Два дяденьки передо мной на кассе в «Пятерочке», вонюченькие и пропитые, но только два и в связке, так что фактически это всего лишь один покупатель. Первый дяденька хмурый, второй агрессивный, похожий на сидельца, но щедрый, как барин. Покупает вино в пакете, потом загребает рукой с витрины акционные шоколадки, пять штук, предварительно пересчитав поголовье кассирш, переругивается с хмурым корешом и, настояв на своем, идет одаривать женщин, не расплатившись.
- Муущина, вы не заплатили, мне чек надо закрыть! – несется ему вслед.
- Ща, ща, мне еще сигареты.
За мной еще какие-то дяденьки, не пропитые, в них зреет недовольство и выливается через край в виде шипения и бурчания. Они хватают свое добро с ленты и перестраиваются в другие очереди. А я не могу, потому что передо мной ведь всего два дяденьки и те в сцепке, считай, что один.
Сиделец, одарив пятерых кассирш, возвращается оплачивать покупку.
- С вас пятьсот шестьдесят рублей, - говорит кассирша.
Дяденька роется по карманам и находит тысячу и пятисотку. Тысячу ему жалко отдать, а пятисотки мало, но он кладет ее на блюдце.
- Еще шестьдесят, - говорит кассирша.
- Что-о-о?! – вопрошает агрессивно сиделец.
- С вас еще шестьдесят рублей.
- Что-о?.. А сигареты еще.
Тут из-за дальней, боковой кассы высовывается маленькая, чахленькая голова шестой, незамеченной дарителем, кассирши и громко, обиженно и даже несколько назидательно кричит:
- Мущщина, а я не человек, что ли?!
- О-о… - говорит сиделец, перестает шарить по карманам, делает жест рукой. Перед ним кладут еще одну шоколадку, он хватает и бежит к чахленькой. – Простите, не увидел, не увидел!
Все смеются, чахленькая кассирша и остальные пять, охранник, очередь чахленькой и другие пять очередей.
Сиделец возвращается оплачивать покупку.
- С вас шестьсот двадцать рублей, - говорят ему.
- Что-о?! – вопрошает он и шарит по тощим карманам внутри куртки, где-то подмышками, хлопает себя и по внешним карманам, будто шмонает.
- Шестьсот двадцать рублей.
- А сигареты еще.
Перед ним выкладывают сигареты.
- С вас семьсот тридцать рублей.
- Что-о?! – говорит сиделец.
И я начинаю в голос ржать и даже не замечаю, как он неожиданно быстро расплачивается, но не уходит.
- Спасибо вам, - благодарит кассирша.
- Да я женщин люблю, - отвечает сиделец. – У меня самого четыре дочки.
- Одни дочки?
- Одни дочки, четыре, - отвечает, подкрепляя слова каким-то тотальным жестом.
- Слушайте, - говорю я беззлобно, - может, отпустите уже меня?
И кассирша начинает пробивать мои покупочки, а сиделец и его хмурый кореш с пакетом вина в заскорузлой, клещеподобной красной руке стоят возле кассы, не уходят.
- Эт че за цветы? – спрашивает сиделец, кивая на подарочные экземпляры горшочных растений, выставленные на кассах.
Ему говорят название.
- Что-о?! – спрашивает он.
Ему повторяют название и добавляют какое-то пояснение.
- Что-о?! – опять говорит он.
Бедный человек с отдавленной головой.