Полчаса ходу и мы на месте. Живописная бухточка, почти круглая диаметром метров сорок. Берег- трава, как на Парижских газонах, которые при Людовиках создавались, а тут природа-матушка сама все сделала и ничуть не хуже. Одним словом- сказка. Метров тридцать такой поляны, а потом густейший пихтовый лес с вековыми деревьями. Трудно описать эту красоту. Комаров сошёл с катера и онемел от чуда этого. Много он на свете белом повидал, множество всяких красот видел, но эта уральская красота поразила его и это все заметили. Мы-то привычные, живем здесь, все привычно, ко всему пригляделись и уже не замечаем этого великолепия. Года два тому назад побывал в этих местах, все уже человеком пока не загажено, но прилично подпорчено. Нет уже той первозданной красоты и чистоты, тут и там строения, которые безобразят вид. Леса поредели, чувствуется неплановые вырубки. Повсюду остатки кострищ, пластиковые бутылки и в воде и по берегам. Ещё десяток лет такого хозяйствования и только старики будут помнить, как здесь было раньше. Люди начали выгружать провизию, дрова для костра, посуду и всякую другую утварь. Готовилась грандиозная уха, рыбу для которой предполагалось получить от Владимира Михайловича. Он же тем временем собирал какой-то замысловатый спиннинг. Мы заинтересовались. Чудо японской техники ему подарили, когда он находился с визитом в стране Аматерасу. Сие чудесное орудие заряжалось пневматическим патроном и выстреливало блесну метров на шестьдесят. Сейчас углепластиковым удилищем без всякого патрона можно кинуть блесну с кормушкой на такое же расстояние. Но тогда, а это было 56 лет тому назад, это было чудо. Мы цокали языками, как чукчи у нового КамАЗа и потихоньку завидовали. И понимали, что такой вещью никогда не будем обладать, вот ведь проклятые капиталисты, что только не придумают. Двое провожатых из наших мужиков повели его километра за полтора к хорошему плесу, где вероятность улова была максимальной. А мы принялись помогать накрывать стол или, как говорят нынче, поляну. Потому что простых мужиков было раз-два и обчелся, а остальные- начальство: два директора крупных сплавных контор, директор леспромхоза и все со своими треугольниками. Так называлась тогда тройка в руководстве предприятием: директор, секретарь парткома и председатель профкома. Часика полтора прошло, видим , комаров с мужиками возвращается. Сухой рыбак и мокрый охотник являют вид печальный, как говаривал Иван Сергеевич Тургенев. Ни одной самой мало мальской рыбешки не было поймано, но рассказов о том, какая щука килограмм на двенадцать сорвалась продолжался весь последующий обед. Все рыбаки мира таковы и Владимир Михайлович к ним относился тоже. И все-таки уху-то надо ладить, как без неё-то? Моторист катера говорит: вот, Владимир Михайлович, как надо рыбачить. Идёт он на катер, шестом оттолкнулся от берега и метрах в двадцати пяти катерок остановился. В руках моториста появляется шест метров четырёх длиной и к нему закреплено обычное десятилитровое ведро с отверстиями в дне. Он опускает это устройство в воду и ждёт минуту, потом быстро поднимает. Вода вытекает через пробитые отверстия, а в ведре остаётся штуки три-четыре окунька, не больших, но и не маленьких, грамм так на 250. Раз десять- двенадцать наш рыбак макнул своё орудие лова и ведро рыбы на палубе было полным. Опять Комаров был поражен таким поистине чудом ловлей. Приступили готовить тройную уху, вода в чугуне уже кипела. Первый и второй запуск килограммов по три рыбы после варки вынимались в марлю многослойную и из неё выжимался сок. Жом-в мусор. А вот третья очередь состояла не из окуня, а из полутора десятков приличных стерлядок, предусмотрительно для этого ночью выловленных. В программе подготовки к встрече уважаемого гостя. Чугун литров на сорок обеспечивал ухой двадцать человек. Комаров говорил, что такой ухи он никогда не едал. Да, по правде, и я пробовал такую уху впервые.Разлили по первой. Комаров извинился, сказав, что ему пока приём на грудь запрещён. Зато его врач, а может это вовсе и не врач был, а человек из органов соответствующих, стакашков стограммовых штук пять в себя опрокинул и не в одном глазу. Наша компания эту норму тоже вежливо не переступала. Всем было весело, просто, свободно. А все ведь зависело от поведения гостя: никакой кичливости, показного равнодушия, свойственного теперешним бонзам, участие в разговорах и анекдотах. Рассказал несколько интересных случаев из своей лётной практики, очень душевно отзывался о Гагарине, Каманине. Мы не задавали ему никаких провокационных вопросов, люди в то время были тактичны и уважительны, понимали четко, как себя вести в такой обстановке. Хоть и было по пузырю выпито. Обратный путь проходил в молчании, несколько часов, проведённые с этим человеком, как бы сроднили нас с ним. Было грустно расставаться, мы понимали, что вряд ли удастся ещё раз увидеть этого замечательного человека, тем более, в такой неформальной обстановке. И уж совсем не предполагали, что он менее чем через два года погибнет, открыв счет смертям в освоении космоса.