Думаю, ни для кого не секрет, что сегодня в России невозможно производство электронно-вычислительной техники. В этом вопросе наша страна отстала от КНР и США, похоже, навсегда. Безусловно, попытки производить отечественные процессоры регулярно предпринимаются, но, на поверку, они оказываются либо копией зарубежных, либо вообще иностранными. Относительно тех, кто все же старается и хочет, чтобы и у нас было что-то свое, ситуация складывается и вовсе печально — государство попросту уничтожает любые попытки развить свои собственные компьютерные системы. Так, например, по строго формальным причинам за решеткой оказался основатель и генеральный директор одной из надежд отечественной компьютерной отрасли «Т-Платформы» и «Байкал Электроникс» Всеволод Опанасенко. Вмененные ему нарушения действительно имеют место, однако, вместо вдумчивого и взвешенного разбора, российская система правосудия попросту отправила Опанасенко в тюрьму. Так победим? В прочем, ситуация с компьютерной техникой в нашей стране не всегда была столь печальной и некоторое время мы даже лидировали в этой отрасли, а разгром произошел за долго до распада Советского Союза.
Если отбросить многочисленные вычислительные машины далекого прошлого, то первым программируемым компьютером можно считать немецкий Z3. Свой аппарат Конрад Цузе представил в мае 1941-го года и он предназначался для военных целей (конкретно для расчета аэродинамических характеристик самолетов). Так как в работе Z3 использовалось механическое реле, концепция уже на старте считалась тупиковой. А вот американский ЭНИАК, представленный в 1944 году, напротив, открывал новую страницу в истории вычислительной техники — теперь она становилась электронной (впрочем, это первенство оспаривает британский Colossus Mark II). Как и немецкий собрат, ЭНИАК разрабатывался для военных целей — расчета баллистики. Правда к моменту завершения работ война уже заканчивалась и машину перепрофилировали для работы на ядерную программу США. В СССР о необходимости создания собственной ЭВМ для паритета в ядерной гонке поняли не сразу, но, к счастью, под рукой оказался нужный специалист — Сергей Лебедев. Он уже несколько лет увлекался вычислительной техникой и мечтал о создании собственного компьютера. Инициаторами проекта стали физики-ядерщики и Лебедев, наконец, получил должное внимание и финансирования для создания первой советской экспериментальной модели ЭВМ — МЭСМ.
Для разработки отечественного компьютера в 1948 году Лебедеву и его коллегам выделили целое крыло двухэтажного здания бывшего общежития женского монастыря в Феофании. Именно здесь 12 инженеров, 15 техников и монтажниц в течение года разрабатывали схему будущей машины, а затем собирали саму модель. Первые операции МЭСМ смогла начать выполнять уже в 1950-м году, но лишь к концу 1951 года она окончательно прошла испытания и была принята в эксплуатацию. Машина занимала огромную площадь в 60 квадратных метров и производила столько тепла, что для охлаждения пришлось разобрать кровлю. Трудно сказать, был ли использован в работе американский опыт (шпионаж никто не отменял), но на выходе МЭСМ оказалась не только удачной и вполне себе современной, но и оригинальной. Именно на её основе в СССР создается свой собственный суперкомпьютер — БЭСМ. Его испытали уже в 1952 году и он был в состоянии производить до 10000 операций в секунду — невероятное достижение (для сравнения МЭСМ мог осилить всего 50). Следом была введена в эксплуатацию БЭСМ-2, подготовленная для серийного производства и способная совершать до 20000 операций в секунду. Но, что особенно важно, Лебедев был не единственным специалистом в разработке первых советских ЭВМ. Параллельно с ним работали и другие инженеры. Так, свет увидели М-1, «Стрела», «Киев», «Сетунь», «Урал» и другие ЭВМ. В целом, 50-е оказались невероятно урожайны на количество разнообразных компьютерных систем, у которых была одна общая черта — лампы.
Отставание по сравнению с США работ по цифровым вычислительным и управляющим устройствам, ведущихся в СССР, продолжает увеличиваться. Мы отстаём как по количеству машин, так и по их параметрам, мы отстаём также в области технологии и в области применения вычислительных устройств, в частности военных. По моделирующим устройствам отставание меньше… Однако и здесь мы отстаём в области разработки новых принципов и технологии.
Обзор профессора Дмитрия Панова, сотрудника ИТМиВТ, 1955 год.
В 1958 году Джек Килби патентует интегральную схему (она же, микросхема, она же чип), а через два года Джей Ласт создает первый работающий прототип. С этого момента начинается закат громоздких ламповых компьютеров, им на смену приходят транзисторные. В какой-то мере, американцы взяли реванш у СССР за спутник. В США за долго до 1957-го года обсуждали перспективы запуска искусственного спутника, писали статьи, рассуждали на светских раутах, но, как выразился, кажется Артур Кларк: «Пока мы мечтательно болтали о запуске спутника, советы взяли и запустили его в космос». Примерно тоже самое произошло и с транзисторами. Еще в конце 20-х выдающийся изобретатель Олег Лосев вплотную приблизился к созданию первого транзистора, а в 1941-м его коллега Вадим Лашкарев экспериментально открыл p-n переход в закиси меди. Однако, работу в этом направлении вести не стали, похоже, не увидев перспектив. В США же в течение 50-ых продолжали активно «колдовать» над транзисторами и к началу 60-ых получили работающий образец. В СССР спохватились только тогда, когда кремниевые интегральные схемы стали применяться в системах наведения ракет «Минитмен». Стало очевидно, что будущее компьютерной техники за транзисторами и в СССР с присущим ему размахом развернулась работа по созданию своих собственных кремниевых интегральных схем.
Передовым в этой работе был НИИ-35, в последствии более известный, как «Пульсар». В нём еще с конца 50-ых создавали микросхемы на основе германия. Теперь здесь формируется целый отдел интегральных схем ( №5), который возглавляет Борис Малин. В 1961-ом году он в составе делегации посещает США, где знакомится с планарной технологией производства интегральных схем, а по возвращению приступает к воспроизводству микросхем «Texas Instruments». В СССР чип получил название ТС-100. Да, это была копия. Однако, без сомнений, советские специалисты были в состоянии создать собственную микросхему, но на это потребовалось бы больше времени, а отставать от США в этой отрасли СССР не мог себе позволить. Дело дошло до создания целого Министерства электронной промышленности (1965 год) — на столько важной была эта отрасль. Один за другим в СССР стали создаваться НИИ и НПО: Циклон (1961), НИИПМ (1961), Электроника (1964), Альфа (1958), Интеграл (1962), Ангстрем (1963) и многие другие. К середине 1960-х СССР имел собственные наработки во всех важнейших областях вычислительной техники, в чем-то даже опережая американцев. Дело дошло до того, что в 1967 году на Лондонской выставке СССР представил один из первых в истории однопользовательских ЭВМ МИР-1 Виктора Глушкова. Компьютер стал первым и последним купленным у нас американцами (его купила компания IBM ). Одним словом, в 60-ые СССР если и не опережал США, то, как минимум, конкурировал с ним на равных. Но...
В настоящее время положение в области электронной вычислительной техники в нашей стране крайне тяжёлое. Наше отставание от США и других капиталистических стран не только не сокращается, но резко увеличивается. Сейчас в США около 30000 ЭВМ <...> Мы имеем немногим более 1000 ЭВМ, включая устарелые малопроизводительные машины. У нас нет устройств ввода и вывода данных, соответствующих современным требованиям и крайне необходимых для экономических применений ЭВМ.
Из аналитической записки ученого Анатолия Китова Леониду Брежневу о состоянии электронной вычислительной техники. 1967 год.
30 декабря 1967 года выходит постановление ЦК КПСС и Совмина СССР «О развитии производства средств вычислительной техники». Это судьбоносное постановление навсегда закроет для СССР, а после распада и для всех республик Союза перспективу развития собственной компьютерной техники. Предтечей постановления стали планы народно-хозяйственного развития на 1966 год, в которых было предусмотрено создание «комплекса типовых высоконадёжных информационно-вычислительных машин, построенных на единой структурной и микроэлектронной технологической базе и совместимых системах программирования» с условным названием «Ряд». В 1967 году Конструкторским бюро промышленной автоматики был разработан аванпроект, принятый межведомственной комиссией во главе с академиком Анатолием Дородницыным. В частности, он включал в себя создание «Единой системы ЭВМ социалистических стран». Казалось бы, передовой подход, фактически, первый интернет (Виктор Глушков и Анатолий Китов уже подготовили проект ЕГСВЦ, будущий ОГАС и в правительстве его уже рассматривали, как перспективный проект), есть огромная база для реализации, толпа инженеров, ученых, специалистов и, вдруг, замминистра радиопромышленности Михаил Сулим и зам. Главного конструктора ЕС ЭВМ Башир Рамеев, посовещавшись, заявили, что будущее ЭВМ в СССР будет ориентированно на американскую IBM. Фактически, это означало полный отказ от всех научно-технических разработок последних лет и переход к полному копированию западных систем. Предательство? Нет. Недальновидность? Возможно.
Действительно, в СССР производилось огромное количество самых разных компьютеров, шли постоянные эксперименты, дававшие, порой, по настоящему революционные результаты, но все это имело один существенный недостаток — отсутствие стандарта. Если сегодня вы максимум с чем столкнетесь, так это с отсутствием подходящего зарядника (iPhone или Android), то в СССР тех времен едва ли не у каждого компьютера была собственная система, не совместимая ни с какой другой. Хуже того, вся архитектура (логическая структура процессоров, система команд, принцип связи с внешними устройствами и т.д.) отличались кардинально. Теоретически из всего этого бардака можно было бы выбрать что-то одно и сделать на это ставку. Но, во-первых, разработка общего стандарта потребовала бы времени (а я напомню, шел уже 1969 год, уже через несколько лет Интел выпустит свой i8080), а во-вторых, СССР довольно сильно отставал в области ПО - за все время так и не было создано операционной системы. А тут готовая архитектура, отработанная и отлаженная, с рабочим софтом и широкими возможностями для практического применения. Если добавить к этому постепенное потепление в отношениях между капиталистическими и социалистическими странами, выбор становится вполне логичным. К чему тратить время и средства на разработку чего-то, что, возможно, будет работать хуже, если есть готовое решение? Экономически было целесообразнее обратится к уже существующей системе. К тому же в тот момент лицензионное сотрудничество уже было налажено, тот же Автоваз. Вопрос состоял лишь в том, что брать, британский System-4 от ICL или System/360 от IBM ?
С учетом того, что до 80% рынка занимали IBM выбор был очевиден. Именно эту архитектуру и выбрало советское правительство. С этого момента все разработки ЭВМ должны были двигаться в направлении полной совместимости с 360, что, конечно же, вызвало мощнейший «бугурт» со стороны отечественных инженеров. Михаил Сулим и Башир Рамеев уходят со своих постов, Сергей Лебедев откровенно саботирует работу с IBM продолжая создавать свои машины. Следом за Лебедевым в оппозиции оказываются Всеволод Бурцев, Борис Бабаян и Владимир Пентковский. Впрочем, сторонников новой системы оказалось более чем достаточно и уже в 1971 году на свет появляется ЕС ЭВМ — советский аналог System/360 IBM. С этого момента и до конца существования советского союза масштабных попыток создать свой собственный компьютер предприниматься не будет. Как в последствии отметит Борис Бабаян: «после того, как все были согнаны в одно место, творчество кончилось. Нужно было просто угадать, как сделаны западные, в действительности устаревшие, вычислительные машины». На счет устаревания Бабаян, конечно же, лукавил, а вот то, что работа инженеров превратилась в копирование и адаптацию уже готовых образцов — оказалось правдой. Теперь развитие отечественной электронно-вычислительной техники стало полностью зависимо от её развития на западе и не имело шансов на полноценную конкуренцию, не говоря уже о том, чтобы вырваться вперед. Более того, советские системы были обречены на отставание — сначала на западе делали что-то новое, а уже потом СССР копировал и адаптировал это ноу-хау под себя.
Впрочем, одна собственная разработка продолжила свое существование. Упрямый Сергей Лебедев не отказался от идеи развития чисто советской платформы. Его институт точной механики и вычислительной техники продолжил разработку и, уже под руководством Всеволода Бурцева создает собственную систему — Эльбрус. Над проектом так же работают Борис Бабаян и Владимир Пентковский (автор кириллического языка программирования Эль-76). Работы над развитием этой платформы продолжались вплоть до распада Советского союза, но, такого широкого применения, как копии IBM она получить попросту не могла. В 90-х, на фоне всеобщего хаоса, многочисленные инженеры покидают страну, переходя на работу в IBM, Intel и другие западные компании. Примечательно, что именно команда, работавшая над Эльбрусом представляла для Запада особый интерес. В частности, Бабаян первым из европейцев удостоился звания заслуженный инженер-исследователь Intel, а Пентковский руководил разработкой архитектуры Pentium III (существует легенда, что вся линейка процессоров названа в его честь, но это всего лишь легенда) .
Решение России в конце шестидесятых годов разработать в качестве своей следующей национальной серии компьютеров побитно-совместимую копию IBM 360 - величайшая победа Америки в холодной войне!
Эдсгер Дейкстра, в отчете о поездке в Летнюю школу НАТО, Марктобердорф, 11 августа 1975 года.
Увы, история не имеет сослагательного наклонения и сегодня уже невозможно сказать, было ли решение о переходе на архитектуру IBM выстрелом в голову отечественной индустрии электронно-вычислительной техники или высокие умы того времени просчитали бесперспективность дальнейшего противостояния. Возможно, ставка на собственные разработки действительно не сработал бы и, потратив годы и миллиарды долларов, СССР все равно не смог бы создать массовый и конкурентный компьютер. Возможно. Но выбор был сделан.