Против системы нельзя сделать и шагу. Теперь я это поняла.
Я старалась ни на кого не смотреть, меня душили слезы. Но вдруг уже у самых дверей что-то заставило меня поднять голову. И я встретилась взглядом с этим человеком. Это был высокий немолодой мужчина. Он был в костюме, но что-то в его облике выдавало в нем военного. Такая осанка, наверное, могла быть только у великих князей. Почему-то я задержала на нем взгляд. И вдруг он ободряюще улыбнулся мне.
В ту ночь я сидела в камере, обхватив колени руками. Стены в камере были ледяными; как раз в те дни неожиданно похолодало. Я сидела на кровати, прислонившись спиной к стене, и не чувствовала холода.
Внутри меня была такая боль, что я не могла думать. Каждая мысль вызывала боль. Это трудно объяснить, но я не могла прикоснуться к своей душе. Не могла дотронуться до своих мыслей. Не могла впустить в себя ни одного слова.
Я не могла думать. Малейшая мысль причиняла боль.
В душе были только боль и чернота.
Неожиданно раздался скрежет в замке, и дверь открылась. Я повернула голову.
– Выходите.
Я послушно вышла. Меня провели по длинному коридору с зелеными стенами, освещенному тусклыми лампочками под потолком. Открылась другая дверь, и я зашла в кабинет. За столом сидел тот самый мужчина, который улыбнулся мне на выходе из зала суда. Рядом с ним, на диване сидел Андрей Александрович. Я переводила взгляд с одного из них на другого. Сейчас, после полутемного коридора электрический свет казался нестерпимо ярким. Мужчина указал мне на кресло.
– Присаживайтесь.
Я села, вжалась в кресло. Мне все время хотелось закрыть руками лицо и особенно рот. Мне казалось, что если я этого не сделаю, я просто закричу.
Отпустите меня…
Я ничего не сделала… Я ничего не знаю… Что происходит… Пожалуйста, отпустите меня.
Но то, что происходило, уже совершенно не подчинялось моей воле. Я как будто запустила цепную реакцию из страшных невероятных событий, задействовала в них целый город, помешала интересам слишком влиятельных людей – и теперь могла только наблюдать за тем, к чему это все приведет.