Казаки всегда считались глубоко верующими людьми. Постоянное участие в битвах и походах, боевая, неспокойная жизнь, способствовали тому, чтобы вера глубоко укоренилась в душах казаков. От первого крика младенца и до последнего вздоха умирающего, понятия «Бог, вера, грех, страх божий, суд божий», пронизывали все мысли и поступки казаков.
Бога чтили свято! Самые непререкаемые клятвы давались на иконе, снимаемой в казачьем курене со стены. Представления о грехе, греховном образе жизни, конечно, менялись за годы дореволюционного существования станицы Гундоровской в более мягкую, терпимую сторону. Однако во все времена ложь, слетевшая с уст казака, развратный образ жизни, праздность, леность и пьянство были презираемыми явлениями. Воровство среди одностаничников пресекалось строго и сразу, хотя, что интересно, грабёж во вражеском лагере или на вражеской стороне считался явлением доблестным и необходимым. Его в первую очередь оправдывали те, кто был жаден до добычи в жестоких набегах на чужие земли.
Казачья жизнь была весьма нелёгкой. Всё благополучие казачьей семьи, по кирпичику, создавалось непосильным и не признающим усталости и жалоб трудом. А тут ещё на гундоровцев обрушились дополнительные затраты сил, связанные с постоянными переселениями и обустройством на новых местах.
Летопись жизни станицы можно проследить на примере истории церквей, возводимых поселенцами. В «Донских Епархиальных Ведомостях» за 1891 год была приведена подробная церковная летопись юрта станицы Гундоровской:
« На месте второго поселения, то есть в урочище Телятники, народное предание указывает место первого храма на бугорке, недалеко от Осинового колодезя, а построение его относят приблизительно к концу 17 и началу 18 столетия.
В 1749 году жители станицы построили новую церковь во имя Архистратига Михаила, более просторную. 5 июня 1750 года она была освящена. В 1750 году в приходе церкви состояло 106 дворов. Душ мужского пола - 369, женского - 344.
В 1765 году, с переходом станицы на третье место, была перенесена Архангельская церковь. Она была заложена 14 мая 1766 года, с увеличением в длину и ширину, а освящена 2 июня 1767 года.
В 1784 году станице было позволено переселиться на четвёртое место, причём был перенесён храм на новое место и увеличен. Колокольня была из дубового леса. Церковь освящена в то же наименование 2 июня 1786 года.
В 1800 году при этой церкви было приходских дворов 254, в них мужского пола - 1431 и женского пола - 1430. 9 августа 1843 года Архангельская церковь сгорела до основания. Вместо неё, в том же году, сооружён новый храм на кладбище, деревянный, с такой же колокольней, однопрестольный, и освящён он был 13 декабря 1843 года.
В 1861-1863 годах, с переходом станицы на новое место, эта церковь осталась на прежнем месте, а сама станица переименована в хутор Михайловский.
В 1870 году на средства станичного общества церковь «поновлена», перекрыта и была обнесена каменной оградою. На месте настоящего поселения станицы поставлена церковь во имя Успения Божией Матери с приделом Святого Митрофана Воронежского чудотворца… Она каменная, колокольня деревянная. Построена в 1862 году. Архитектура её в византийском стиле. Стоимость постройки – 38 500 рублей, кроме иконостаса, стоящего 10 000 рублей».
Успенский храм в станице Гундоровской заслуживает более подробного описания. Ведь это не только замечательное архитектурное сооружение, но и место, где более полутора веков, не затихая, течёт духовная жизнь станичников. В докладной записке экспедиции войскового хозяйства, присланной из Новочеркасска 25 августа 1859 года, изложено следующее:
«Общество Гундоровской станицы в своем приговоре, составленном 31 августа 1858 года, просило, чтобы строиться на распланированном месте для поселения станицы с правой стороны реки Донца, перед притоком в Донец реки Большая Каменка.
Здесь построена трёхпрестольная большая церковь. На этом же месте, вследствие решения правительства, должна быть поселена и станица, руководствуясь войсковым положением 12 главой, параграфом 409, пунктом 1. Общество просит разрешить, за построение новой каменной церкви, дать станице двухгодовую льготу по призыву на службу».
В то время существовало положение военного совета, высочайше утверждённое 7 февраля 1846 года, по которому Гундоровскую станицу было разрешено перевести на новое место по собственному её желанию, однако без предоставления каких-либо льгот. Но, принимая во внимание, что жители Гундоровской станицы «за перенесение домов и дворов своих на новое место станицы средств не получили, хотя переселение, без дарования льготы, продолжалось более 10 лет, войсковое правление находит справедливым предоставить жителям Гундоровской станицы воспользоваться двухгодичной отсрочкой».
Гундоровское станичное общество, согласно уже упомянутому приговору от 31 августа 1858 года, просило такую льготу предоставить только тем казакам, которые на пополнение церковного капитала внесли по 75 рублей серебром. Это огромные по тем временам деньги, сопоставимые со стоимостью сборов на службу одного казака.
Есть один примечательный факт, касающийся взаимоотношений царской семьи и донского духовенства. В 1852 году российский император Николай I выделил 32 тысячи рублей серебром на постройку каменного храма Успения Божией Матери. До наших дней сохранился резной иконостас гундоровской святыни - один из старейших на Дону. Тонкой резной работы иконостас со святыми вратами, ведущими в рай, чудом уцелел во времена гонений и разрухи. С колокольни храма, в смутные годы прошлого века, сбросили колокола, а иконостас долгое время был засыпан зерном.
Престольный праздник этого храма - день Успения Пресвятой Богородицы (15 августа по старому стилю). С момента начала богослужений в станичной церкви и до середины семидесятых годов Х I Х века священником в ней был Порфирий Качкалда.
Хорошо известно, что, прежде чем поселиться и построить хутор на новом месте, казаки возводили каменную или деревянную церковь, которая по праву считалась самым главным духовным достоянием этого хутора. Церковь играла очень важную роль в жизни казаков. Она была своеобразной, если можно так выразиться, визитной карточкой казачьего селения. Именно по церкви судили о его благосостоянии и богатстве. Церковь, крайне необходимая для необъятной русской души, крестила, женила, лечила, выслушивала жалобы и стоны, примиряла недругов, утешала отчаявшихся, давала надежду на благополучие.
Казаки в походах подвергались смертельной опасности, да и дома, в своих куренях, они постоянно зависели от воли случая. От того, выпадет ли вовремя долгожданный дождь, разольется ли, уничтожая хутора, поля и сады, Северский Донец, придёт ли в виде смурной, иссиня-чёрной тучи, градобитие или же беду пронесёт мимо. Что поделать, если от непредсказуемых в то время факторов, целиком и полностью зависело шаткое благополучие этих, очень трудолюбивых людей. Думается, прежде всего, в этом следует искать корни набожности жителей станицы. Хотя, конечно, имелись и другие, не менее веские причины.
В юрте станицы Гундоровской к началу ХХ века насчитывалось семь церквей. Одна, главная, построенная в самом поселении станицы, - каменная Успенская. В хуторах стояли однопрестольные деревянные церкви с такими же колокольнями. Старейшая из них - Михаило-Архангельская церковь (Архистратига Михаила) в хуторе Михайловском - была отстроена в 1843 году, Кирилло-Мефодьевская в хуторе Сорокин - в 1875 году, Успенская в хуторе Орехов - в 1877 году, Вознесенская в хуторе Аникин - в 1879 году, взамен сгоревшей, Троицкая в хуторе Караичев - также в 1879 году. И одна из самых богатых и красивых церквей возвышалась над Северским Донцом в хуторе Большой Суходол, носила она имя Свято-Георгиевской, построили её в 1885 году.
Казаки постоянно проявляли заботу о храмах. Строились они на средства прихожан. Все нужды церкви решались избранным прихожанами церковно-приходским попечительством, в которое входили священник и наиболее уважаемые казаки. Предметом постоянной заботы верующих являлось убранство церквей. Иконостасы и храмовая роспись заказывались для изготовления лучшим донским мастерам.
Без местного духовенства не обходилось ни одно значительное событие в жизни станицы или хуторов. Был весьма распространён крестный ход - хождение по полям с иконами и хоругвями, особенно по окончании сева. В засуху, по степным дорогам, также пылил крестный ход. Но случалось и так, что вместо ожидаемой дождевой тучи, заходила туча с градом. Однако объяснение всегда было одно: не так молились или, среди идущих в толпе, находились грешники. Ну а кто, скажите, из земных людей не грешен?
Молебны служили Святому Власию - покровителю домашнего скота, Святому Науму - перед началом учения детей и Святому Иоанну - перед выходом казаков на службу. До определенного дня, установленного той же церковью, не разрешалось собирать плоды из общественных садов. А потом, когда такой день наступал, объявлялось благословение священника и каждый пришедший, срывал яблок и груш столько, сколько мог унести с собой.
В архивных документах сохранились подтверждения взаимного уважения казаков и священнослужителей. Слово «поп» считалось неприемлемым и вульгарным, куда чаще произносили почти нежное «батюшка». Церковь была центром духовно-нравственной жизни станицы и хуторов. Она активно выступала против разврата, пьянства, сквернословия, за чистоту нравственных отношений. Порой внушение священника значило куда больше, чем разносы станичного и хуторского начальства.
Приходские священники являлись настоящими подвижниками, совершавшими свой духовный подвиг скромно и незаметно. Во всякое время года, днём и ночью, в любую погоду, священник был готов для служения во имя требопроявлений населения. Хворать святому отцу не пристало, он должен обязательно знать всех живших в приходе, воспитывать их в правилах христианской нравственности. Священники старались постигнуть простейшие медицинские знания и оказывали нуждающимся, кроме духовной, ещё и медицинскую помощь.
Но были и другие виды взаимоотношений, которые даже спустя столько лет вызывают большой интерес. Вот, например, что было изложено в газете «Донские областные ведомости» от 17 октября 1877 года в статье «О положении священников»:
« Жизнь вздорожала, а казачество и крестьянство обеднело. Священнику нужно больше средств для жизни, чем в былое время, а паства, гнетомая неблагоприятными экономическими условиями, старается дать как можно меньше. Отсюда - ряд крайне неприличных столкновений из-за меры хлеба или фунта масла. Отсюда - неприятные сцены, порождающие взаимную неприязнь. Священник не аскет, ему и есть хочется. Он и одет должен быть прилично своему званию и детей обязан воспитывать. У прихожан тоже каждая копейка алтынным гвоздем пришиблена и иной рад бы с радостью послужить батюшке по мере сил, да беда в том, что достатки уж больно плохи».
В качестве действенной меры, автор статьи предлагал установить твёрдое содержание каждого настоятеля прихода в виде определённой, устраивающей прихожан и духовенство суммы. Но этого не было сделано ни тогда, ни позже. Жалования у священнослужителей фактически не было, происходило «собирание доброхотных даяний» и зерном, и птицей, и даже яйцами, а от состоятельного казака священник мог увести с база за налыгач бычка или телочку, либо же угнать овцу. Отпускались ли при этом грехи такого доброго пожертвователя быстрее, чем для других - нам неизвестно.
Нужно отметить, что в каждой церкви вёлся замечательный исторический документ « Метрическая книга для записи родившихся, браком сочетавшихся и умерших». На каждый год заводилась новая книга, которая являлась, как сказали бы сейчас, документом строгой отчётности и от первой до последней страницы была пронумерована, прошнурована и скреплена печатью донской духовной консистории. Ну а как иначе? Родился ребёнок - обязателен обряд крещения, ибо «до крещения в младенце нет души». В церкви освящался брак. Церковь наставляла, что брак - это не только плотский, но и духовно-нравственный союз между мужем и женой на всю жизнь. И если запись о браке производилась в метрической книге станичной или хуторской церкви, то получение записи о разводе производилось только через донскую духовную консисторию. Оформить развод было чрезвычайно сложным делом. Но если супругу всё-таки удавалось получить его, то появлялась, например, такая запись: «Развод дан по причине неисправимо дурного поведения», ниже указывалось, кого конкретно - мужа или жены. Иногда обходились и более деликатной формулировкой: «По причине непреодолимого несходства характеров». С ней, как правило, стороны соглашались охотно и единодушно.
В наше время, когда усилилось стремление ныне живущих восстановить свои генеалогические древа, метрические книги стали основным источником сбора фактов биографий ближних и дальних родственников, особенно если в своей жизни они никуда не выезжали из станицы или хутора. Полистаем одну такую метрическую книгу, заведённую в Вознесенской церкви хутора Аникин, юрта станицы Гундоровской. В разделе «Счёт родившимся» в 1861 году мы увидим две даты, даты рождения и крещения младенцев. Причём между ними счёт идёт на дни. Церкви, в большинстве своём были неотапливаемыми, поставленная у алтаря, крестильная купель быстро охлаждалась и младенец, особенно если он был ослабленным, порой не выживал после того, как его окунали с головой в воду. Тогда сразу вспоминали хорошо знакомое и утешительное: «Бог дал, бог взял!».
Имя новорожденные получали по святцам или в честь святых, упомянутых в священном писании. Так появлялись в степной глуши носящие библейские имена мальчики - Аввакум, Илларион, Лавр, Мефодий, Парамон или Хрисанф и девочки - Алевтина, Варвара, Ева, Глафира или Фаина.
Обязательно указывались звания, имена, отчества и фамилии родителей и какого они вероисповедания, а также звания, имена, отчества и фамилии восприемников (крёстных). По православной вере - это поручитель за веру крещаемого, обязанный наставлять его в правилах христианской жизни.
В графе «Звание» писалось: «из казаков», «из мещан Екатеринославской губернии», «из крестьян». В графе «Рукоприкладство», что означало подписи свидетелей по желанию, мы можем прочитать: «В верности записи свидетельствую». Заканчивалась метрическая запись, как и положено, таким подтверждением: «Совершил таинство крещения священник Фёдор Полонский, с дьяком Дмитрием Богдановым».
Церковь помогала воспитывать патриотизм, возносила молитвы за служивших и в память погибших казаков. Особым почитанием пользовались святые, прославившие себя в боях за христианскую веру, например, святой Георгий Победоносец. Получившие георгиевские награды казаки, пользовались особым покровительством священников.
В церкви принималась присяга на верность государю императору, служились молебны по случаю отправки на действительную службу и, что было не так уж редко, перед отправкой на войну. Торжественным молебном встречал священник своих земляков на пороге храма по их возвращении. На станичном майдане перед Успенским храмом в дни войсковых праздников проводились церковные парады, в которых принимали участие казаки приготовительного разряда, а также второй и третьей очереди. Парад принимал один из старших военных чинов, а за отсутствием таковых, станичный атаман. После окончания церковного парада, почётные лица приглашались на станичную хлеб-соль. Во главе стола, на отовсюду видных местах, восседали старшие воинские начальники, рядом с ними, станичный атаман и обязательно, как особо желанный гость, приглашался настоятель Успенского храма.
Церковь несла в казачьи массы образование и с этим не поспоришь. В отчёте станичного атамана за 1912 год указывалось, что в юрте станицы Гундоровской было 28 церковно-приходских школ. В них учились 1 118 мальчиков и 652 девочки. Окончили в тот год школы 159 мальчиков и 53 девочки. Преподавались в станичных и хуторских школах такие дисциплины: закон божий, чтение церковной и гражданской печати, письмо, начальные сведения по арифметике, церковное пение. Главный предмет в таких школах, конечно, закон божий. Преподавал его настоятель храма, местный священник. Он же зорко следил за тем, чтобы нанятые хуторским обществом учителя не допускали отступлений от церковной трактовки миросозидания и миропонимания. Церковно-приходские школы были четырёхклассными. Но нередко беднейшие казачьи семьи не могли осилить даже небольшую оплату за обучение детей и забирали их после третьего класса. Поэтому среди казаков и была распространена шутка: «Три класса, четвёртый коридор». А родители оправдывались, дескать, читать, писать и считать, отпрыск обучен, а большего в хуторе и не нужно. Ежегодно, в торжественной обстановке, в присутствии родителей и почётных лиц - станичных и хуторских атаманов, местных купцов-попечителей, устраивались в церковных школах публичные экзамены. Всех учеников награждали книгами религиозно-нравственного содержания, иконками и крестиками.
В статье о церковно-приходских школах, помещённой в «Донских областных ведомостях» за 14 апреля 1876 года, проблема образования в казачьих хуторах рассматривается следующим образом:
« В последнее десятилетие физиономия нашего края с каждым годом понемногу меняется. Там, где степная жизнь хуторянина шла тихо и однообразно, и ни у одной отрасли хозяйства не имелось благоприятных условий сбыта, теперь мы видим совсем другое. Многие хутора зажили более полной и шумной жизнью, чем станицы.
Положением войсковым предоставляется каждому хутору, имеющему церковь, ходатайствовать об открытии училища, а войсковое начальство, открывши училища, отпускает из войсковых сумм по 350 рублей в год на жалованье учителю, с тем, чтобы весь остальной расход по содержанию училищного дома, квартира и отопление относилось на счёт общества. Нанять квартиру под училище стоит в хуторе до 40 рублей, отопить можно за 40 рублей, а 20 рублей могут пойти на освещение и канцелярские материалы. Единовременные затраты на постройку классной мебели - 150 рублей».
На выпускном акте 1877 года один из учителей казачьего приходского училища выступил так: «С грустью вспоминаю слова: «На что учить девку? Учить мальчика - дело другое. Ему нужно идти на службу. Всё-таки лучше, если казак грамотный. Грамотным и начальники больше доверяют, да и письмо-то сам напишет, никого не будет просить. Девка, лишь бы знала обед сварить, хлеб испечь, да и другую работу, как в поле, так и в доме».
Но потом, спустя годы, верх взяло благоразумие и девочек стали учить грамоте. В окружной станице Каменской открылось четырёхклассное женское училище, да и в Гундоровской можно было выучить дочерей в начальной школе для девочек.
Нельзя сказать, что прилежание и желание учиться, отличало всех без исключения учеников церковно-приходских школ и училищ. Некоторые старались увильнуть от посещения занятий, но таких быстро разыскивали и, вразумляя разными подручными средствами и наказаниями, возвращали на учебное место. Правда, среди причин неуспеваемости в хуторских школах называлась и такая… Казаки, лишившись дополнительных рабочих рук, забирали детей из школы во время сева и сенокоса, на выпасы скота и прочие полевые работы. Наверное, почти во все времена, одним из врождённых недостатков отечественной системы народного образования было невысокое жалованье учителей и задержки в выдаче этого самого жалованья.
« Донские областные ведомости» во втором номере за 1881 год пытались привлечь внимание общественности к этой проблеме:
« Из-за задержек в оформлении финансовых документов задержка жалованья порой достигала двух месяцев. А чтобы получить жалованье, учителю приходится порой нанять подводу, за которую он должен заплатить пятую часть жалованья. Если под рукой есть лавчонка – «кредитка», то учитель ещё как-то выходит из положения, да и то, за это приходится платить изрядные проценты».
Помимо обязательного обучения казачьих детей письму и грамоте особо увлечённые учителя ещё и проводили различного рода чтения. Один из таких учителей - М. Калмыков - в декабре 1975 года написал в «Донских областных ведомостях» по поводу гундоровских праздничных чтений для народа. В статье говорилось: «…доброе влияние праздничных чтений и бесед не подлежит сомнению. Для простолюдина священник весьма авторитетное лицо и всё доброе, исходящее от него, воспримется надлежащим образом» .
Были у этого полезного дела и учредители, правда, их фамилии в статье не назывались. Зато раскрывалась методика проведения праздничных чтений и перечислялась литература для использования на таких чтениях.
Для изучения пословиц рекомендовался сборник Владимира Ивановича Даля и басни Ивана Андреевича Крылова. « Гроза» Александра Николаевича Островского предлагалась для прочтения в казачьих семействах с целью «растолкования гибельных последствий семейного деспотизма, самодурства, царящего в нашей казачьей семье». Для истолкования сущности суеверий рекомендован был «Бежин луг» Ивана Сергеевича Тургенева. А для возбуждения сострадания к бедным, больным и несчастным - «Несжатая полоса» Николая Алексеевича Некрасова. Учителям особо предписывалось раскрывать образ Плюшкина из «Мертвых душ» Николая Васильевича Гоголя, «дабы показать гнусность порока скупости» .
О том, как жили в хуторах станицы Гундоровской в последней четверти XIX века и какова была роль церкви в жизни казачества, подробно рассказал в своих путевых заметках Семён Филиппович Номикосов. В апреле 1879 года он совершил познавательное путешествие по Донецкому округу Области Войска Донского. Своеобразная «кругосветка», как он называл эту поездку, дала ему прекрасный материал. Проезжая по левому берегу Северского Донца, по хуторам станиц Гундоровская, Митякинская и Луганская, С.Ф. Номикосов отметил, что у жителей этих селений распространённым стал обычай, пришедший с Запада, - устанавливать в честь разных святых покровителей селения каплицы (небольшие деревянные, как правило, резные сооружения с ликами святых). У каждой была своя легенда об избавлении от засухи, падежа скота, моровой язвы и много разных других. В хуторе Большой Суходол была построена каплица с ликом Святого Георгия, в хуторе Михайловском - с ликом Архангела Михаила.
Путешествие по станице Гундоровской С.Ф. Номикосов начал с хутора Караичева, где ночевал в доме цыгана-почтаря. Побывав в церквях хуторов Чеботовка, Караичев и Михайловский, он отметил, что храмы эти очень скромные и построены из дерева. Как опытный краевед, Номикосов в станице Гундоровской сразу обратился к письменным источникам. Основным и самым главным документом, отражающим жизнь станицы на протяжении десятилетий, была, конечно, церковная летопись, бережно и аккуратно хранившаяся у настоятеля Успенского храма. В ней отмечались все события, как тогда говорили, «погодно». К этим вехам гундоровской истории относились необычные явления природы, интересные события в жизни прихода, перемещения местных чиновников и многие другие радости и горести жителей донской станицы.
В доме местного священника Номикосову показали кусок окаменелого дерева, человеческий череп, обнаруженный в одном из курганов и с особой гордостью - зуб мамонта. Интересно, что через четверть века, эти находки уже не фигурировали в отчёте станичного атамана по найденным в юрте станицы древностям. Священнослужители не одобряли раскопок местных курганов. Однако, если во время ливня размывалась какая либо балка, то о находках они узнавали в первую очередь и давали своё толкование каждой.
Настоятели станичного и хуторских храмов в той спокойной и размеренной, дореволюционной жизни были для казачьего населения прежде всего воспитателями. В своих проповедях они громогласно призывали казаков больше думать о душе, нежели о плотских утехах. С появлением обществ борьбы за народную трезвость, они стали призывать к правильному образу жизни, но при этом старались не идти только по пути запретов и ограничений. Правда, свидетельств побед на фронтах борьбы за всеобщую трезвость в станице и хуторах я так и не нашёл. Да и сами священники к числу совершенно непьющих, себя никогда не относили.
Церковь принимала участие в исправлении оступившихся, особенно случайно преступивших закон. В Российском государственном военно-историческом архиве хранится дело по обвинению приказного Петра Минченкова. Служил этот казак-гундоровец в 10-м Донском казачьем полку ещё с довоенного 1911 года. Корпусной суд рассмотрел дело, суть которого состояла в том, что 19 июля 1916 года приказный Пётр Дмитриевич Минченков, из трубаческой команды полка, совершил неосторожное убийство. Трубачи вместе чистили оружие - свои револьверы. Произошел случайный выстрел и был смертельно ранен приказный Герасимов. Открываем последний лист дела. В нём приговор: «…из числа положенных по этой статье наказаний, принимая во внимание раскаяние обвиняемого, суд избрал арест на два месяца и церковное покаяние по распоряжению его духовного начальства».
Вот здесь внимание! Церковное покаяние, по распоряжению этого самого духовного начальства, считалось настолько сильным наказанием, что им можно было даже покрыть великий грех неосторожного убийства близкого товарища и заменить положенное в таких случаях тюремное заключение.
