Сережа лежал, завернувшись в одеяло. Привычная комната постепенно переходила в другое измерение, где не действовали прежние законы, а прежде понятные вещи становились странными, чужими и непредсказуемыми. Он уже был готов к такой трансформации, боялся и в то же время ждал. Так ждут неприятного и неизбежного, чтобы встретиться лицом к лицу - если смотреть опасности прямо в глаза, она как будто сжимается, стыдится и отступает.
На стене над кроватью Сережи висела Феечка. Это была старая елочная игрушка, которая досталась от бабушки. Тоненькие ножки и ручки из папье маше, бледное личико с острым носиком и элфийскими ушками, тонкие крылья из тюля на проволочном каркасе с облетевшей позолотой.. То, что она уцелела за двадцать лет и три переезда, и каждый раз неизменно занимала свое законное место на искусственной елке, уже было чудом. Но было что-то чудесное и в ней самой.. какая-то странная загадка в грустном выражении нежного личика, какая-то смиренная грусть. Сережа на всякий случай вешал подальше от нее всяких драконов, змей и странных снеговиков, чтобы они не причинили ей вреда. Но однажды мама сказала, что с новыми стеклянными игрушками она смотрится тускло, теряется в их сверкающем великолепии и лучше бы ей остаться в коробке. В этот момент Сережа в свои шесть лет осознал, что как будто только и ждал Нового Года ради встречи с Феечкой. Он не мог даже представить себе, что она навсегда останется на пыльных антресолях и выпросил разрешения повесить ее у себя над кроватью вместо настенного календаря.
С тех пор Феечка стала его другом. Он мысленно , а иногда и вслух делился с ней печалями и радостями, вместе встречал наступление темноты и сражался с комнатными монстрами и тенями. Стул, с накинутым покрывалом, становился затаившимся слизнем, а полосатый коврик у двери напоминал свитер Фредди Крюгера, цветок на окне тянулся своими щупальцами Чужого к кровати. Но Сережа уже не мог поддаваться своим страхам, ведь теперь перед ним была ответственность и за Феечку. Он интуитивно чувствовал, что этот параллельный мир не несет настоящей опасности ему, человеку. Ведь он всегда может позвать маму или просто включить свет. Но этот мир был реальной угрозой для его друга, для Феечки, абсолютно беззащитной в этом иррациональном измерении.
Была у Сережи еще одна личная печаль - его злейший враг и задира Генка.. Однажды, в детском саду, пока Сережа спал, Генка засунул кусок пластилина ему в волосы, и Сережу постригли налысо. Не то, чтобы он очень переживал из-за новой прически - он напоминал себе привидение Каспера, и даже гордился этим, но обида на Генку осталась. Потом они оказались в одном классе, и проблем стало еще больше. Генка прятал его портфель, наливал воды в сменную обувь, рисовал карикатуры. Обо всем этом Сережа вел неизменные диалоги перед сном с Феечкой, и ему становилось легче. Он беседовал с ней и получал советы, которые как будто уже знал и раньше.
Так и сегодня перед сном после трудного дня, отогнав кроватных монстров и обсудив, что надо непременно сказать завтра Генке, Сережа с облегчением уснул. Радостным звоном орал будильник. Сережа открыл глаза, светило солнце, все ночные чудища спрятались в укрытиях. Нужно было вставать, вести сына в садик и идти на работу. Феечка сегодня как-то особенно светилась. Прошло уже тридцать лет, как она поселилась над его кроватью. Даже жена не смогла убедить Сережу перевесить ее в другое место.
Выпив кофе и съев наспех бутерброд, Сережа собрал Гришу в садик. Когда садились в машину, раздался звонок по телефону. Звонил начальник. Сережа долго смотрел на экран и наконец снял трубку.
- Да, Геннадий Петрович.. да.. я слушаю… отчеты... да, я помню... квартальные.. и про годовые помню...сейчас же еще утро, я сына в садик везу.. и еще... я тут посовещался... точнее, я сам это решил... Я давно хотел сказать - идите в жопу, Геннадий Петрович! я у вас больше не работаю. До свидания…
Гриша удивленно смотрел на папу. Ведь ему не разрешали говорить слово “жопа”.