Автор: Игорь Пахтеев мой коллега и друг!
Писатель Павел Иванович Ветров-Задунайский уже второй день находился в глубоком творческом кризисе. А если по-простому, то он был в запое. Творец прекрасного имеет право на свои маленькие слабости. Слабым же местом писателя Ветрова-Задунайского была его голова, которая после творческого перенапряжения начинала иногда работать во вред его же задней части тела. Отсюда и эти периодические срывы в алкогольную бездну.
Получив гонорар за свою очередную книгу про "любовную любовь", Ветров-Задунайский бросался во все тяжкие и в течение месяца, – именно на столько обычно хватало денег и здоровья, – вёл разгульную гусарскую жизнь. Возможно, в венах писателя всё-таки текла хотя бы одна капелька крови Дениса Давыдова или какого-то другого буйного персонажа нашей российской истории, потому что только этим можно было бы объяснить эту необузданность поведения нашего героя.
Результатом такой развесёлой жизни всегда было одно и то же - деньги довольно быстро заканчивались, а вместе с ними испарялись в неведомую даль и все до гроба верные друзья и любящие подруги.
Наступала пора собирать камни и отдавать долги. А это обычно приводит творческого человека к депрессии и желанию сбежать куда-нибудь «в деревню, в глушь, в Саратов». У Павла такое место было. Старенький домик его покойной бабушки Вари в деревне на самом краю области.
Доживающие здесь свой век с десяток полуслепых и полуглухих стариков и старух уже давно не читали любовных романов, и поэтому не имели ни малейшего понятия о модном городском писателе Павле Ивановиче Ветрове-Задунайском. Зато они хорошо знали Пашку Крякина, приезжавшего в деревню к своей бабушке на все летние каникулы и уже тогда считавшегося редкостным шалопаем, и с годами успешно доросшего в глазах деревенского общества до полного раздолбая.
Из Крякина в Ветрова-Задунайского Павел превратился по совету своего первого литературного агента Симы Цукермана, который сумел популярно и в картинках объяснить тогда ещё только начинающему писателю некоторые тонкости издательского дела. И Павел об этом ни разу ещё не пожалел. Даже потому что, если бы его отец Иван Крякин, проработавший всю свою жизнь в кузнечном цехе, увидел свою фамилию на глянцевых обложках романов, повествующих о тяжёлой доли миллионеров и их толстогубых жён, то ни на секунду не стал бы сдерживать ни свои эмоции, ни крепкие пролетарские руки.
* * *
Павел сидел за столом с незамысловатой закуской и, размазывая по своим толстым щекам пьяные слёзы, смотрел сквозь грязные оконные стёкла на заросший репейником и крапивой огород и на старый полуразвалившийся забор, за которым уже многие годы не жили соседи, разъехавшиеся по городам в поисках лучшей доли.
Сентябрьская промозглая погода не добавляла этому пейзажу света и оптимизма. Создатель доброго десятка любовных романов на тему «Золушка приехала покорять Москву» после второго стакана «Столичной» пришёл к неутешительному для себя выводу – друзья оказались предателями, любовь измеряется рублями, вся жизнь прошла напрасно. В очередной раз жалобно всхлипнув, Павел плеснул из семисотграммовой бутылки в стакан остатки веселящей жидкости и с отчаянной решимостью выпил. Буйная голова писателя со стуком опустилась на усыпанный хлебными крошками стол. И этот стук смешался в угасающем сознании Павла с грохотом чего-то тяжело упавшего за окном.
* * *
Время по мнению яйцеголовых учёных – величина весьма относительная. Особенно это заметно с глубокого перепоя – не только с часами, с текущим годом порой разобраться бы!
Через час или много больше из дверей дома на улицу мешком вывалилось то, что раньше уважительно именовалось Павлом Ивановичем Ветровым-Задунайским. Тело быстро семенило ногами, на ходу безуспешно пытаясь расстегнуть штаны. Его ещё не прояснившийся взор с трудом фокусироваться на единственном полноразмерном сантехническом сооружении деревенского подворья - деревянном туалете проверенной временем модели - «большая дырка в полу».
Заветная дверь с умело вырезанным на ней в виде сердечка вентиляционном отверстием манила собой всего в десяти шагах от дома. Деревенский зодчий, возводивший это монументальное сооружение в стиле «хай так», то есть «и так сойдёт», сумел, однако, просчитать все возможные нюансы использования своего творения в суровом российском климате. Расстояние в десять шагов гарантировало комфортное его посещение и быстрое возвращение домой даже в двадцатиградусные морозы. В дни же более суровых холодов предусматривалось использование уже мобильного домашнего варианта - оцинкованного ведра с крышкой.
Эти несколько шагов до заветной цели давались Павлу с большим трудом и потребовали от него полной концентрации сил. Любоваться пейзажами в этот момент у него уже не получалось. Именно по этой причине мимо его ещё замутнённого «излишествами» сознания прошли незафиксированными некоторые изменения в окружающей местности.
Наконец, заветная цель нашего странника была всё же успешно им достигнута. И тут можно опять с благодарностью вспомнить про те самые десять шагов. При соблюдении именно этого расстояния все неблагородные звуки, которые порой издают даже благородные господа, доносятся до тронного зала в доме уже заметно приглушёнными и не мешают прочему семейству трапезничать щами из кислой капусты.
* * *
Через час, или опять много больше, Павел, наконец, вышел из сумеречного «кабинета для раздумий» на свет божий. Он явился уже сильно облегчённый и с заметно просветлевшим взором. Благостная улыбка на его лице говорила, что ему опять хорошо и жизнь продолжается.
Застегнув последнюю пуговку на штанах, Павел, наконец, огляделся. И только сейчас ему открылась во всей своей красе картина, достойная кисти художника-баталиста.
На том месте, где ещё совсем недавно колосилась жгучая крапива и буйно цвёл репейник, стерев под ноль остатки гнилого забора и вздыбив крутой волной глинистую почву, лежала небольшая по размеру летающая тарелка. Её горячая обшивка ещё дымилась и слегка потрескивала, отдавая излишки своего тепла негостеприимной Земле. Огромная дыра в блестящем боку открывала взору высокотехнологичную внутреннюю начинку летательного аппарата. Было видно, что несколько красных и зелёных индикаторных лампочек на панели управления ещё продолжали тревожно мигать. Но это уже было больше похоже на предсмертные конвульсии внеземной техники.
Рядом с тарелкой прямо на куче вывороченной сырой земли сидел пилот. На первый взгляд, он был вполне обычным человеком, - две руки, две ноги и голова. Всё остальные особенности тела были скрыты блестящим с зеленоватым оттенком комбинезоном. Но то, что явно бросалось в глаза – так это его необычная голова. Безволосая, болезненного зелёного цвета, с огромным ртом и выпученными, как у какающего зайца, глазами. На голове сверху торчали два то ли уха, то ли рожка. В общем, он напоминал собой что-то среднее между лягушкой и покемоном.
Пилот сидел, как глиняный болванчик, не двигаясь и безучастно глядя в одну точку.
Подтянув сползающие штаны, Павел нахмурил брови и, подбоченясь, попытался принять вид, подобающий гостеприимному хозяину, которому дорогие гости вместо тортика и поздравлений нагадили под дверь. Но правила приличия всё же требовали перед началом скандала узнать хотя бы имя будущей жертвы.
- Послушай ка, болезный, а ты кто ва-а-ще такой?
Незнакомец продолжал невозмутимо смотреть куда-то в туманную даль, но в левом ухе у Павла неожиданно зазвучал голос, очень похожий на голос из навигатора:
- Я - представитель планеты, которую по земной классификации называют «HD 85512 b» из созвездия Парус.
- Ну да, а я тогда святой Павел. Ты из какой киностудии, зелёненький? Ещё одно продолжение «Маски» снимаете? А зовут тебя, случайно, не Джим Керри?
- Моё имя, землянин, ты вряд ли сможешь произнести, а его перевода на ваш язык не существует, поэтому для своего удобства можешь называть меня, например, Петром.
— О-о, да ты ещё и юморист, плешивый! Пётр и Павел, – сладкая парочка святых апостолов. А не подскажешь ли тогда, Бриллиантовый зелёный, – на кого мне теперь подавать в суд за нанесённый тобой ущерб моему имуществу?
Павел окинул взглядом взрытый, наверно, до самого мезозойского слоя свой огород. Ни от крапивы с репейником, ни от гнилого забора с подпорками не осталось и следа. Поэтому на секунду задумавшись, Павел продолжил своё наступление на незнакомца:
— Ты разрушил прекрасный трёхметровый забор из красного кирпича и большую теплицу… То есть, две теплицы. Кто мне за всё это теперь заплатит? Или натурой прикажешь с тебя брать?!
— Можешь не волноваться, землянин, - вскоре за мной прибудет космолёт-эвакуатор. По нашим правилам мы не должны оставлять следов своего присутствия на вашей планете, поэтому всё будет восстановлено.
В этот самый момент в глубине разбившейся летающей тарелки что-то в последний раз громко пукнуло серым облачком дыма, и после этого все лампочки на её пульте управления окончательно погасли. Дух инопланетного чуда техники стремительно вознёсся, оставив запах горелой проводки..
Постепенно до Павла стало доходить, что всё происходящее не очень-то похоже на чей-то розыгрыш или съёмку скрытой камерой. Слишком уж дорогие получаются декорации.
Другого бы такое откровение повергло в глубокое уныние, но извращённый мозг сочинителя любовных романов привык к самым невероятным поворотам сюжета, поэтому и эту свою удивительную догадку Павел воспринял легко и удивительно трезво.
Ещё раз окинув взглядом дымящиеся останки своего огорода, он тяжело вздохнул, потому что ему стало окончательно понятно - дальнейший скандал может привести лишь к межпланетному конфликту. Придётся теперь ему одному отдуваться за всё человечество. Но раз уж так получилось, что именно ему выпало стать первым жителем Земли, кто вступил в прямой контакт с инопланетянами, то надо постараться не ударить в грязь лицом. Тем более, что этой грязи вокруг дома теперь стало просто завались.
Приветственная речь Павла получилась пламенной, но до гениальности краткой:
— Ладно, попробуем иначе.... Добро пожаловать на Землю, дорогой инопланетянин..... Пошли, что ли в дом,- отметим нашу встречу, чем бог послал.
На зелёном лице пришельца впервые промелькнуло слабое движение, говорящее о его заинтересованности посидеть в тепле и хорошей компании. Но кто же сразу соглашается на рандеву с мало знакомым мужчиной, не поломавшись хотя бы для вида:
— Нам запрещено вступать в тесный контакт с жителями Земли.
— Да, брось ты! Что ты прямо, как не родной! Так и будешь сидеть здесь на сыром у своего разбитого корыта? Учти, это очень вредно для мужского здоровья. Поднимайся, и пойдём, – у меня подождёшь своих спасателей. Обещаю, что в самый тесный контакт я вступать с тобой не буду.
Все приличия были соблюдены, поэтому зелёненький послушно поднялся и вошёл в дом вслед за Павлом.
* * *
В горнице гость скромно сел на стул, стоящий в углу, прямо под намоленной ещё бабой Варей иконой Казанской Божьей матери. Павел не был особым знатоком христианских святынь, но со слов бабушки помнил, что именно этой иконе молятся, когда существует опасность нашествия иноплеменников. Однако, он не стал с порога пугать своего гостя такими подробностями. Пусть сначала согреется, отдохнёт и о себе что-нибудь расскажет, – и тогда уже станет ясно за что молиться – за его здравие или за упокой. Так всегда было, есть и будет на Руси.
Быстро растопив печь-голландку, Павел достал всё, что у него ещё осталось из еды и последнюю бутылку «Столичной». Получилось хоть и не празднично, но от души.
— Послушай, Петруха, а ты водку-то пьёшь? – вдруг спохватился Павел.
— Этот спиртовой раствор оказался хорошей защитой от земных бактерий и вирусов, к которым мы ещё не выработали устойчивый иммунитет, поэтому мы часто используем его для профилактики инфекционных заболеваний. За те годы, что мы здесь находимся ещё ни один член нашей экспедиции не погиб от болезней. Наливай.
* * *
После первых семидесяти грамм заметно потеплело и на душе и в теле. Под весёлое потрескивание дров в печи захотелось поговорить о чём-нибудь светлом и вечном. Но, разумеется, не о вечном огне, а о любви.
— А скажи-ка мне, мой зелёный дружище, у вас женщины-то есть?
— Есть.
— Ну, и… Как там у вас всё это происходит? Чего мнёшься? Через пробирку размножаетесь что ли?
— Видишь на моей голове два нароста? Это и есть мой половой орган. Там раз в год созревает семенная пыльца, которая и должна оплодотворить женские половые клетки в таких же наростах на голове у женщин. Процесс напоминает опыление и почкование, как у растений.
— Пестики-тычинки?! Раз в год потереться головами?! И всё?! С ума сойти! Да, у нас в монастырях веселее живут!
Павел весело смеялся, но глубоко под корочкой у него бродила совсем другая мысль: «Нашим мужикам они соперниками уж точно не будут. А то кроме чёрненьких, беленьких и жёлтеньких появились бы ещё и зелёненькие детишки. Но вот то, что у них на голове по два половых органа – это очень даже интересно. Если бы у нас в штанах тоже было по две «тычинки», сколько бы новых и весёлых глав добавилось в «Камасутре»!
* * *
После второй, пришла пора «гаражных» разговоров.
— А как случилось, что ты упал на мой огород? Двигатель отказал или топливо кончилось?
— Нет. Техника у нас очень надёжная. В аварии виноват только я один. Сегодня у меня должен был быть день отдыха, но мой командир решил, почему-то именно меня послать в контрольный полёт. Это было очень не справедливо! Чтобы снять стресс и успокоиться, я во время полёта немного подышал из баллончика с закисью азота. И, видимо, не рассчитал его процентное соотношение с кислородом. В результате, – очнулся через несколько часов уже на земле.
— Так ты за рулём обкумаренный что ли был?! Ну, ты и перец… Хоть и зелёный. И что теперь тебе будет за это?
— На год лишат права управлять космолётом, понизят в звании и переведут в обслугу.
— Ну, как я погляжу, все начальники во Вселенной – одинаковые козлы.
Налили по третьей. За справедливость.
* * *
Пришла пора вопросов «по понятиям».
— Вы к нам-то чего прилетели? Без геморроев скучно стало жить или мамка из дома выгнала?
Пётр вначале вроде набычился на эти слова, но потом отложил в сторону вилку с наколотым на неё куском колбасы и, казалось, ещё больше позеленев, со всей серьёзностью ответил:
— Наша солнечная система намного старше, но солнце в 8 раз слабее вашего. И с каждым столетием условия жизни становятся всё тяжелей. Уже давно всем стало понятно, что близится закат нашей цивилизации. Перед нами встал выбор – или мы покорно ждём своего конца, или начинаем искать пути спасения. Было решено направить несколько экспедиций к планетам с наиболее подходящими для нас условиями. Земля оказалась в их числе. Причём, мы рассматривали её, как один из основных вариантов для переселения, потому что расстояние между нами всего 26 световых лет. Наши учёные не ошиблись в своих расчётах и прогнозах. Здесь оказалась очень похожая на нашу атмосфера, много воды, а средняя температура и длительность года даже намного комфортней нашей. Единственное, что мы никак не ожидали встретить на Земле – это высокоразвитую цивилизацию.
— Да уж, крепко мы вам этим подгадили. Но вы не расстраивайтесь, – у нас есть ещё пара планет на продажу – Венера и Марс. Но там, правда, требуется капитальный ремонт, – попытался ещё схохмить Павел, предчувствуя, что разговор приобретает неприятный оттенок.
— Мы стали собирать всю возможную информацию, – невозмутимо продолжил Пётр. — Смотрели ваше телевидение, отслеживали интернет-сообщения, и даже входили в закрытые базы данных некоторых государств.
— А вот об этом, пожалуйста, поподробнее, – ещё больше напрягся Павел, потому что тоже иногда смотрел по телевизору международные новости и был в курсе злобных обвинений в адрес наших хакеров.
— Руководство нашей экспедиции пришло к выводу, что Вы находитесь в одном шаге от глобальной войны. Политическое, экономическое и религиозное противостояние настолько обострилось, что обязательно приведёт к взрыву и гибели земной цивилизации.
Пётр уже без приглашения, по-хозяйски, плеснул в стаканы водки и первый выпил не чокаясь. На Павла это произвело сильное впечатление. Он совсем приуныл и тоже выпил молча.
— Наше появление сегодня - в лучшем для нас случае лишь ускорит этот взрыв. В худшем – сплотит всё человечество в борьбе против инопланетного агрессора. И хотя, мы обладаем таким оружием, которое позволит за короткий срок подавить любое ваше сопротивление, но это навсегда сделает нас врагами.
Наступила неловкая пауза. Павел впервые посмотрел на Петра, как на возможного своего убийцу. И ему уже не казались такими смешными ни выпученные глаза, ни рожки инопланетянина. Стало просто страшно.
— Но, если мы заявим о себе только после того, как вы сожжете свои города, разрушите экономику и перебьёте друг друга, — продолжил Пётр, — то наше появление будет воспринято, как пришествие на Землю ангелов-спасителей. Вы верите во второе пришествие Мессии – вот он к вам и придёт. Именно, поэтому мы терпеливо ждём.
Павла понемногу отпустило. Всё стало предельно ясно и не так напряжённо. Пусть ждут, а мы ещё подумаем, - стоит ли нам освобождать свою жилплощадь. И за это стоило выпить.
— Давай ка, Петруха, выпьем с тобой за мир во всём мире.
На зелёном лице пришельца впервые появилась всё понимающая улыбка. И это окончательно обнадёжило, потому что, если представители разных цивилизаций понимают даже шутки друг друга, то есть вероятность, что они смогут договориться и обо всём остальном.
Два стакана, как две силы, звонко столкнулись над столом и разошлись с миром, не расплескав при этом ни капли истины. И это стало символичной точкой в непростой для них теме разговора. Да и водка закончилась.
* * *
— Почему же ты мне всё это рассказал? Ведь вы скрываете от нас своё присутствие.
— Я же тебе уже говорил, что мы не оставляем за собой следов. Так всё и будет.
— Так вы меня убьёте?! — от страшной догадки глаза у Павла тоже стали большими, как у того же зайца.
— Нет. В этом нет необходимости. Мы просто постараемся стереть из твоей памяти все файлы за прошедший день. А то, что случайно не сотрётся, — ты будешь воспринимать, как обычное сновидение.
Приговор вроде и смягчили, но настроение у Павла от этого не улучшилось. Кому же будет приятно узнать, что очень скоро твой мозг будут чистить, как грязную сковородку. Не скрывая своей обиды, писатель с пьяной слезой в голосе возмутился:
— Вот спасибо тебе, Петруха, - успокоил! Сами живёте и размножаетесь, как гибриды, и из меня теперь хотите сделать беспамятный овощ? А я-то тебя уже посчитал за своего брата по разуму! Эх, ты, пупырчатый!
Инопланетянин ничего не ответил, а лишь задумчиво смотрел в грязное окно и вертел в своих пальцах пустую вилку. На улице быстро смеркалось. Осеннее настроение, настоянное на алкоголе, рождало грусть и предчувствие скорого расставания.
Наконец, приняв для себя какое-то важное решение, Пётр достал из кармана своего комбинезона небольшой баллончик, встал из-за стола и подошёл к Павлу, который сидел, обиженно отвернувшись от гостя.
— Что-то, Павел, мы с тобой сильно загрустили. Но у меня есть прекрасное средство это поправить. Не волнуйся, – всё будет хорошо.
С этими словами Пётр распылил из баллончика в лицо Павла ту самую закись азота, с которой в этот день всё и началось. Голова писателя опять со стуком опустилась на усыпанный хлебными крошками стол.
* * *
Яркий луч утреннего солнца пробился сквозь засиженное мухами оконное стекло и осветил лицо спящего прямо за столом Павла Ивановича Ветрова-Задунайского. Открыв глаза, писатель улыбнулся в ответ солнцу и блаженно потянулся, прогоняя остатки сна. Было легко и хорошо.
— Присниться же такой бред. Расскажи кому, – не поверят, за сумасшедшего посчитают.
Пустая бутылка на столе и одиноко стоящий тоже пустой стакан немым укором напомнили Павлу о его недавней депрессии. Но даже это теперь не могло испортить такое прекрасное утро. Хотелось жить и творить. Мозг писателя без усилия включился в работу.
— Конечно, это полный бред, но если хорошенько подумать, то из всего этого может получиться неплохая вещь. Добавить кровавую сцену катастрофы, ввести в сюжет женщину или даже лучше двух, развить любовную линию, и всё это немного сбрызнуть слезами расставания – вот тебе и новый бестселлер. Надо будет после обеда обязательно позвонить Цукерману, - пусть сегодня же начинает переговоры с издательствами. А я уже завтра вернусь в город. Хватит пьянствовать, пора заниматься делом.
Окрылённый идеей своего нового романа, Павел вышел на крыльцо и с наслаждением глубоко вдохнул обжигающе свежий утренний воздух. Но выдохнуть сразу у него не получилось. По периметру всего участка стояла трёхметровая стена из красного кирпича – маленькая копия московского Кремля, а на ухоженном английском газоне высились две стеклянные теплицы.