О современных поэтах пишут редко. Нет былых споров по поводу прочтённого ими в политехническом. И имён их нет на первых страницах топовых сайтов. Властителями дум, младого поколения стала всякая шелупонь. А как Вы хотели? Монетизация культуры, будь она неладна. А следует прислушиваться к ним, тем, кто всю жизнь старается наладить диалог с Богом. Оттого и прозрения их ошеломляют. Но жаль, что лишь после. Пророков наше Отечество не ищет традиционно. То ли по скверности характера, то ли по отсутствию времени на раздумья, потому как все время от какой-то погани отбиваться приходится. Мне причины не найти. А поэты есть! И их надо научиться слушать! "Литературный гурман" начинает знакомить Вас с молодыми поэтами России и с их стихами, которые, возможно, станут классикой! Присылайте и Вы свои стихи на "Литературный гурман", если пишете. Мы расскажем и о Вас!
Знакомство первое.
Егор Сергеев — поэт, лауреат премии Роберта Рождественского. Дебют в 2011 году. Сегодня популярен среди ценителей поэзии во многих уголках России, выпустил книгу «Недопущенное к продаже: стихи». Его стихи переведены на английский, немецкий, французский, финский, чешский языки, опубликованы в России, Финляндии и США.
ЭКЗЮПЕРИ
Научиться
не брать процент, не смотреть назад,
не пугаться трезвости и субботы.
Засыпать, не давясь ничем, и сужать вокзал
до размеров искорки вдалеке.
Господин Антуан де Сент закрывал глаза,
становясь быстрее, чем самолёты.
Стократ быстрее, чем мысль о выходе из пике.
Лететь, не видеть, как пропадает,
как обращается силуэтом
пятна родимого на затылке былая жизнь.
Как часть кавычек, как одинокая запятая -
твоя планета.
Отсюда видно, как относительны верх и низ
и как не жарок экватор, полюс не побелён,
и закат не розов.
Ещё секунду — и дальше в темень, но посмотри:
там кто-то, паром дыша, от холода колпаком
накрывает розу,
и на блокнотном листе — удав со слоном внутри.
2014
****
На заднем сиденье чёрного «Мерседеса»
ты сменишь фамилию,
адрес и номера.
Кино было длинное.
Концовка неинтересная.
Довольно поговорили. Тебе пора.
*
Вторая неделя марта.
Ситуация патовая.
Шарф на шее
затягивается туже.
**
Середина апреля.
Окурок
отскакивает
от лужи.
***
Положение скверное.
Но могло быть и хуже.
В ГРАФЕ О ГРАЖДАНСТВЕ
Я рос в стране
пациентов и эскулапов,
обречённых на симбиоз.
Где полулев-получеловек из гранитных лап достаёт вопрос.
Где жизнь от смерти порой один отличает запах.
Где воет ветер, опережающий стук колёс,
под вечно мчащимся в никуда голубым плацкартным.
Я рос в стране, где никто не знает своих пределов.
Январь заканчивается в марте,
февраль — в апреле.
С Владивостока в Калининград убегать неделю.
Живые контуры школьных карт обнимают Землю,
почти дотронувшись пальцем правой
до пальца левой.
Я рос в стране, где закон суров,
но давно развенчан.
Где добрый труженик чёрта с два получает гордо.
Я рос в стране самых горьких слов,
самых чистых женщин,
которых хочется целовать сгоряча и в бёдра.
Вином и хлебом, густым наливом, живой водой
я рос в стране,
где у мамы чайник стоит, заварен.
И где-то в небе, в далёком небе летит Гагарин.
Летит Гагарин. Такой счастливый.
Такой святой.
ТАЛАНТ НЕ ВПИСЫВАТЬСЯ В КОМПАНИИ
У меня есть талант
не вписываться в компании,
в которых хоть кто-то
видел тебя без грима.
Влюблённость
делает человека сентиментальнее,
делая
уязвимее.
Я не то чтобы аутсайдер и аутист — я скорее свой
для пятерых-шестерых людей, приходящих в гости.
Но из всех языков,
волочащихся за тобой,
мой —
самый острый.
ПРОВИНЦИАЛЬНОЕ
Вышел в город в начале мая.
Вижу ночь, до сих пор не белую.
Тень за мною бредёт, хромая
чёрной толстой подошвой левою.
Свет фонарный прелестен в полночь.
Нежной дымкой дома припудрены.
Месяц — старый предместный сторож
держит финку в кармане внутреннем.
Каждый, кроме него, повинен
в том, что суть у провинций — мёртвая.
В нашем доме в любой квартире
есть, к кому обратиться с: «ё... твою».
Где-то город прибрежен, смугл,
точит кромки камней у пристани.
Где-то «скорая» режет угол
в очной гонке с сердечным приступом.
Время губит идеалистов.
Бьёт скулой об асфальт романтиков.
В сером кубе самоубийца
включит газ, не поставив чайника.
Первый метр даётся с боем.
Дальше — проще. Вернее, помнишь как.
Вера — это когда с собою
всюду носишь два тонких томика.
Дружба — это когда и ночью
есть, куда без звонка и выписки.
Нужно выскоблить в грязный почерк
между рёбер щемящий Лиговский.
Нужно щуриться и стучаться
в души. В чинные окна. Помните:
то, что улица — чай, не Франция —
не причина подохнуть в комнате.