Сидя на той лавочке, в тени зданий прохладным мартовским днем я почему-то не чувствовала себя продрогшей или замерзшей, я чувствовала себя одиноко, потерянно, разбито. Однозначно, в тот момент, самое одинокое место на Земле была та лавочка с двумя людьми, которые сидели на ней в полуметре друг от друга. Так близко, но на деле- непреодолимо далеко. Я физически ощущала нашу далекость друг от друга.
Ты снова закрылся от меня, стал непробиваемой стеной для моих слов. Я что-то говорила тебе, но внутри у меня моя душа летела вниз стремглав. Наверное, мне не хотелось твоих ответов, они были слишком жестоки для меня, мне хотелось, чтобы ты меня обнял. И тогда падение точно прекратилось бы.
Между двух линий: признать себя виновным, ответственным и между ложью, ты выбрал ложь. Тебе так было легче, не хотелось чувствовать себя виноватым, ты решил, что я достаточно сильна, чтобы стерпеть еще и это. А ведь я умирала.
Возьми меня за руку, откройся мне!
А потом... Потом всё было так же, как и до. Мне удалось тебя открыть, но тебе стало страшно ходить с распахнутыми внутренностями и ты вновь запахнулся. И ходил на футбол, на работу, к родителям. Смотрел кино про войну, про политику, про диктатуру. Готовил еду, катался в метро. Ты делал очень много важных дел, но ни в одном из твоих действий не было меня. Как-то так случайно произошло, что в бесконечной веренице важного потерялась маленькая одинокая девочка, сидящая на лавочке.
Кто-то когда-то давно ранил тебя, и ты решил ранить других, потому что боль была невыносима, чтобы преодолеть её вновь. Но ты не понял главного: тебя ранила не любовь, не твоя вера, не твоё доверие, а человек, который не мог любить. Не найдя в себе силы открыться, ты стал моим палачом.