стремительно отходит от окна.
«Дура! Старая дура! — ругаюсь я. — Даже подсказать как следует не умеет!»
Ее авторитет безнадежно падает в моих глазах.
«А еще начальница пансиона!»
За диктант я получил тройку. Но меня все-таки приняли, так как все остальные предметы сдал на пять.
Итак, я институтец!"
А. Мариенгоф
"МОЙ ВЕК, МОЯ МОЛОДОСТЬ, МОИ ДРУЗЬЯ И ПОДРУГИ"
