Все знают, что Джонатан Свифт писал только сатиру. Причём абсолютно безжалостную. Запретных тем для него не существовало, он прошёлся буквально по всем общественным институтам, людям как биологическому виду, государству, церквям (всем скопом) и науке. Но почему-то последнее, четвёртое путешествие его самого известного персонажа, Гулливера, порой считают попыткой изобразить некую утопией. Ведь разве общество разумных лошадей гуигнгнмов не идеально?
А ведь на самом деле и эта часть «Путешествий Гулливера» является не меньшей сатирой, доходящей до издевательства, чем первые три. Но на сей раз автор препарирует не что-нибудь, а самую сердцевину европейских представлений о мире, истории и обществе. Свифт в этом «путешествии» убивает своим сатирическим пером общеевропейский идеал. Который на тот момент был заимствован из античных социально-философских трактатов.
Все грамотные европейцы в то время уже много веков зачитывались трудами античных деятелей и философов, принимая за чистую монету все рассуждения о добродетели, благословенной простой крестьянской жизни (из чего возник мертворождённый, но весьма популярный литературный, драматургический и художественный жанр «пастораль») и всезнающих философах, которые эти самые добродетели могли бы воплотить, если бы все прочие люди не были такими неразумными скотами.
И вот Свифт показывает читателю общество, выстроенное в точности по античным лекалам. Гуигнгнмы совершенно добродетельны, пасторальны, скромны. Они не ведут войн, у них нет политики в обычном смысле этого слова. И культуры, выходящей за пределы простого декора, тоже нет. Ведь те же античные философы считали музыкантов, художников и скульпторов людьми вредными, а их творения — разжигающими нездоровые страсти. Свифт наглядно продемонстрировал, что идеальной (в античном понимании) жизнью может жить только скот.
Скот этот показан автором вполне симпатичным. По уровню кавайности гуигнгнмы, конечно, не дотягивают до современных мультяшных разноцветных поней, но на фоне одичавших людей — йеху, смотрятся прямо-таки красавцами. Образ йеху, к слову, весьма непрост. С одной стороны, описывая жизнь этих разумных существ, Свифт доводит сатиру на людское общество до предела. Но при этом сами йеху — ещё и пародия на «естественного человека» (которого потом будет восхвалять Жан Жак Руссо), не обременённого цивилизацией, культурой и фальшивой моралью. Вот он каков, ваш «благородный дикарь» а-натюрель, любуйтесь.
При этом и у гуигнгнмов, как уже было сказано, нет искусства, нет науки, нет сложных общественных институтов. Они живут воистину простой сельской жизнью. Люди так не смогли бы, поскольку у человека, сколь угодно плохого, душа порой жаждет чего-нибудь странного и необычного, иногда даже возвышенного и умного. У гуигнгнмов, поскольку они всего лишь скот, душа ничего такого не жаждет. И совершенное по античным представлениям общество, состоящее из абсолютно добродетельных существ, на практике представляло бы собой деревеньки, населённые разумной домашней скотиной.
Есть ещё одна деталь, прочно привязывающая лошадиную утопию именно к античности. Рабство. Рабами у гуигнгнмов являются йеху, то есть люди. Что вполне логично — йеху дикари, не способные к самоорганизации и какой-либо разумной деятельности. Именно так греки и римляне думали о варварах, в том числе британских, предках Свифта и его читателей. Автор не сомневается, что античная утопия не может существовать без рабского труда. И рабами в нём будут именно люди, по самой своей природе не могущие превратиться в безропотный скот. То есть безалаберным «желающим странного» под властью добродетельных существ уготована роль говорящих орудий, полностью подчинённых тем, кто ничего странного не желает и желать не может.
Надо сказать, что в те времена античные авторы были абсолютным, непререкаемым авторитетом буквально для всех — как церковников, так и свободомыслящих учёных. Споры шли лишь о верной трактовке трудов древних, но не об их коренной ревизии или даже о сколько-нибудь критическом к ним отношении. То, что называли добродетелью Аристотель и Цицерон, считалось именно ею. И вот Свифт наглядно показывает читателю — смотри, как на практике выглядит их добродетель, и чем являются идеальные (с точки зрения античных философов) разумные существа. А также то, какое место занял бы в подобном обществе обычный человек. Увы, тогдашние читатели предпочли вполне очевидную мысль Свифта не заметить. Да и современные читатели последнего путешествия Гулливера от них недалеко ушли.