Работы Леры Нибиру кажутся детскими, но только на первый взгляд: в них художница размышляет о пространстве и времени, о религии, мечтах, воспоминаниях и об устройстве Вселенной. Поговорили с ней о тяге к знаниям, о космических путешествиях и о дверях, которые открываются перед нами совершенно неожиданно.
Лера Нибиру — художница из Петербурга. В качестве псевдонима она взяла название планеты, которая, по опасениям пессимистов, должна была уничтожить Землю в 2012, 2017, 2019 или по крайней мере в 2020 году. Ее работы кажутся детскими, но только на первый взгляд: в них Валерия размышляет о пространстве и времени, о религии, мечтах, воспоминаниях и об устройстве Вселенной.
Валерия — дважды номинантка премии Кандинского. Работы находятся в собрании Центра Помпиду в Париже.
— Твой старший сын скоро пойдет в школу. Радуешься? Будешь помогать ему с уроками?
— Радуюсь, конечно. И к урокам готова, потому что сама люблю учиться.
Я думаю, что познавать мир — естественное внутреннее требование. Признак того, что человек жив — это то, что он учится. И чем больше знаешь, тем больше пробелов открывается, поэтому получается стремление в бесконечность. Сократ нарисовал два круга на песке и сказал ученику, что внутри маленького — то, что знает ученик, внутри большого — то, что знает он сам, а на границе — то, чего каждый из них не знает. Когда увеличивается круг, граница тоже увеличивается.
При этом, я думаю, необязательно стремиться только к академическим знаниям. Можно просто ходить и размышлять; узнавать, запоминать цвета и структуры.
— Ты так делаешь?
— Ну да! Пока хожу по улице, замечаю разное. Каждый день отвожу детей в садик примерно одной и той же дорогой, и открывается шикарный вид через Мойку на Инженерный Замок. Я постоянно обращаю внимание на то, как по-разному он выглядит. И всегда интересно посмотреть, каким он будет в следующий раз. Это тоже знание. Учитываешь предыдущий опыт, добавляешь туда же еще одну картинку и таким образом расширяешь собственное понимание какого-то конкретного вида.
Для художников это вообще классический подход. Как Моне десятки раз писал один и тот же Руанский собор в разные дни.
— Твои работы на космическую тему связаны с интересом к физике и астрономии?
— Я бы сказала, что они получаются как побочный эффект этого интереса. Я разбираюсь на уровне любителя, не профессионала, в формулы и углубленную терминологию не лезу. Но постоянно читаю какой-то научпоп, смотрю бесконечное количество лекций и видео, чтобы понимать идеи на философском уровне. Больше всего меня привлекают теории о строении мироздания. Я этим с детства интересуюсь. Очень люблю слушать про струны, кванты...
При этом у меня периодически рождаются какие-то личные теории, и я начинаю искать в физике подтверждение. А если не нахожу, то жду: кто же додумается до этого? (смеется)
Личная теория, над которой сейчас я размышляю больше всего — теория о том, что пространство — это и есть время. Материальный мир — это воплощение времени. Очень простой пример: в вазе стоят цветы. Мы знаем, что они появились из семечка, выросли, обрели какую-то форму. Эта форма и есть выражение того периода, который они прожили. В ней они законсервировали время своего бытия. Когда мы видим, как в анимации нарисованный человечек куда-то идет, мы воспринимаем его движение как процесс, но при этом знаем, что оно складывается из отдельных кадров. Если «сплюснуть» все кадры в один, на нем окажется единое изображение пути.
О таких вещах я размышляю. Не могу сказать, что умышленно пытаюсь отразить это в картинах, но само собой выходит, что материя времени у меня сейчас главное действующее лицо.
— Ты окончила Университет Кино и Телевидения в Петербурге по специальности художник-график анимационных фильмов. Можно ли сказать, что ты пошла учиться именно этому, чтобы уметь передавать нечто протяженное во времени?
— Отчасти, наверное, можно. Движение меня всегда интересовало. Но в молодости не особо понимаешь, что ты делаешь и почему. Часто выбираешь случайно.
Я сначала поступила в другой институт на специальность, связанную с организацией мероприятий. Хотела заниматься творчеством, но родители настаивали, что надо получить профессию. Попыталась найти компромисс. Тогда был конец 90-х, и мне хотелось понять, что нужно делать, чтобы зарабатывать деньги. Через год в университете я осознала, что этому меня здесь не научат. Люди, у которых есть деньги, совершают какие-то другие действия, не связанные с тем, что мы проходили на парах. И как-то мне от этого так грустно стало. Я подумала, что мне нужно заниматься вообще не этим, и перевелась в Институт кино и телевидения.
— А где еще училась?
— В вузе у нас половина занятий была вместе с операторским курсом, и я взяла оттуда очень многое. Наш курс был экспериментальным — анимации в институте раньше никто не учил — и, я думаю, было не совсем понятно, что с нами делать. Чему учить аниматоров? Ну, наверное, тому же, чему операторов… Потом работала в рекламе, там освоила компьютерные программы.
Обучение — это очень личное занятие. Только ты сам можешь себя чему-то научить, никто тебя не научит. Ну — либо парампара. Это понятие из индийской культуры, оно означает передачу знаний напрямую. Я считаю, что стала художником благодаря парампаре. Я научилась работать с компьютером, видео, анимацией. Занималась фотографией: у меня были фотографические проекты, один из них я показывала на выставке в Anna Nova. И все равно внутренне не могла себе позволить назваться художником. Казалось, что чего-то не хватает.
А потом все изменилось за одну секунду. Просто разговаривала с другом, и вдруг случилась парампара. И я такая: «О! Окей!». Этот процесс передачи знания никем не регулируется, даже тем, от кого оно передается. Он просто происходит. Как будто вдруг открывается дверь, о существовании которой ты даже не догадывалась, а за ней столько всего! И забыть ее, закрыть обратно уже невозможно. Приходится учиться жить по-новому. Других вариантов нет.
— Задам вопрос в продолжение разговора на духовные темы. В твоих работах не только космос и галактики, но и, например, серафимы, крыла которых исполнены очей. Означает ли это, что тебя интересует как научная картина мира, так и религиозная?
— Я думаю, религиозное и научное знание намного ближе, чем принято думать. Есть мнение, что с изображением шестикрылых серафимов связаны спрайты — это физическое явление, особый вид молнии с несколькими отростками, идущими вверх и вниз. Впервые их смогли засечь и сфотографировать только в конце прошлого века, а серафимов рисуют на иконах уже несколько столетий. Спрайты появляются в определенных слоях атмосферы, далеких от Земли — так же, как серафимы обитают очень высоко: на седьмом небе. И таких примеров полно.
Сейчас нам привычно пользоваться формулами, а в религиозных текстах и изображениях знания записывали по-другому, но это не значит, что там нелепые фантазии. Думаю, что стоит черпать знания из максимума источников.
— А что насчет зайчиков, плюшевых медведей и других символов из детства? Почему они становятся героями твоих работ?
— Я думаю, что дети ближе к космосу и к состоянию нематериального присутствия в реальности, потому что они недавно родились: появились из небытия. У них меньше зашоренности, чем у взрослых, и больше воспоминаний о том, как все обстоит на самом деле.
Мишки, тортики, елка — это символы, которые встречались в детстве всем. Я воспринимаю их как зацепки, как сигнальные флажки и использую, чтобы вернуть зрителя ближе к тому состоянию, в котором он был в детстве. Это более творческое состояние, и оно может помочь человеку понять что-то новое.
— Над чем ты работаешь сейчас?
— Уже второй или третий год занимаюсь проектом «Джон Смит, космонавт». У меня в жизни есть ряд проектов, которые долго тянутся и все время преобразуются. Инсталляция «Путешествие по ту сторону сна» за 10 лет превратилась сначала в книгу, потом в мультфильм. После выставки «Путешествие Кромхеля на седьмое небо» появилась книга, опера и анимационная опера. Может быть, будет что-то еще.
«Джон Смит, космонавт» начался с пьесы, которую я написала несколько лет назад. Сейчас ищу, каким образом буду ее воплощать: спектакль, анимация, фильм или что-то еще.
— О чем эта история?
— Как-то я увидела заметку в желтой прессе, в которой рассказывали про космонавта Джона Смита. Его корабль пропал в космосе и не выходил на связь 21 год, а потом нашелся и приземлился с живым космонавтом на борту. За 21 год Джон Смит не постарел, и его физические показатели даже улучшились. Его сняли с корабля, он пришел в себя, а на следующий день исчез. Понятно, что это полная ерунда, но, с другой стороны, мы же знаем по фильму «Люди в черном», что все самое правдивое печатают в желтой прессе!
Эта история легла в основу пьесы. В ней Джон Смит во время допросов рассказывает, что оказался на Фаэтоне — планете, которая находилась между Марсом и Юпитером, а затем распалась на пояс астероидов — и видел, как это произошло. Ученые спорят, была ли такая планета, и, если была, почему она разрушилась. Я создаю художественное произведение, и поэтому позволяю себе высказывать в нем свои личные неподтвержденные теории. Размышляю про мироздание, про то, как все обстоит на самом деле.
Больше работ Леры Нибиру: https://alvitrart.com/artists/lera-nibiru