Горец украл горох. Положил жесткую железную банку в карман мягких трикошек и рассекает по торговому залу орлом гордым. Тетка-мерчендайзер, похожая на эрдельтерьера с вечно грязной и мокрой бороденкой, открыла квадратную пасть и залаяла неожиданно мощно, как сука породы цербер, не меньше.
Выдрав банку гороха из кармана вора с подкладкой вместе, она раскрутила горца спиной к себе, как юлу, хоть он и громовержецки орал, и ощупала. В горах бы обвал случился от такой сцепки вокалистов, ей-богу. Матерной брани, кстати, не припомню.
Помню только, звучали слова «сволочь» и «собака» и восклицательное «Я жрать хочу!» «А я по-твоему не хочу?! Я для этого работаю тут!» Мужчины-сотрудники не особо спешили тетке на помощь. Пришел только кудрявый, золотоволосый двухметровый Никитушка, похожий на сына трехметрового богатыря, огромный, пузатый, в штанах на лямках, и молчал, стоя в сторонке.
Людей было много-премного. Все уныло стояли в кассы, как стукнутые, чуть со склоненными головами, и послушивали, что там делается между рядами. А там, помимо воплей, происходила и возня. Падали товары. Я хотела посмотреть, но ленилась. Какой-то чел жался ко мне сзади в очереди на кассу, и я думала одну ленивую мысль: «Ограбить может». Перед носом у меня возник вдруг наушничек с шипящей оттуда музычкой, это чел мне незнакомый протянул. Я усмехнулась, взяла наушничек, приложила к уху на безмикробном расстоянии, послушала секунды две или две с половиной и отдала обратно.
«Ну?» - требовательно спросил чел.
«Неа», - ответила я.