Довольно нередко люди, оказавшиеся в истории домашнего насилия в том числе и не предполагают о том, что с ними случается, считается насилием. Тем более нередко это касается ребят, выросших в неблагополучной семье. Жертва имеет возможность быть безусловно ошеломлена и неопределенна в собственных эмоциях, она не понимает, желает ли остаться с партнером-насильником или же расстаться с ним. Она нередко заменяет собственные заключения.Чаще всего она желает продолжать существовать с насильником, но без насилия. Осмыслить, собственно что это вожделение буквально неосуществимо, жертве довольно непросто.
Нередко жертва, доведенная до отчаяния, во всем обвиняет себя, подозревает себя в сумасшествии и всякими способами отыскивает “приемлемые” для себя формы поведения, которые обязаны возвратить ей возлюбленного и любящего человека.
Надеясь на то, собственно что все исправится, поддерживается цикличностью поведения насильника. Как правило в данном цикле начисляется фаза “раскаяния”, когда захватчик нежен, мягок, внимателен и сулит, собственно что ныне “все станет по-другому”.
Есть еще общественные легенды, содействующие слепому принятию обстановок бытового насилия. Они принуждают страдающих членов семьи не произносить ни звука, а близких наблюдателей закрывать глаза на происходящее. Это, к примеру, надлежащие убеждения: “скандал — семейное дело, в которое не стоит вмешиваться”, “детям необходим осозновать, в том числе и в случае если он агрессивен”, “женщина обязана быть гибкой и уметь адаптироваться к всякому супругу, не сумела — сама виновата”, “важно владеть семью, чем какого-либо другого муж-насильник, чем абсолютно ни малейшего мужа”, “мой малыш например ленив и непослушен, собственно что без санкции не имеет возможность неплохо себя вести”, “ребенку нужно жесткое образование, например как жизнь не сахар, и надобно привыкать” и например дальше. Взвесив на внутренних весах эти идиомы “здравого смысла”, человек приходит к заключению терпеть далее. В последнем случае, отделываясь идеей: “Это произошло в конечный один и более не повторится”.
Сталкивается еще:“Он — животное, но я умею быть правильной и в следствие этого обязана испить данную чашу до дна”. Но это уже, быстрее, случай взаимонасилия, где благоверная инициирует супруга на брутальные проделки, что бы вызывать в нем ощущение вины и получать оправдание для личных актов морального насилия. В данной истории “страдающая” сторона, вобщем, не произносить ни звука не станет, а визави, станет как возможно эмоциональнее излагать собственные претензии,что бы получить помощь. Но рвать эти дела ни 1 из сторон не станет».