Ка-то в местной библиотеке попалась книга Виктора Конова "Епистинья Степанова". Книга из серии "ЖЗЛ" рассказывает о жизни самой обычной крестьянки, родившейся в 19-м веке, умершей в середине 20-го.
Рассказывая про ее жизнь, обязательно указывают, что она похоронила 9 сыновей, погибших во время Вликой Отечественной, за что получила звание "Мать-героиня".
На самом деле все было еще страшнее. У Епистьини было 15 детей, и из этих пятнадцати она похоронила 14. Первенец, четырехлетняя Стеша, обварилась кипятком, девочку обкладывали снегом, и она умерла от скоротечной пневомнии. Родились мертвыми двойняшки-мальчики; умер от свинки пятилетний Гриша; 15-летняя дочь Вера угорела. В живых остались 9 сыновей и дочь. Старшего Сашу расстреляли белогвардейцы. 8 человек не вернулись с фронта, вернулся только один сын, вернулся инвалидом и умер спустя 20 лет от последствий ранений. В живых осталась только дочь Валентина.
Извините за некоторый цинизм, но по мне - это лучшее мотивирующее чтиво. Ноете, что всё плохо, жизнь не удалась, беда-беда? Беда и горе — это когда на детей приходят похоронки, и человек даже не знает, где могилы, чтоб на них поплакать. А остальное - это и на самом деле ерунда, которая пройдет.
Она дни и ночи проводила у калитки. Если видела человека в военной форме, бежала за ним. “Сыночек! — проносилось в ее голове. — А вдруг он не узнал хату, дома давно не был. А хата совсем покосилась, сараюшка завалилась, изгороди нет…” Нет, не сын. И Епистинья снова ждала. Опять не отходила от калитки, вглядываясь в лица прохожих. Ее хата находилась с краю дороги, поэтому у нее часто останавливались уставшие путники. Просили передохнуть. Женщина никому не отказывала. Каждого привечала, кормила. Надеялась, вдруг кто-нибудь принесет весточку о сыне. А еще она много лет приберегала лучшее яблочко, пирожок, в шкафу хранила бутылку водки на случай, если сегодня придет кто-то из ее мальчиков…
У книжки есть один страшный недостаток. Это постоянное эдакое подчеркнутое восхищение автором жизнью " простых крестьян", как они прекрасно жили своей простой жизнью, в глубокой связи с матушкой-природой. Автор, видимо, подразумевает, что сам он страшно "непростой". Вследствие этого от некоторых пассажей просто глаза на лоб лезут. К примеру, вот фраза из главы про послереволюционный период:
"И крестьяне, недавно получившие надел земли, и казаки с увлечением занимались трудом на земле - он вносил в жизнь успокоение, лечил душу".
Конечно, крестьяне занимались трудом на земле исключительно по той причине, что он лечил душу, а не для того, чтобы банально не умереть от голода, потому что других жизненных сценариев у них не было.
Вообще, эти воздыхания о "работе на земле и единении с природой" обычно доносятся от тех, кто крестьянскую жизнь представляет себе исключительно как дачу: часок покопался лениво в грядочке, и потом смело рассуждай со знанием дела о том, как это самое копание в земле лечит душу и успокаивает, попивая чаек на веранде. Моя бабушка по маминой линии родом из небогатой крестьянской семьи с Повольжья. Я помню ее рассказы, как они — трое детей 9-10-11 лет — на себе таскали плуг и боро, вспахивая каменную землю. Как таскали воду в тяжеленных ведрах, как невыносимо тяжело было стирать белье на реке — руками, в ледяной воде. Их мать, моя прабабушка, умерла в 40 лет, с детства измученная непосильным трудом. Про уровень медицины в деревнях все, в общем, представляют, да? А то писать про это даже не хочется. В общем, когда я слышу такие вот вздохи о том, какой пасторальной идиллией была жизнь крестьянства, вздыхающему мне очень хочется зарядить в глаз. С ноги.
Но всё равно — книга стоящая.
Не из-за "красивого слога" автора, а из-за личности той женщины, о ком она написана.