Ночь была наполнена сиреневой прохладой и почти осязаемым безмолвием. Ветер ласково гладил верхушки кустов вереска и проносился взад и вперед по зеленой траве. Темное небо зажглось лиловыми отблесками, как только взошла желто-оранжевая луна, и бесчисленное количество сверкающих, как кристаллы, звезд засветилось на нем. Посреди всей этой неги и умиротворения, рядом с раскидистыми ветвями старого дуба, стояла не менее старая деревянная скамейка. Но из-за игры света и теней создавалось впечатление, словно она не стоит неподвижно, а плывет в пространстве, как маленький корабль среди глади океанских вод. На головке скамьи, погруженный в философскую задумчивость, сидел филин, и наблюдал за всем происходящим с холодной невозмутимостью. Это сонное умиротворение неожиданно, хотя, скорее, вполне ожидаемо, нарушили неторопливые шаги. Филин не оглянулся, так как прекрасно знал, кто это шагает сквозь темноту ночи, чтобы вдохнуть воздух уходящего августа. Это был он-старый друг и приятель, маг по имени Дубровник. Прозвище свое он получил еще в далекой юности, потому как жил рядом с Дубовой рощей и первые свои зелья варил из желудей и дубовых листьев. С тех пор минуло много лет, и не было уже в помине той Дубовой рощи, да и сам волшебник давно покинул родные земли. Он вздохнул и аккуратно присел на скамью, рядом с филином.
«Ты сегодня припозднился, - сказал Филин, не поворачивая головы и не отрывая взора желтых, как янтарь, глаз от звездного неба, - Знаешь, смотрю я на него, и не могу налюбоваться! Оно такое высокое, но такое близкое, кажется, только перестань держаться за землю, и упадешь в него, как в озеро, и оно покачнется и обнимет тебя своими темными студеными водами.»
«А для меня оно больше похоже на мягкое одеяло, расшитое миллионами самоцветов. Закрываешь глаза, и представляешь, как оно укутывает тебя, и так тепло и так спокойно…», -сказал Маг и улыбнулся своим мыслям в пышные седые усы.
«Но неужели небо, и в правду, вечно?», -спросил Филин, наконец, повернувшись к собеседнику.
«Я, думаю, нет. Всему рано или поздно приходит конец. Оно живое, как и мы с тобой, а, значит, растет, взрослеет, стареет и, в конечном итоге, умрет. Для нас оно так же вечно, как лето для мухи. Для нее оно никогда не заканчивается просто потому, что она все равно перестанет существовать раньше, чем это случится. В этом и есть весь фокус вечности.»
«Но раз оно не вечно, то, должно быть, и не безгранично?», -заметил Филин, важно захлопав крыльями.
«Возможно ты прав, а может и нет..., -после этих слов Дубровник на минуту замолчал и затем тихо продолжил, - А может быть, все эти границы лишь только в нашей голове? Что, если мы сами ограничиваем бесконечность и пространство своими мыслями?»
«Но разве так может быть?» -спросил Филин
«Все может быть, и всякое может случиться. Мы все связаны друг с другом и с необъятным миром, что над нами, мы – его часть, мы из него сделаны. Из его частиц, из его энергии и из его тайн. Он влияет на нас, а мы - влияем на него. Быть может, если мы раскроемся, навстречу, неизвестному и не будем так пугливо зажиматься и отрешаться от всего нового, то сами сможем творить Миры!»
«Ну нет....Не сможем!, - Филин горько усмехнулся, - Ты знаешь людей, Дубровник. Они могут творить великие произведения-музыку, картины, повести...но, в конечном итоге, ни один автор не готов отпустить свое творение, признать его самостоятельным и свободным, признать, что мастер ему не нужен. А мир, он ведь живой, а всему живому нужна свобода.»
«Пожалуй, тут ты прав.» - грустно заметил маг, и в уголках его глаз, где жили озорные морщинки, пробежала тень.
Мимо пролетела ночная бабочка, шумно размахивая крыльями, с которых слетала пыльца, похожая на облако золотистого тумана. Ночь приближалась к середине, и теперь она была пьяняще напоена ароматами ночных цветов, нескошенной травы и уходящего лета. Невозможно до конца передать запах последних летних дней, и неясно, чем таким они пахнут, но, лишь вдохнув этот воздух, сразу понимаешь, завтра осень.
Дубровник поежился, потер озябшие ладони и достал стеклянный сосуд с плотно закупоренной крышкой, обернутый в суровую льняную ткань.
«Я давно ждал этого момента. Прекрасное зрелище!», -восторженно заухал Филин и приготовился наблюдать.
Волшебник медленно откинул ткань с сосуда, и стало видно, как в нем двигается и крутится молочно-белый поток воздуха. Затем он поднял сосуд высоко над головой, встряхнул и откупорил крышку. В ту же минуту из стеклянного плена вырвался холодный ветер, и, взметнувшись вихрем, стал набирать высоту. Все выше и выше и выше, пока не улетел к самым звездам. С земли его уже было не видно. Не было видно, как он, завывая, разгоняя облака холодных сверкающих газов, мчался сквозь пелену светящихся огней. Наступила тишина. Еще более безмолвная, чем была изначально. Все замерло в ожидании, в ожидании чудес. Вообще, самое волшебное в мире время, это то, когда ты ждешь чуда, когда душа переполнена неясным, но приятным волнением. В эти моменты планета перестает вращаться и время останавливается.
«Началось!», - медленно и зачарованно вымолвил Филин, подняв голову к небесам, и в его огромных янтарных глазах блистало отражение невероятного таинства.
Лиловое небо наполнилось миллионами светящихся бриллиантов, стремительно падающих в пустоту ночи, словно дождевыми каплями, стекающими с него, как с ладони. Звездопад. Звездопад последних летних часов. Это, как проводы любви- грусть, которая очищает. Одна, затем еще одна, и еще. Каждая летела по своей неповторимой траектории, словно пытаясь выделиться, чтобы напоследок быть замеченной.
«А что, если ты не будешь делать звездопады?», -спросил Филин у Мага, спустя время.
«Тогда небо переполнится, станет слишком тяжелым и опрокинется на нас. -устало ответил Дубровник, -Ведь, если старые звезды не упадут, то, даже погаснув, останутся там навсегда. А значит, новым места будет все меньше и меньше. И тогда небо умрет еще быстрее.»
«А вдруг, конец наступит завтра?», -спросил Филин, и заморгал часто-часто, чтобы не видно было, что он плачет.
«Нет, не наступит! Наше солнце еще в зените, и когда придет это темное время, нас с тобой давно уже не будет, даже воспоминания о нас превратятся в пыль, что будет задуваться ветром на чей-нибудь подоконник. Для Неба наша жизнь так же скоротечна, как падение этих звезд. Вроде вспыхнула, и уже нет ее. А для нас это- целая жизнь. Так что, не бойся, друг мой, впереди целая вечность.!», -ласково ответил Волшебник и погладил огрубевшей ладонью пернатую голову.
Так они сидели час, или может два. Тихо, не шевелясь, не нарушая красоту момента. Каждый думал о своем. Начинала заниматься алая заря, означающая приближение первого сентябрьского утра. Из-за леса поплыл густой туман, и роса на листьях растений была, как отражение ночного звездопада. Дубровник, хитро улыбнувшись, достал из тканевого рюкзака небольшой термос и две чашки. Дымящийся горячий имбирный чай с малиной, двое старых приятелей, и прохлада осеннего леса....Ну разве не в этом счастье?