Кейт Шопен
Все знали, что у миссис Мэллард больное сердце, поэтому о смерти мужа ей сообщили со всей осторожностью.
О случившемся ей рассказала Жозефина, ее сестра. Она говорила очень туманно, сбивчиво, полунамеками, раскрывая как бы часть правды. Рядом был и друг мужа, Ричардз. Когда пришло известие о железнодорожной катастрофе, он как раз сидел в редакции газеты. Имя Брэнтли Мэлларда значилось первым в числе погибших. Чтобы окончательно удостовериться, Ричардз дождался второй телеграммы и тут же поспешил в дом Мэллардов с трагической вестью, боясь, как бы его не опередил кто‑нибудь другой, менее заботливый и чуткий.
Она приняла печальную новость не так, как многие женщины, — оцепенение от невозможности поверить в тяжелую утрату. Она поверила сразу и разрыдалась на плече у сестры, безудержно, неистово. А когда слезы кончились, сказала, что хочет побыть одна, заперлась в своей комнате и в изнеможении упала в большое, мягкое кресло у открытого окна. Несчастье обескровило ее тело и уже подкрадывалось к душе.
В неогороженном скверике за окном деревья возрождались к новой весенней жизни. После дождя в воздухе веяло приятной свежестью. Внизу, под окнами, уличный торговец зазывал покупателей. Издалека доносились тихие звуки какой‑то песни. На крыше чирикали бесчисленные воробьи.
Тучи грудились к востоку от окна, и тут и там уже проглядывали кусочки синего неба.
Она сидела неподвижно, откинув голову на спинку кресла. Изредка к горлу подкатывал комок, и она всхлипывала, вздрагивая всем телом, как всхлипывает ночью во сне ребенок, наплакавшись за вечер.
Она была молода и хороша собой. Ее спокойное лицо обычно выражало сдержанность, даже силу, но сейчас казалось застывшим. Безучастный взгляд был устремлен вдаль, как будто застрял в клочке синего неба. Мысль остановилась, и пустые глаза не мигая смотрели в одну точку.
К ней подступало какое‑то непонятное чувство, и она со страхом ждала его. Что это? Она не знала. Тонкое, неуловимое чувство, его невозможно было выразить в словах. Но она ясно ощущала его приближение: вот оно крадется к ней, пробирается сквозь синеву неба, сквозь звуки за окном, сквозь запахи и краски весны, заполонившие все вокруг.
Ее дыхание стало глубоким и взволнованным. Она начинала догадываться, какое чувство овладевает ею, и усилием воли пыталась заглушить его в себе, но эти попытки были так же слабы, как и ее тонкие белые руки.
А когда она перестала сопротивляться, из полураскрытых губ вырвалось одно единственное слово. Она тихо повторяла его снова и снова:
— Свободна! Свободна! Свободна!
В пустых глазах мелькнул страх и тотчас исчез. В них проснулась мысль, появился живой блеск. Кровь застучала в висках, разливаясь теплом по всему телу и согревая каждую клетку.
Она не решалась признаться себе в том, что ее переполняет огромная радость, но здравый смысл не позволил ей лицемерить. Конечно, она снова расплачется, когда увидит сложенные на груди добрые, мягкие руки, и закрытые глаза, которые всегда смотрели на нее с любовью, и лицо — серое, окаменевшее, мертвое. Но за горькой минутой она видела долгие — долгие годы, полностью принадлежащие ей. И она распахнула объятья навстречу новой жизни.
Теперь она будет жить только для себя. Никто не станет распоряжаться ее желаниями с тем безрассудным упорством, с которым мужья и жены навязывают супругам собственную волю, считая, что имеют на это полное право. В миг озарения подобное насилие казалось ей настоящим преступлением, даже если совершалось из лучших побуждений.
И все‑таки она любила мужа — временами, но чаще — нет. Да и какое это имеет значение! Что такое любовь, нераскрытая тайна, по сравнению со свободой, которой она жаждала всем своим существом.
— Свободна! Душой и телом! — непрестанно шептала она.
Жозефина стояла на коленях перед закрытой дверью и через замочную скважину умоляла сестру впустить ее:
— Луиза, открой! Ну, прошу тебя! Отопри дверь! Зачем ты изводишь себя! Что ты там делаешь, Луиза? Ради Бога, открой!
— Подите все прочь! Я нисколько не извожу себя!
И она действительно не изводила себя — через открытое окно она вбирала жизненный эликсир.
Ее мысли перенеслись в будущее, уступая место воображению. Весна, лето — все, все теперь принадлежит ей. Она обратилась к Господу с молитвой продлить ей жизнь. А ведь еще вчера она с ужасом думала о том, какая жизнь длинная.
Наконец она встала из кресла, открыла дверь назойливой сестре и вышла из комнаты, словно победоносная Ника. Ее глаза лихорадочно блестели, в них светилось торжество. Обнявшись, сестры спустились по лестнице. Ричардз ждал их внизу.
Вдруг они услышали, как кто‑то открывает снаружи входную дверь. И в комнату вошел никто иной, как Брэнтли Мэллард. Его костюм немного запачкался в дороге, в руках он преспокойно держал саквояж и зонтик. О катастрофе он и слыхом не слыхивал, так как был совсем в другом месте. Он изумленно посмотрел на Жозефину, пронзительно закричавшую при виде его, и на Ричардза, который сделал быстрое движение, чтобы заслонить собой Луизу.
Но не успел.
Врачи установили, что миссис Мэллард умерла от разрыва сердца — не вынесла радости.