Инсталляция

Михаил Багряный

рассказ

    1.

   Дверь в приемную аккуратно отворилась, вошел щуплый человек в сером плаще, с повязанным по верх воротника зеленым шарфом. Ниночка высунула голову из-за монитора, на лице появился вопрос. Человек опережая секретаршу, пробубнил:

   – Аркадий Семенович у себя?

   – А вы кто? Время назначено? Как представить? – Ниночка выдала привычный набор вопросов.

   – Я художник из Александровской галереи, на 15 часов, фамилия Бытовалов.

   Ниночка переместила взгляд на монитор. Пальчики застучали по клавишам. Взяла трубку телефона.

   – К вам из галереи, Бытовалов, – услышав ответ, положила трубку, – проходите.

   Человек без шумно вошел в кабинет. В комнате в светло коричневых тонах располагался т-образный стол, в верхней планке буквы восседал в светло коричневом кресле Аркадий Семенович. Приподнял равнодушное лицо, взглядом смерив вошедшего, глаза прятались за красивыми модными очками. Мгновенно оценил и понял кто перед ним и опять уставился в монитор компьютера. Человек в зеленом шарфе без шумно опустился на отставленный от стола стул, заботливой рукой выдвинутым для таких случаев.

   – Моя фамилия Бытовалов, вам звонил из галереи наш директор. Дело в том, что я участвую в международном конкурсе. Через две недели приедет представитель конкурсного жюри из Стокгольма. Он будет оценивать мою инсталляцию под названием «Наказание коррупционера». Это вершина моего творческого пути, по оценке экспертов галереи она имеет все шансы занять первое место. А это международное призвание, солидные призовые, возможность выставляться на лучших площадках Европы, Америки. Знаете, на западе любят современное искусство, особенно ценят русских художников! – повысил голос до фальцета Бытовалов, сдобрив его интонациями творческой личности, восторженного знатока перформанса.

   – Рад за вас, но только чем я могу помочь? – Аркадий Семенович, поправил очки в модной красивой оправе.

   – Очень даже можете, – Бытовалов оживился и расплылся в улыбке, корпус придвинул к столу Аркадия Семеновича, но на лице читался страх и неуверенность, – как раз хочу объяснить почему я здесь!

   Бытовалов заерзал на стуле, взгляд опустил и опять поднял, рукой почесал бровь.

   – Мне необходимо помощь от вас лично, вы занимаете высокую должность в городе, хотя конечно есть и по выше… – Бытовалов прикусил губу, неуверенно блея и выдавливая из себя слова, – мне вас порекомендовал один очень известный коллекционер, он покупает в нашей галерей разные безделушки, говорит вы самый подходящий для этого дела… Точнее он не так говорит, он посоветовал обратить на вас внимание, поскольку знает, как вы ведете дела и принимаете решение…

   – Я не понимаю, – заволновался Аркадий Семенович, – при чем здесь я? Вы художник, я обычный чиновник из районной управы, в чем дело, в конце концов?

   – Дело в том, что в инсталляции не хватает персоны, у скульптуры нет личности, по замыслу она должна быть реалистичной, то есть необходимо, что бы там был представлен реальный коррупционер, мне необходимо для достоверности и убедительности сделать слепок с вашего лица, снять маску, ну знаете как снимали со Сталина или Есенина, можете по позировать? это не долго, час работы! – выпалил Бытовалов, выдохнул и с мольбой впился взглядом в Аркадия Семеновича.

   Повисла пауза, все замерло вокруг, даже ветер и городской шум из окна прекратил свое бесконечное движение и напряг слух, чтобы услышать ответ Аркадия Семеновича. Но тот молча таращился на перекошенное лицо человека, сказавшего только что несусветную глупость, выражение лица Бытовалова молило о пощаде. Опомнившись и прищурившись, Аркадий Семенович громко и нервно заговорил:

   – Вы с ума сошли? Вон от сюда! Что за «идиотизм»! У меня времени нет для ваших идей!

   – Я могу заплатить, точнее не я, а галерея, пожалуйста подумайте, это может прославить вас! – не унимался Бытовалов.

   – Вон отсюда я сказал, – гневно зашипел Аркадий Семенович, – пошел вон!

   Приподнялся держась руками за кресло, закричал и не красиво скривил лицо. Шансов на другой исход такого щепетильного, по мнению Бытовалова дела, не оставил, уничтожив последнюю надежду громким возгласом, проникшим в голову художника и еще долго отдавалось эхом в больном мозгу.

            2.

   Утро у Аркадия Семеновича всегда начинается с чашки кофе и бутерброда с сыром. Супруга уважает своего мужа, не пренебрегает своими обязанностями, поддерживает многолетнюю привычку. Начищенные ботинки, свежая, безупречно отглаженная рубашка ежедневно ожидали на привычных местах. Аркадий Семенович, последний раз перед зеркалом окинул свое свежевыбритое лицо и вышел из квартиры. Когда осталась последняя дверь в подъезде перед выходом на улицу, неожиданно откуда-то сбоку стремительно вынырнула темная фигура и сильно ткнула в живот, почти достав кулаком до позвонков. Аркадий Семенович, приоткрыл рот от неожиданности, сильная боль сложила пополам, дыхание перехватило, в глазах потемнело, звон в ушах стал медленно нарастать. Человек подхватил под руку тело Аркадия Семеновича и выволок на улицу, прямо перед подъездом стояла грузовая «Газель». Другой сильной рукой распахнул дверь машины и загрузил туда обмякшую массу, заскочил следом, закрыл дверь, вытащил наручники и застегнул сзади руки. Ноги перевязал резиновым жгутом.

   – Если хочешь остаться живым, то заткнись, я только довезу тебя на встречу с одним человеком, а потом отпущу, – быстро проговорил, сильно понизив голос человек.

   Он не стал дожидаться ответа, перевернул беспомощное тело на живот и притянул к ногам руки, привязал их друг к другу, на рот налепил кусок скотча.

   – Сиди тихо и не дергайся, иначе захлебнешься в собственных соплях, – захлопнул за собой дверь, оставил Аркадия Семеновича в полной темноте.

   Машина поехала, дергаясь, периодически останавливаясь. Аркадий Семенович, лежал не шевелясь, дыхание его почти пришло в норму, нос исправно дышал. Он хорошо понял предупреждения человека и старался доехать живым. После получасового пути, так показалось Аркадию Семеновичу, руки и ноги стали отекать и болеть, щеку он периодически менял, но холодный пол газели не давал долго задерживаться на одной стороне. Животный страх и бессилие овладели им, руки стали дрожать, но он старался не зайтись в рыдании, чтобы не задохнутся, разум и страх пытался контролировать раскисшее от жалости к самому себе тело. Наконец газель замерла, двигатель выключили. Человек вышел из машины и открыл дверь к пленнику. Аркадий Семенович приподнял голову пытаясь разглядеть детали, но тот ускользал от взгляда и демонстрировал только темный силуэт и сильные руки. Он натянул на голову Аркадия Семёновича черный мешок, вытащил тело из машины, развязал ноги и отстегнул от них руки, повел по ступенькам вниз. Завел в помещение, похожее на подвал гаража, зажег тусклый свет, пристегнул к цепям в стене руки и ноги, снял мешок с головы и отлепил скотч. Аркадий Семенович увидел перед собой фигуру человека с темным мешком на голове.

   – К тебе сейчас зайдет гость и объяснит цель твоего путешествия, не пытайся кричать, если я услышу твой голос, то изобью и сломаю руку на первый раз – захлопнул за собой дверь, оставив после себя покорного и готового ко всему чиновника районной управы.

   Через совсем короткий промежуток времени перед дверью в подвале зашуршали.

   – Аркадий Семенович, дорогой, вы меня слышите? – заговорил какой-то странный голос за дверью, как будто его пометили внутрь стеклянной банки.

   – Слышу, что здесь происходит, объясните, почему со мной так обращаются…, – голос дрогнул, и чуть было не перешел в рыдание, но он овладел собой, прикусил губу, ожидая ответа.

   – Потерпите, это вынужденная мера, скоро все закончится, обещаю, что через два дня вы вернетесь к жене и опять сможете гулять по воскресеньям со своей любимой внучкой, – продолжил голос из банки, – вам только надо себя вести тихо, слушаться наших указаний, не шуметь и не заставлять моего помощника прибегать к крайним мерам и тогда не пострадает Сонечка, да и жена сможет обнять любимого мужа, вам понятно?

   – Да, – после паузы ответил Аркадий Семенович, – что мне надо делать?

   – Завтра все узнаете, – пропел голос из банки, интонация показалась знакомой Аркадию Семеновичу, – воду и ведро для туалета найдете в углу комнаты.

   Голос замолчал, за дверью зашуршали, загремели вдалеке замки, Аркадий Семенович остался наедине со своим ужасом.

                                  3.

   Время шло медленно, так казалось Аркадию Семеновичу. Он обшарил взглядом свой каземат, длина цепи позволяла отойти от стены на полтора метра. Тусклый свет от замазанной краской наполовину лампочки, позволил разглядеть детали на полу и стенах. Поблагодарил мысленно своих мучителей, что ему вообще оставили освещение. Он был раздавлен, первый час заточения сидел не шелохнувшись, прислушиваясь к любому шуршанию. Страх и ужас сковали все его движения, такая ситуация постигла его впервые, кто-то решил расправится с ним таким жестоким способом. Кто бы это мог быть? И что его ожидает? О смерти не хотелось думать. Он стал вспоминать всех с кем не справедливо обошелся, кого обобрал и обманул, запутал, закормил обещаниями. Множество раз создавал проблемы местным бизнесменам, а за тем его помощник выходил с предложением уладить дела за определенное вознаграждение и жертва как правило, облегченно вздохнув, соглашалась. Он знал всегда меру, не забирал последнее и не разорял бизнесменов. Другое дело когда они сами позже попадали в финансовые тиски и сети расставленные банкирами, да мало ли вообще кем. Таких было не мало, он всех и не помнил, они шли потоком через него. Привычно оценивал каждого, и всегда удавалось получить желаемое. Но чтобы так мог насолить кому-то и представить не мог, что найдется такой недруг у него. Предположил, что это хозяин строительного холдинга, застраивающего город безвкусными «многоэтажками». С ним больше всего пришлось повозиться. Мзду за подписи на инвестиционных контрактах получил сполна, но он не один был, префект получил в три раза больше. Аркадий Семенович, периодически срывался на плачь, горе его не знало границ. Бормотал и пускал слюни, прощался с женой, сыном и внучкой. Пробовал молится, но в Бога он не верил, и поэтому просьба к создателю прозвучала как не внятное: «спаси если ты есть». Он ложился на бок на тряпку, постеленную на цементном полу, свернулся калачиком, дрожал, всхлипывал, бормотал в слух слова и пускал слюни. Спал провалами, а может и вообще не спал, ворочался и кряхтел, иногда вставая размять ноги. Так прошло достаточно времени, может сутки, а может и больше, счет времени давно ускользнул от Аркадия Семеновича.

    За дверью зашуршали и загремели ключами и замком. В подвал вошел его мучитель с темным мешком на голове.

   – Встань и отвернись к стене, – Аркадий Семенович молча исполнил, – твое заточение подходит концу, осталось последнее дело и может валить на все четыре стороны.

   Он натянул мешок на голову Аркадию Семеновичу, ноги и руки отстегнул от стены и сковал сзади наручниками. Повел впереди себя, держа за наручники на руках. Поднялись по ступенькам вверх. Он посадил пленника на стул. Заговорил голос из банки, но теперь он звучал, как будто в рот что-то набрали, так человек пытался остаться неузнанным.

   – Аркадий Семенович, дорогой, остался последний акт этой пьесы. Если хотите и дальше радовать родных своим присутствием, а не заставлять жену ходить по воскресеньям на кладбище, необходимо немного посидеть смирно в одном месте. Это не больно и не страшно, важно не шевелится и сидеть тихо. Согласитесь совсем не большая просьба, чтобы остаться в живых. Предупреждаю, что мой помощник будет всегда рядом, он сможет быстро закончить ваши дни, поверьте опыт у него большой. Сейчас вы оденете памперс, вас напоят, немного покормят, в положении без движения придется находиться около двенадцати часов. Вам понятно?

   – Да, я понял, вы не могли бы пояснить, что меня ждет? Я не понимаю, зачем это надо?

   – Я же говорю, это спектакль, перформанс, слышали о таком? – продолжил не дожидаясь ответа, – посидите там где и положено вам сидеть, давай дорогой начинай.

   Последняя фраза была адресована мучителю Аркадия Семеновича. На кормежку и облачение в памперс, ушло около двадцати минут. Затем ему силой запихали в рот какую-то железку, она не давала закрыть рот и не позволяла произнести не одного слова. Его усадили в сидячее положение, намертво привязали руки и ноги, корпус и привязали широкими ремнями, на шею одели ошейник и прикрутили так чтобы голова не могла двигаться. После этого послышался скрип и закручивание болтов и Аркадий Семенович оказался в полной темноте, скованный и еле дышащий, но живой с надеждой, что мучители не обманут и выпустят на волю.

                                    4.

   Бытовалов нервно расхаживал по галерее. Оделся он в соответствии с важностью момента. Светло коричневый костюм, белая рубашка и неизменный зеленый шарф, небрежно повязанный вокруг шеи, выдавали в нем художника. В скорее, должен появится член Стокгольмского жюри, господин Эдвард Ларсон. Бытовалов вертел головой, покусывал кулаки, повторял в уме заученную речь, он непременно должен произвести впечатление на Ларсона. Его инсталляция должна поразить глубиной мысли, заложенной в нее, свежесть взгляда, его слово это голос российского современного искусства. Он надеялся, что угадал тренды западных мастеров его жанра. Думал, что правильно понимал направление взгляда членов жюри, на что они точно обратят внимание, а что не заметят в любом случае как бы произведение не поражало своим изощренным мастерством и красотой понятной узкому кругу избранных, но если это не в общей повестке всего сообщества, которое включает в себя телевидение, кино, театр, взгляд лидеров общественных мнений на страну, личностей, отдельные процессы политической и общественной жизни, если это выбивается из всего этого сложного потока информации, успеха ему не видать. Его искусство должно органично вписываться в картину мира западного обывателя. Так рассуждал Бытовалов и в общем он был прав. Его инсталляция под названием «Наказание коррупционера» как нельзя лучше дополнит и украсить все пропагандируемые и вдалбливаемые в головы массам населяющим Европу и Америку истины. Он беспрерывно расхаживал по комнатам выставки, иногда останавливаясь перед экспонатами других мастеров, к своей подходить боялся, доверив опекать помощнику, на того была возложена роль палача в его произведении. Полностью раскрыть весь замысел Бытовалов наделся после прихода Ларсона. И вот наконец он увидел как в соседний зал вошел невысокий худой мужчина в темно синем пиджаке, берете и с такой же небрежностью как и у Бытовалова повязанным шарфом желтого цвет. Ларсона сопровождала миниатюрная, как фарфоровая куколка, молодая девушка азиатской наружности. Бытовалов весь напрягся, расплылся в улыбке и двинулся на встречу Ларсону и его девушки. Приблизившись, он произнес:

   – Добрый день, господин Ларсон, разрешите представится, Лев Дмитриевич Бытовалов, – он склонил подбородок на грудь и заискивающе вглядывался в лицо Ларсона.

   Мгновенно защебетала девушка – кукла. Шведский язык она знала в совершенстве, так показалось Бытовалову, скорость и легкость с которой она произнесла фразу не оставили сомнений в правильности этого мнения. Теперь он понял предназначение спутницы Ларсона, она всего-то переводчик. Швед переместил взгляд с девушки на Бытовалова, улыбнулся и протянул вялую костлявую руку для пожатия.

   – Очень рад знакомству, – быстро перевела девушка, голос ее был с легким акцентом, – мне много говорили о вас и вашем творчестве, надеюсь на экспозиции представлена работа достойная вашего таланта, мне сказали, что это что-то из современной действительности России, не могли бы вы пояснить и проводить нас до экспоната, не терпится взглянуть.

   – Да господин Ларсон, это действительно из жизни современной матушки России, – Бытовалов закатил глаза в предвкушении того что предстояло увидеть члену жюри, целый спектакль запланирован и надеялся будет успешно показан зрителям и Ларсону, – эта композиция порок и бич нашей страны, она отражает весь ужас нашей жизни, варварского отношения к государству и мздоимству. Этой работай я хотел продемонстрировать отношение нашего народа к этому явлению, но жестокая кара для этого члена прогнившей системы должна быть осуществлена демократическими методами, позаимствованными от цивилизованных стран Европы. С помощью голосования определиться способ расправы над этим явлением, и он будет в конце дня осуществлен в соответствии с волей народа.

   Ларсон внимательно слушал, одобрительно кивал, а девушка – кукла щебетала над ухом, переводя сказанное. В соседнем зале, по средине комнаты сооружена композиция Бытовалова. Она представляла из себя помост в виде деревянного сооружения для совершения казней, под помостом аккуратно были сложены дрова. На помосте помещался светло – коричневый стул и стол, за которым сидела медная скульптура чиновника. Из спинки поднималась к верху подобие виселицы. Спереди на столе находилось три карточки с голосование, с надписями: повесить, сжечь, помиловать. Каждый мог подойти и оставить свой голос в поддержку метода расправы с коррупционером или проявить сострадание и милость. Охранял композицию человек в одежде палача, с колпаком заостренным сверху и прорезями для глаз. Выглядел он мрачно и зловеще совсем как настоящий палач, что не могло не радовать Бытовалова, его умиляло правильность цветов в костюме палача, а он был один – черный, и стиль облачения так удачно гармонировал с общей картиной инсталляции. В голосовании пока лидировала карточка с надписью сжечь. Сама демократическая процедура проходила довольно просто, человек подходил и мелком ставил галочку или другой понравившийся знак на выбранном способе. После этого палач обновлял цифру рядом. Над сжечь, стояла цифра двадцать четыре, а это выше одного и девяти на соседних карточках. Ларсон остановился притянул руку к подбородку, сделал серьезное лицо и медленно обошел вокруг всю инсталляцию, внимательно осматривая композицию. Бытовалов молча стоял, победно смотрел свысока на Ларсона и не скрывал самодовольства. Когда Ларсон сделал круг, Бытовалов заговорил:

   – Не могли бы вы принять участие в голосовании, какую участь для коррупционеров и способ казни предпочитают члены жюри? – взял в руки мелок и протянул Ларсону.

   Фарфоровая девушка мгновенно все перевела. Ларсон одобрительно кивну и подошел к столу инсталляции, после короткого раздумья поставил закорючку над сжечь, палач обновил цифру на двадцать пять.

   – Очень оригинально, вы знаете Лев Дмитриевич, мир примет ваше произведение, я в этом абсолютно уверен, голосование зависит не только от меня, в жюри еще четыре человека, но я постараюсь правильно осветить акцию, смогу убедить остальных членов не оставить без внимания этот шедевр русского искусства, – он протянул руку и похлопал по плечу Бытовалова, вызвав в нем не скрываемую радость.

   – Спасибо господин Ларсон, но это еще не все, предстоит еще и сама казнь в конце дня, если за нее проголосует народ – он взглянул на часы на руке, – еще пару часов и мы покончим с коррупцией в Российском обществе.

   Они посмотрели друг на друга, слегка поклонились и расплылись в широких улыбках. Бытовалов продолжил:

   – Предлагаю провести оставшиеся до кульминации пару часов в нашем ресторане, где заказан столик и обширное меню русской кухни должно приятно удивить и порадовать нашим гостеприимством. Мой помощник все подготовит и пригласит на завершающий акт этого представления, – он протянул руку приглашая к выходу пару.

   Сам отстал, подошел к палачу и зашипел в его ухо:

   – Как он там, живой? Молча сидит? Это хорошо что ты ему подмешал в питье и уши скотчем заклеил, не зачем ему волноваться, – Бытовалов пододвинулся вплотную к медной голове и сказал, – Аркадий Семенович, дорогой, скоро все закончится, эх жаль ты не слышишь, но сейчас должна решится твоя и моя судьба, как мы все-таки с тобой связаны, и какой я молодец что нашел тебя.

   Ускорился и догнал пару. Ларсон внимательно посмотрел на сияющее лицо Бытовалова:

   – Мне показалось, вы разговариваете со скульптурой?

   – Она для меня как живая, сколько времени провел с ней, душу вложил, оживил, теперь немного жаль расставаться, но искусство требует завершить и поставить точку.

   Через два часа, троица вышла из ресторана и потяжелевшим шагом от обильного стола направилась во двор галерей. Все было готово к заключительному акту. В центр вывезли всю конструкцию со скульптурой. На середину площадки вышел плач и объявил результаты голосования: вердикт вынесший посетителями выставки был беспощаден – сжечь. Сорок восемь голосов убедительная победа против трех помиловать и четырнадцати повесить. Палач попросил отойти от помоста на значительное расстояние зрителей, репортеров с камерами освещавших это весомое в культурной жизни города событие. Обильно полив бензином из канистры дрова под помостом и вообще всю композицию, громко включил гимн России и поджег. Мгновенно вспыхнуло и занялось красными языками пламени, огонь пожирал и окутал обильным алым цветом все вокруг фигуры коррупционера, через десять минут вдруг запахло паленым мясо. Но Бытовалов пояснил присутствующим зрителям, что так было задумано, скульптуру набили просроченной свининой изъятой из местного супермаркета, он поставлял продукцию мимо таможни по коррупционным схемам. Все остались довольны, конец дня удался на славу, коррупция в России побеждена. Так заявил Бытовалов на окончании перформанса.