РАССКАЗЫ О БЕЛАРУСИ
Глава восемнадцатая
Емельян
Если бы вы только могли представить себе, мои дорогие читатели, как сильно я соскучился по нашим с вами родным краям. По нашим небогатым вёскам. По невысоким бревенчатым домикам и, наскоро сработанным, покосившимся хаткам, возле которых важно вышагивают небольшие ватаги гусей и уток. По небольшим зеленым полянках, на которых, привязанные к деревянным колышкам, вбитым обухом мужицкого топора в мягкую землю, пасутся гордого нрава разномастные козы. По коровьим стадам, не спеша поедающим траву на лугах. И, конечно же, по голенастым птицам с красными длинными клювами, вьющими свои гнезда вблизи человеческого жилья. Верность этих птиц древним заветам любви за долгие века передалась многим из нас. Птицы никогда не полюбят тех, кто их ненавидит, чего нельзя сказать о некоторых людях.
Как бы не была сильна моя тоска по родным местам, мой писательский жребий принуждает меня перенестись с берегов полноводной реки Невы на каменистые берега горной реки Яика, вытекающей прямо из сердцевины уральских гор. Но, прежде чем мы с вами туда отправимся, спешу сообщить вам о том, чем же завершилась беседа в столовой Зимнего дворца между русской императрицей Екатериной Второй и польским королем Станиславом Августом Понятовским.
Русскую императрицу волновало поведение одного из потомков графов Скавронских, которому, как мы помним, она приказала выделить в нашем селе дом и всех нас в пожизненное владение. Дать больше своему дальнему родственнику императрица не пожелала в силу того, что её настораживала сама манера Христофора Иванович неотступно о чем-то думать, не оповещая никого о предмете своих раздумий. Настораживало матушку-императрицу и сильная тяга Христофора Ивановича к чтению церковных книг. Монахов и отшельников матушка-императрица, как не силилась, не могла переносить, что называется, на дух. Матушке императрице нельзя было понять, с какой целью её дальни родственник переводит Священное писание сперва со шведского языка на немецкий, затем уже на французский, а потом опять на шведский. Настоящий мужик, считала матушка-императрица, обязан был любить и умирать. Умирать не только за любовь к своему отечеству, но и за любовь к ней самой. Ко всему прочему, её дальний родственник был лютеранской веры. Матушка-императрица очень не хотела, чтобы Христофор Иванович стал обращать в лютеранскую веру литовских крестьян, чем мог нарушить её личные планы по переселению на наши земли как можно большего количества православных священников, что называется, убрать их всех с глаз долой. Матушка-императрица не любила бородатых мужчин. Но на наших землях православные священники могли оказать матушке-императрицы хорошую подмогу, прославляя ее имя в ходе утренних и вечерних богослужений. Польский король, в свою очередь, поспешил успокоить Екатерину Вторую тем, что ведь и она сама при своем рождении была крещена в лютеранскую веру, а, когда царь Иван Грозный, разорив литовский город Полоцк, развесил на его стенах десятки православных священников, почти вся литовская шляхта купно перешла из православия в лютеранскую веру, и ничего страшного от такой смены веры не случилось. Матушка-императрица возразила польскому королю, сказав, что Ватикан быстро прекратил эту лютеранскую вакханалию, а теперь она сама, по примеру католиков, хочет сделать на всех своих землях православную веру наисильнейшей и наиглавнейшей. Пусть эти попы-бездельники не едят даром хлеб. Но тревога матушки-императрицы не утихала. Она помнила о том, что исправником в нашем селе был тот участник боя под Столовичами, за которого хлопотал сам полковник Суворов. Но обращаться с просьбой к Суворову, касавшейся того, чтобы наш исправник - Аполлон Игнатьевич, осуществлял догляд за её дальним родственником, матушка-императрица считала для себя невозможным. Но очень скоро ей все же пришлось обратиться к полковнику Суворову с просьбой положить конец бесчинствам яицкого казака Емельяна Пугачева, устроившего беспрецедентную по количеству пролитой крови резню в южных, центральных и ближневосточных районах её бескрайней державы.
Мои читатели, хочется верить, не успели забыть мужика по имени Емельян, который сидя за столом в нашей корчме, вступил в разговор с нашим исправником, чем очень сильно его обидел. Ведь Аполлон Игнатьевич еще накануне зачитал нам всем приказ русской императрицы о том, что все уличные шествия, включая крестные ходы и праздничные хороводы, равно как все митинги и собрания, отныне и навсегда в литовских городах и селах строго воспрещены. Раньше собрания крестьян для решения текущих проблем именовалось в наших селах сеймиками.
Так вот, очень давно один из дальних родственников этого Емельяна входил в состав одной разбойничьей шайка, воевавшей в составе войск хана Батыя. Когда хан Батый, так и не дойдя со своим войском до берега Балтийского моря, оставил земли нынешней Украины пустыми и разоренными, польскому королю Казимиру Великому не осталось ничего другого, как поселить на эти земли осадников. Само же Киевское княжество, владевшее ранее этими землями, само сплошь лежало в дымящихся руинах. Всем переселенцам, включая и бывших разбойников, польский король Казимир Великий гарантировал большие подъёмные деньги, а также обеспечение провиантом и семенами для засева земли. И освобождение от всех видов налогов сроком на двадцать пять лет, Правда, большую часть своего урожая все переселенцы должны были ссыпать в закрома польских и литовских магнатов, коим эти земли были пожалованы польским королем на правах личной и пожизненной собственности с правом наследования этих земель их потомками. Именно тогда, спасая беглых разбойников от преследований закона, польский король и озвучил фразу, дожившую до наших дней. Фраза эта звучала так: «С Дону выдачи нет».
Поработав какое-то время на землях пана Вишневецкого, часть осадников из числа бывших разбойников, сильно затосковала по своему прежнему вольному житью. Был среди этих людей и дальний родственник нашего односельчанина Емельяна.
Переселившись поближе к уральским горам эти бывшие разбойники вновь принялись за свое разбойное ремесло. От их разбойничьих набегов страдали все близлежащие земли. Доходили они даже и до Хивы. Бывали жестоко биты войсками хана Бухары, но быстро восстанавливали свои ряды и вновь устремлялись на грабеж. Семейных уз эти яицкие казаки не признавали. Набрав себе наложниц из числа разоренных ими татарских сел, они убивали своих детей от этих татарских наложниц, а самих наложниц пред своим очередным походом, топили в реке, напевая при этом: "Была бы лишь шашка да конь, а баба - последнее дело". Действительно: зачем казаку в походе жена, если в татарских селах невест много. Именно так и поступил в свое время казацкий атаман Стенька Разин.
Русским царям удалось в итоге привязать яицких казаков к местам их проживания на реке Яик, и вселить в них уважение к семейным ценностям. С этой целью покойный супруг матушки императрицы - царь Петр Третий - обещал яицким казаком массу разных привилегий, надеясь использовать их войско на всех без исключения театрах военных действий. Слово своё царское Петр Третий держал, снабжая яицких казаков деньгами, порохом и военным инвентарем. Но с момента восшествия на российский престол его жены - Екатерины Второй - щедрое вливание денег в южные регионы прекратилось, а то немногое, что им посылалось, нещадно разворовывалось местными чиновниками. Все жалобы казаков в адрес матушки-императрицы неизменно перехватывались шпионами, а тех, кто эти жалобы писал, нещадно били кнутом и в кандалах ссылали либо в сибирские рудники, либо на уральские сталеплавильные заводы.
Яицкому казаку Емельяну Пугачеву было в ту пору чуть более двадцати лет. Вспомнив опыт своих далеких предков, он бежал от крепостной зависимости в Литву. Но крепостное право, как мы помним, настигло его и в нашем селе. Исполнив свое обещание бежать от крепостного рабства, данное им нашим мужикам в корчме, он вскоре после этого бежал, но был пойман пограничниками на меже, жестоко бит, после чего заключен в казанский острог. Что случилось потом, автор расскажет в следующей главе, сказав пока лишь о том, что матушка-императрица, предвидя развитие событий, вскоре приказал поднять оклады содержания всем казацким старшинам и атаманам. А также привлечь к строгой ответственности тех чиновников, кто разворовывал финансовые вспоможения для яицких казаков. Но пороха и сабель этим казакам не она велела посылать. Также матушка-императрица приказала выделить большую сумму денег на подкуп шпионов, соглашающихся за деньги предать своих бывших соратников. Из этого всего следует что на помощь собственного войска для усмирения черни, готовой восстать, матушка-императрица не сильно и надеялась. И оказалась права после разгрома войсками повстанцев, в состав которых уже входили степные народы под командованием Салавата, русского полка под командованием графа Чернышева. Теперь у матушки-императрицы вся надежда была на военный гений полковника Суворова. И на свою собственную женскую хитрость, подкрепленную большими деньгами.