Нет, я хожу в гости не только к родственникам генералов и маршалов, я иногда и к гвардии лейтенантам хожу:). Когда надо.
Всё началось с поста Леры П., в котором она выложила остроумное СМС деда её супруга. Ржачное. Ну я и пристала, чо да как. А если я пристала, от меня невозможно отвязаться. Михаилу Павловичу 99 лет, он родился в 1921 году. Во время войны был связистом. А меж тем у меня пяток авторских листов не дописан, аккурат про связистов. Даже и не начинала вникать. Всем известно, что один мощный консультант или очевидец заменяет не один десяток книжек. И я вцепилась мёртвой хваткой:
— Тогда я иду к вам!
— А, нуок, — ответила Лера.
— Что брать? — спросила я.
— Бери баян и коньяк! — ответила Лера.
С баяном всё понятно, дело привычное. Не один год я с ним, бывало, развлекала ветеранов на Красной площади. Но коньяк... в алкоголе я совсем не разбираюсь, крепче детского шампанского (читай: лимонад) ничего не употребляю, где продают коньяк, тоже не в курсе. Однако, пошевелив немного мозгами, вспомнила, что видела вывеску «Ароматный мир». Туда и направилась.
— Паспорт! — встретили меня с порога продавцы, подозрительно зыркнув на мои пёстрые рога.
Паспорт я, конечно, не забыла. Знаем мы таких! Мне однажды даже детское шампанское не продали без паспорта!
— Да... ну и возраст... 82-й год... — разочарованно сказали продавцы.
— Ну уж не 1882, а 1982! Не так уж много... — пыталась оправдаться я.
— Что вы хотели купить?
И тут шестерёнки в моей голове закрутились с утроенной скоростью. С возрастом я уже разочаровала, а если ещё начну блеять «То не знаю что», совсем упаду в их глазах. И тут мозг выдал мне спасительное решение! Я уже не первый раз замечаю, как мой текст выручает меня по жизни. Вспомнила, что один немецкий барон в романе (редкостный гад) пил на фронте коньяк. Я вообще очень долго думала, что он пил. Водка и шнапс для слабаков и любителей штампов. Потом мне попалась фотка одного довольно известного фрица с бутылкой в руке. На бутылке была красивая этикетка. Два дня поисков — и тайна раскрыта: французский коньяк «Хеннесси». Я, правда, была совсем не уверена, что не сяду в лужу: вдруг такое нынче уже не продают? Всё равно что попросить какой-нибудь загросский эль (около 3500 года до н.э.). Но другого я всё равно не знала, так что сделала невозмутимую рожу и сказала:
— Дайте коньяк «Хеннесси»!
— А вы в курсе, сколько он стоит? — скептически посмотрела на меня продавщица и принесла бутылку.
— Да-а... — вздохнула я. — 80 лет назад бутылка была другой формы, а вот дизайн похожий. И логотип тот самый...
В этот момент, кажется, продавцы уже не сомневались, что год рождения всё же 1882. И от греха подальше шустро пробили чек.
— Ты чо? Ты чо купила? — ужаснулась почему-то Лера.
— Плевать! Если уж я этот долбаный «Хеннесси» для какого-то фрица не пожалела, чо я, жлобиться что ли буду для гвардии лейтенанта? А ещё с орденом Красной Звезды! Не всё ж баронам коньяк жрать!
(Правда, фрицу достался не настоящий, а виртуальный коньяк).
В общем, притащила я этот «Хеннесси» деду-ветерану, а он, как выяснилось, сроду такого не видел.
— Это что ж такое? — спросил.
Я грю, дескать, коньяк, французский.
— Странный он какой... А вообще жалко. Он закрытый же. У меня тут в шкафчике открытый есть...
— Ну уж нет! — протестовала я (не даром же страдала в чёртовом магазине) — Прямо сейчас и откупорим!
Михаил Павлович внимательно осмотрел пробку и ещё раз выразил удивление. И тут я вспомнила, что я вообще-то алкоголь совсем не употребляю, а внучка Маша сказала, что только с кофе употребит, поэтому ради компании надо как-то выкручиваться. И снова (аллилуйя!) мне на помощь пришёл мой текст.
Не скажу, от кого, но слыхала я такую историю... Чем ближе был Берлин, тем веселее становилось в штабе 1-го Белорусского фронта, которым тогда ещё командовал Рокоссовский. Повод для праздника находился почти каждый день: взяли такой-то населенный пункт, сякой-то... Ну и отмечали. На столе стоял трофейный хрусталь, но пить в штабе было принято из простых солдатских кружек. Чтобы не забывать, чьей кровью доставалась эта победа. Не участвовать во всеобщем ликовании было бы невежливо, а пить каждый день — не лучшее решение для командующего фронтом, поэтому Рокоссовский просил переливать в коньячные бутылки чай. И втихаря пил этот чай вместо алкоголя, делая вид, что разделяет общее веселье.
Короче, с помощью Маши коньяк у меня в рюмке мы подменили чаем. Не знаю, как это удавалось незаметно делать Рокоссовскому, но Михаил Павлович быстро спалил нашу хитрость)). Наверняка и насчёт Рокоссовского люди догадывались, но не признавались:)). А вообще без баяна и коньяка дело пошло бы, конечно, не столь бодро. Хотела бы я знать, чьих рук это дело и кто сообщил деду-ветерану про «настоящего писателя»)). Михаил Павлович поначалу даже стеснялся. «Да вы что?! — в ужасе отмахивалась я. — Да что я могу написать? Разве я что-то знаю? Я так, из пальца высасываю. Это вы всё знаете... а я чисто послушать. И глупые вопросы позадавать».
Что удивительно, Михаил Павлович говорил как по написанному. Я вот по пять раз одно предложение переписываю, а уж говорю совсем с трудом, а он будто сразу на чистовик диктует. И всё-всё помнит. И карты, и фамилии, и даты, и время даже... Я вот не вспомню, что было со мной года три назад, а уж десять и подавно. А он помнит, что было 75 лет назад, как будто оно произошло вчера. Тихий шок.
В общем, мой мир вчера дважды перевернулся, разбился в хлам и начал строиться совсем неожиданным образом. Да-да, лекция по роману была тоже вчера. Я очень люблю это состояние — когда всё летит в тартарары, вдребезги. И вдруг начинает жить отдельной от тебя жизнью, не той, что придумал ты, а другой. И вроде ты не писал этот текст, ты другим его запланировал, а он сгорел и родился из пепла.
В общем, я увидела вдруг совсем другую войну. Без этой всей моей горячо любимой толстоевщины. «Так просто же. Всё гораздо проще, Юля».
Я уже не смогу спросить мёртвых, почему они делали это и то, а вопросов у меня немало, но ещё можно спросить живых, понимающих логику поступков людей того времени. И вот земля безвидна и пуста. И тьма над бездною. Пуста и предельно проста. И нет никакой толстоевщины и гамлетовщины. И вот ты целый год сидел и вытачивал некий сложносочинённый механизм — тут проволочки, тут платы, тут шарикоподшипники, а она (война) вдруг оказалась всего лишь тупым деревянным шаром. Он просто катится где-то между есть и уже нет — и всё.
Вот, например, рассказывает Михаил Павлович про то, как его взводу приказали проложить кабель через минное поле. А минное поле замело снегом по колено.
— Ну я тогда говорю ребятам: «Я иду первым, а остальным идти след в след»! Поняли? Чётко след в след!
— Постойте! Откуда же вы знали, куда идти? Вы же не сапёр... И вот вы стоите перед этим полем — и что? О чём вы думаете?
Я сразу вообразила себе нечто в духе «Быть или не быть», о бренности бытия, «О, поле, поле, кто тебя усеял русскими костями?» и прочее по списку.
— А ничего. Ничего я не думаю, я просто иду и всё. А куда — не знаю, конечно. Это же как повезёт. Ну вот повезло, хорошо, значит. Что там думать? Всё равно мины под сугробами, не видно.
Видимо, ТАМ не бывает «если» и не бывает «потом» и «завтра». Есть только «сейчас», остальное не имеет смысла.
— А я вот каждый месяц отмечаю свой день рождения, — бодро смеялся Михаил Павлович. — Ну а как тут не отмечать? А вдруг завтра уже не отметишь?
Вообще, конечно, сюжеты, которые он рассказал, нарочно выдумать нереально. Выдумать с полпинка можно только скучищу смертную, но банальность — суррогат жизни, а вовсе не она сама. А настоящая жизнь сочиняет так, что большинству читателей это покажется выдумкой.
Всё двухчасовое интервью я пересказывать не стану, фиг вам, а то книжку потом не купите. Но вот ещё из прекрасного:
— Хорошим был человеком генерал Черняховский, матерился много и часто, всегда по делу. Очень культурным был, интеллигентным.
— То есть как? Матерился много — и очень культурным?
— Ха-ха, ну а как иначе? Какой культурный человек не матерится? Ну вот, правда, нашего полковника он наказал за мат по радиосвязи. Полковник немного обиделся, к радио больше близко не подходил, только по телефону матерился.
