Витька, пацан из нашего двора, учился двумя классами младше меня. А в армию пошли вместе. Я после техникума, а он после школы. Оба попали в учебку города Переславль-Залесский. По окончании нас отправили в Винницу. Его оставили в городе, а меня определили в одну из воинских частей, коих довольно много располагалось на благодатной винницкой земле. Витька как-то удачно женился на местной красавице и остался служить прапорщиком.
И вдруг он снова здесь. Вот так встреча!
- Ты как тут? – задаю вопрос после рукопожатия и коротких мужских объятий. При этом почувствовал, что армейский товарищ перед ужином явно принял на грудь грамм по сто не единожды. Присели за стол.
- Та, це ж диватыся никуды стало. Як Украйна самостийной зробилась, так нас усих вояк-москалив звидты и поперлы. Хоч жинка моя з Пултивцив, а жили-то мы у Винныци, у вийськовому мистечку. Так и вылетилы як пробка з пляшкы з забродывшым выном.
- Беженец, значит.
- Нет, - перешел Витя на русский язык. – Родители мои померли, а перед смертью квартиру успели приватизировать. Вот, вступил в законное наследство и переехал с жинкой сюда.
- И как?
- Да, вроде, нормально. На завод опять устроился. Он сейчас на ноги подниматься стал после многочисленных реструктуризаций. С оборонки заказы восстановили, на нефтяников, газовиков работаем. Жена вот только никак устроиться не может. Обратно просится в Украину. У нее там братовья свое дело наладили, дела у них в гору пошли, зовут к себе.
- Так возвращайтесь, - напираю я, хотя вижу, гнетет что-то собеседника.
- Та, вишь яко дило, - наклоняется ко мне Витёк, - я тут одноклассницу встретил. Мы еще в школе с ней шуры-муры, то да се. Думал, забылось все, ан нет. Она сейчас одна. Встречаемся. У нее свое дело, бизнес, по-нынешнему. Торгует обувью и кожгалантереей. Отделы в шести магазинах. Зовет к себе в помощники. Дает машину в распоряжение. Товар завозить, выручку собирать, платить за то-сё. В общем, секретарь, управляющий, компаньон, сожитель – в одном флаконе. Поженимся, говорит. Слушай, Павло, ну до чего бабы народ интересный. Я ей говорю: «А как же ты за меня, за изменщика замуж согласна идти. Я сейчас с тобой жене изменяю, а потом с другой тебе буду изменять». А она мне: «Витенька, я своего партийного активиста, бывшего ударника комтруда выгнала, потому что он только рассуждать да осуждать все и всех мог, а сам палец о палец не ударил, чтобы заработать. Люди из воздуха бабло делают, деньги тут там валяются, только руку протяни. А он боится». Представляешь, она мне, бывшему прапору, нашу армейскую песенку пропела: «Вот они расселись по складам, и воруют до самозабвенья». Говорит: «Я ж твои способности знаю, Витенька. Иначе не звала бы». Говорит, так закручу-заверчу, что на других тебе и смотреть некогда будет. Ну, на счет деловых качеств не скрою, дом у тещи полной чашей был благодаря моим заботам и стараниям. А мы с жинкой в квартирке воинской жили. Так все нажитое в тещином доме и осталось. Нас даже местная прописка не спасла. Вот я и думаю, пусть моя хохлушка на родину возвращается, а я здесь останусь. Пригреюсь на новом месте с новой женушкой.
- Так ведь, новое не всегда лучше старого, - пожал я плечами, понимая, что Витёк ждет от меня большего участия. Но, что посоветовать ему по этому поводу, придумать не успел.
- Слушай, Павло, - пропустил он мое замечание мимо ушей. – Мы тут на свадьбе недавно гуляли. Новоиспеченная свекровь что-то гундеть на невестку начала. У них до свадьбы что-то не заладилось. Наверное, свекрови не понравилось, что у молодой уже ребенок есть. Свекровь-то: гулящая, мол, невестка наша. А та ей прямо: «Вы, мама, по себе людей-то не судите». Народная мудрость гласит, что женщина, которая ни разу не изменила мужу - клад, который еще никто не нашел. Где-то он есть, наверное, или должен быть. Ищут, но найти не могут.
- Витя! – донеслось откуда-то сбоку с одного из балконов.
Я оглянулся на зов, но рассмотреть женщину на балконе третьего этажа не смог. Витька махнул рукой, дескать, иду я, иду.
- Свекрови на невесток косо поглядывают. А почему? Слушай, Павло, какую я аксиому вывел. А потому косо, что она сама мужику своему изменяла. А значит, предполагает, что и молодая будет. Но свекровь-то мужа своего не считает родным. И вообще, на его месте другой, вполне может быть, предполагался. Просто тот долго в облаках витал: цветочки носил, обещал подарить все звезды вкупе со Вселенной. Никак не решался к земным делам перейти. А этот, нынешний, смышленей да шустрей оказался. Свекровь свои измены чужому, по сути, человеку за грех не считает. А сынок-то родной. И невестка будет изменять не какому-то человеку со стороны, а кровиночке ее. Вот и гнобит молодую за несомненные будущие измены. Понял, в чем корень проблемы?
Его рассуждения не показались мне бесспорными, но вдаваться в дискуссию с человеком, находясь с ним на разных уровнях трезвости, не хотелось.
- Ви-итя!
- Да иду я, иду! – ответил он на повторный зов. - Ну, давай, Павло, не пропадай. Может, еще встретимся, посидим, отметим, поговорим.
Встал, отошел на несколько шагов, обернулся:
- Пашка, тебя во дворе всегда считали «не от мира сего». Мне тогда пофик это было, а сейчас я понимаю, что жилка в тебе особая есть… Как у ученых, у писателей… Только не каждый по жизни в нужную струю попадает, чтобы жилка эта проявилась. Напиши ты книжку о жизни нашей… Нет, не о нашей, а нашего двора! Смотри сколько людей – и у каждого свои судьба, своя история. Олька! Косички, бантики, фартучки. А смотри, зараза, сколько под себя подмяла… А Славка какой парень был! Но, ведь, сломали гады! И назови книжку «Окна нашего двора» или «Вечерние окна». Ты глянь, сколько их по вечерам светится, и за каждым - своя жизнь, свои истории… Тут, на кухне ужинают - тихо, степенно, мирно. А через стену что-то обсуждают бурно. Всего-то, двадцать пять сантиметров кирпичной кладки и уже иная жизнь. А если стена разделяет соседние подъезды? Так и совсем иной мир. Люди на улице днем могут встретиться, и знать не узнают, что вечером их стенка всего в два кирпича отделяет. Сечешь, о чем я? Окна, как экраны телевизоров, одинаковые, а кино разное! Или вон, соседнее окно зашторено. Что там за тоненькой тканью? Может, деньги считают. Украденные! А может, труп!!! Или любовники тешатся? Или плачут, обнявшись, за судьбу свою горькую…
И тут же без какого-либо перехода:
- Слушай, а тебе собаку не надо? Мне вчера хорошего щенка предложили, породистого.
- Нет, не надо. А сам, что не берешь?
Витька пожал плечами:
- А зачем мне в доме две собаки?
Стемнело. Пора домой ехать. «Книжку напиши… о жизни нашего двора». Нет, Витя, для этого мало слыть чудаковатым парнем. Для этого писателем надо быть. А писатель – это не количество написанных книг, а образ жизни.