Говорят, по поступкам людей судить нужно. Может так оно и есть. Да только, поступки, которые мы видим, и поступки, что человек от наших глаз прячет, совершенно разными могут быть.
Шёл себе Власт тропами, шлёпал по дорогам размокшим, пробирался болотами. Да и вышел к погосту. Прогулялся среди надгробий, поглядел. Вроде и могилы свежие есть, знать селения людские недалеко. Но, дело то, уже к ночи. Нечего в темноте блуждать. Выбрал себе могилку в месте безветренном, да спать на ней улёгся. Свой он тут на погосте, мёртвых ему бояться нечего, не тронут.
И вроде бродит кто-то в ночи, камни надгробные царапает, да подойти не рискует. Ну а коль так, пусть бродит. Спать не мешает, и ладно.
- Эй, паренёк? Ты чего тут удумал, на могилах спать? Жизнь лишняя? – разбудил Власта какой-то мужик, подёргав его за ногу.
Продрал Власт глаза, а тут уже и утро. Смотрит, похороны рядом. Вроде девушку молодую хоронят, в платье невинном.
- Ты, чей будешь? Чего ты тут разлёгся? – бурчит мужик. – Напился, что ли и до дома не добрёл? А ну, вставай. Не оскорбляй людское горе.
- Да что ты, отец. Не пил я. Заблудился в ночи, из сил выбился, вот и пришлось тут на ночевую остаться, у хозяина могилы этой разрешение спросив. Ты лучше скажи, кого хороните?
- Да, чего тут говорить? Любава, дочка единственная Пестимеи, вдовушки кузнеца нашего. Захворала той луной и вот. Да, частое у нас событие это. Мрут девчонки невинные уже который год по деревням. Или мы кого сами прогневали, или хворь какая. Тут погуляй, много таких могил по погосту от разных деревень. Видать, докатилось и до нас зло, знать бы какое. Кто мертвячиху обвиняет, что на гиблом пароме по озеру то тут, то там является. Кто вину вменяет чудищу о четырёх руках, что на той стороне озера кто-то встречал. А есть и те, кто каторжника обвиняет. Две зимы назад девицу снасильничать попытался, изловили его и удавили на берёзке. И вроде, поговаривают, что Мраком чёрным обратился он из-за того, что невиновен был и по наговору на него показали. Да и до него мёрли.
Подошёл Власт к хоронящим, рядом постоять, посочувствовать. Да только чувствует, что в утробе омертвленной жизнь маленькая бьётся. Как огонёк жёлтый сквозь плоть мёртвую мерцает.
- А девка то, и не такая то невинная. – говорит Власт. – Тяжёлая она. Вы бы, перед тем, как хоронить, дитя бы вырезали. А то, народится мертвородком из могилы. А кто их знает, как себя поведёт. Может и зла натворить.
Да как услышал народ такое, зашипел на парня. Мол, чего это он напраслину такую наводит. Любава невинной была. Мать её пуповязницу, бабу Верну приглашала, чтоб та проверила. Не сметь девку порочить.
Отогнали Власта в сторону, и гроб закапывать принялись. Ну, решил парень, что людей лучше и не переубеждать. Уйти решил и не подбивать людей на обиду и злобу в такой печальный день. Да только догнал его мужик тот, что разбудил.
- Послушай, чужак. – окликнул он Власта. – Ты сильно не серчай на людей, всё же горе общее.
- Так, общее, а тебя значит, не касается? – не оборачиваясь, отозвался Власт.
- И меня касается. Разница лишь в том, что про мертвородков я слышал раньше. Дед мой рассказывал байки такие, будто сам с мертвородком встречался. Ох, и злющие твари в облике человека. И ведь, их даже зверь дикий не трогает, брезгует. А всякие твари с погоста и вовсе им не страшны. Как то и подзабыл я уже про эти сказки, да ты напомнил.
- Ну, так, раз сказки, чего ты за мной побежал?
- Да ведь тут как. Кому сказки, а кому и быль. Тут ведь такое дело. После того, как девку схоронят, на третье утро могилка разграблена. Тела нет, только кровь кругом. Будто что-то изнутри вырвалось и съело. Может и впрямь твари эти рождённые в мёртвой плоти? А я вижу, ты разбираешься? Может сечник тебя какой учил?
- Да, скорее дед мне немного науки дал, а дальше сам уж я.
- Слушай, коль правду ты сказал, тебе к старосте нашему надо. Он мужик понятливый. Да ему тоже дела такие мрачные поперёк горла. Если поможешь, вознаградит тебя. Со всей деревни монет соберёт, да вознаградит. Сами мы не справимся. Мужики и караул на погосте держать пытались, да только мертвяки прогнали.
- От чего тебе резон такой о награде моей так переживать? Доли хочешь? – обернулся Власт и посмотрел на мужика.
- Да, какое там? Тут другая печаль. Девки все в одном возрасте заболевают. Как пятнадцать исполняется, так и хворь нападает. А дочь у меня, и ей через три дня в аккурат пятнадцать. Очень я страшусь за неё.
Как похороны закончились, повёл мужик Власта в деревню, перед старостой представил его. Выслушал тот мужика, Власта выслушал, да говорит.
- Коль, правда это, коль сможешь напасть эту побороть, наградим. Три дня тебе дам. Ну а коль напраслину ты навёл, лучше и не возвращайся. Мы тут пустобрёхов не любим. Был тут один, сечником прикидывался. Денег взял за то, что бы лесную бабу изловить, которая детей пугала. Да только оказалось, что и бабы никакой нет. Сам переодевался и детей стращал, что по ягоды ходили. Палками хорошо по спине выхватил, голым по дороге гнали до соседней деревни.
Вышли Власт с мужиком, и только тогда мужик имя своё назвал парню.
- Бранен я. Бывший копейщик с лугов. Тут я зим двадцать уже живу. С тех самых пор, как заказ был на каторжных беглых. Да только почти все наши полегли в этих лесах в первую же ночь глухой тьмы. Твари пожрали и беглых и наших. Я чудом жив остался в болото упав. Поутру выбраться смог и чуть живой до деревни этой добрался. Так и остался тут. Женился. Жаль, жена моя умерла, как Баяну народила. – мужик рукой указал, к какой хате идти и добавил. – Ты уж, парень, если и взаправду в деле этом разбираешься, постарайся. Баяна моя, всё что у меня есть. Если её потеряю, как есть, умом захвораю и на себя руки наложу. А того и гляди, живоедом стану с горя. Буду девок рвать, как уж было несколько зим тому назад на той стороне озера.
Отдохнул Власт в доме Бранена, с дочерью его познакомился. А к вечеру попросил еды ему собрать и на погост отправился, караул держать. На погосте присмотрел местечко такое, чтобы и могилку видно было, и чтобы самому себя не выдавать. Нашёл могилу мирную, старика какого-то. Поклонился, извинился, холмик взрыхлил и одеялом прикрывшись себя в этом холмике землицей присыпал.
Две ночи и два дня в засаде своей недвижимый лежал, как мёртвый. Хорошо в земле могильной, спокойно. Нет тут печали, горя, злобы. Хозяин мирно ушёл к Кондратию, без сожаления, без обиды.
На третью ночь кто-то бродить по погосту начал. Вроде по округе, близко не подходит. И вроде не живой человек. Толи мертвяк какой оживший вышел побродить, толи тварь какая могильная. Начал Власт следить, да не особо глазами в темноте, ещё и из холмика могильного видно, кто там бродит.
Долго тень эта за надгробными камнями пряталась, да как смелости набравшись, рванула к той самой могиле, где девушка захоронена была. Чавканье раздалось, хруст костей.
Выбрался Власт из своего укрытия, подкрался. Смотрит, а там тварь какая-то, ростом чуть больше ребёнка, серая, сутулая. Ножки тоненькие в коленях согнув, над гробом открытым сидит и тонкими пальцами когтистыми плоть мёртвую разрывает и жрёт.
С виду не большой силы тварь, да только, кто же знает, что там на деле. Снял Власт ремень, петлёй через пряжку продел, подкрался. На шею гадости этой накинув, что есть силы, затянул и рванул на себя. Начала тварь биться, вырваться пытаясь, да только быстро присмирела.
Смотрит на Власта глазами жёлтыми, воздух хватает и молит.
- Отпусти. Ничего я тебе не делал худого.
- Да как же я тебя отпущу, если ты девок молодых губишь просто так. А ну, отвечай, кто ты и зачем молодух изводишь? Зачем могилы раскапываешь. – пригрозил кулаком Власт.
- Да не я это! – заскулила тварь.
- Как же не ты, коль на этом самом месте я тебя и поймал за злодейством таким?
- Не я! – повторяет тварь. – Я только ем их. Трупожор я, мертвячинник. Живых я не трогаю. Признаю, мужиков с погоста пугал, страху наводил, чтобы не мешали мне. Не люблю я шум, людей. Я покой люблю. А то, что тела мёртвые пожираю, так это же только польза. Землю не отравляет ядом трупным, да и сами они не восстанут, людей губить не будут. А вот, девичье мясо самое нежное. Если хочешь, я и с тобой поделюсь. От тебя могилой пахнет. Ты же тоже их наших, из тех, кто на погосте ошивается?
- Не надо мне. Сыт я. От чего же ты сразу не грабишь могилу, а только три дня спустя?
- Так, я рад бы и раньше. Да только не подпускает меня страшная баба. Как то схватила меня, когда я рыть пытался, и так о камень приложила, что чуть не помер, хоть и давно не живой я. Велела не трогать до третьей ночи, пока сама не раскопает.
- А ей-то зачем? – удивился Власт.
- Так, а я знаю? Она меня так приложила, что я теперь не подхожу. Но, следил я за ней. Живёт она в чаще. Там, где пауки селятся. Да и не одна там она. – объясняет мертвячинник. – Ты бы ремень ослабил? Отпустил. Честное слово я никому плохого не делал.
- Давай так. – отвечает Власт. – Я тебя убивать не буду. Поверю тебе. Но ты меня проводишь туда, где пауки селятся. И впредь пообещаешь, что могилы раскопанные оставлять не будешь. Что бы все холмики к утру были такими, какими их люди присыпали. Нечего на людей страхи наводить. А то родятся слухи и стелятся, будто тут каторжник какой-то обитает, что во Мрак обратился.
- Слово тебе даю, что больше никогда холмик разорённым не оставлю. И слово даю, что провожу тебя до того места, где пауки селятся. Но, дальше не поведу. Страшно мне. А про каторжника, так это не враньё. Я тот каторжник. Вот облик мой и образ бытия этот, это мне видно наказание, за злодеяния мои. Насильничал я, и сделать с собой ничего не мог. Как девку красивую примечу, так и всё. Но, ты не переживай. Я больше такими делами не занимаюсь. Только вот мёртвых кушаю, чтоб голод утолить. Да и насильничать мне нечем. Всё это отмерло у меня, отсохло. – заверил мертвячинник. Власт глянул чуть ниже, и правда, ничего там нет.
Отпустил Власт ремень, откашлялся трупоед и повёл парня в чащу. Долго шли, да вышли на тропинку, что паутиной затянута была так, вроде специально кто развешивал.
- Дальше я не пойду, боюсь. – говорит мертвячинник. – Впереди та лужайка, куда баба эта ходит. Только будь осторожен. Сдаётся мне, она там не в одиночестве живёт. Слышал я смех и голоса. Уж не знаю, суждено нам свидеться ещё или нет, но обещание я своё сдержу, коль дал. Больше раскопанных могил не оставлю.
Попрощался Власт с трупоедом и осторожно по тропе той пошёл. Идёт, а на него пауки только и падают. Какой и ужалить пытается, но всё больше хотят под одёжу забраться, в уши, рот и нос набиться.
Вышел Власт к опушке, а там хата небольшая и смех девичий. Ближе подошёл, его и приметили. Три девицы молодые. Обступили парня, смеются, в хату приглашают. И как к гостю дорогому относятся, вроде признали его. В хате чистота, красота. Вроде рукодельницы тут знатные живут. Всё в коврах, подушках. Усадили Власта на подушки мягкие и давай его расспрашивать.
- А с каких ты мест? – спрашивает одна.
- А в наши края зачем? – спрашивает вторая.
- Да, погодите вы, кричит третья. Дайте гостю передохнуть. Знать, не просто пришёл, а по делам, к матушке нашей. – отругала сестёр та, что старше была.
- Да, как знать. – отвечает Власт. – Места у вас глухие. Может и к вашей матушке. Госпожа моя отправила меня. Велела союзников в чужих землях отыскать. Но только, союзники ей сильные нужны, а не всякая мелочь. А то вон, на погосте, один мертвячинник полу дохлый бродит.
- А наша матушка тут самая сильная. Попрядуха она. Наверное, слышал о такой?
- Попрядуха? Это не та ли, что у Белой сопки всю деревню за одну ночь вытравила, даже стариков и детей не пожалев? – поинтересовался Власт. И сопку, и деревню и случай тот вот только придумав.
- Да конечно она! Она у нас знаешь какая! – со всей серьёзностью начала рассказывать старшая, да только видно было, что врёт и цену набивает. – Так, а как хозяйку то твою звать, и какое дело у неё, что союзники потребовались?
- Ну, уж тут не серчайте, красавицы. Этого мне говорить не можно. Только матушке вашей и могу сказать, коль решу, что она достойна. Оговорюсь только, что коль в союзники ваша матушка годна окажется, не придётся вам в чаще скрываться больше. Будете среди людишек царевнами. – со всей серьёзностью заявил Власт.
Отбежали девушки и шептаться начали. Да только слухом Власт не обделён, слышит всё.
- Надо его принять хорошо, тогда точно он матушку в союзники примет. – шепчет одна.
- Матушку долго ждать. Не раньше следующей луны. Задержится ли он? А если не будет он её дожидаться? – шепчет другая.
- А мы найдём, чем его удержать. Неужто мы, три красавицы одного парня не удержим? Ему этого времени ещё и мало покажется. – хихикает третья.
Вернулись девушки и давай вокруг гостя виться, как пчёлы вокруг цветка. А может и как паучихи подле жертвы, что в паутине запуталась. И каждая пытается больше угодить, чем две другие. А на колено к Власту присаживаются, и плечи массирую, и едой угощают, вина наливают. Одна его руку себе на бедро положит, вторая грудь пышную в ладонь сунет. И всё каждая намёками спрашивает, больше она Власту нравится, чем остальные, или нет?
Да тут самая младшая, плоскогрудая ещё совсем, возьми и озлись на сестёр.
- Что это вы прелестями своими гостя так завлечь пытаетесь? Думаете то, что прелести у вас эти есть, вы лучше меня? А другим угодить смогу. – к котелку кинулась и миской зачерпнув Власту преподнесла. Зашипели сёстры, мол нельзя, мать не велела. Да только замолчали, как Власт надменно руку поднял. Взял он миску, а там бульон золотистый, наваристый. Залпом миску всю опрокинул и такую силу в себе ощутил, что никогда такой не было.
- А ну, красавицы, признавайтесь, что это за чудо такое. – спрашивает парень. Старшие на младшую со злобой смотрят, а та отскочила, руки в бока упёрла.
- А это, - говорит девушка. – бульон вечной молодости. Изготовить его можно только из младенцев, что в утробе девственницы одну луну растут, и силы жизненные из неё вытягивают. Пока мы его пьём, нам старость не страшна. Вот мне, уже две сотни зим, а я как была юной тринадцатилетней, так и остаюсь. И всегда такой буду. – сказала и взгляды сестёр злобные поймала на себе.
- Да как же невинная девка ребёнком обрюхатиться может на заказ? – спрашивает Власт.
- А тут всё просто. Матушка наша, попрядуха. Она не только мастерица тканых дел, не только над пауками власть имеет. Она ещё и силу имеет, девок невинных брюхатить. – рассказывает младшая.
- А сейчас-то где она?
- В деревне. Среди людей живёт. Да как девке какой возраст нужный подступает, она её и жалит.
- А батюшка ваш где? – спрашивает парень.
- А батюшка у каждой из нас свой был. Но, матушка головы им отгрызла после того, как брюхатая становилась.
- И вы, красавицы, так же умеете?
- Что ты? Мы не попрядухи. Мы от людских мужиков рождены. Настоящая попрядуха только по крови быть может. Вот коль у матушки бы сын родился, и он бы с попрядухой дитя заделал, и то дитя девочкой родилось бы. Вот та девочка попрядухой бы и выросла. А наше дело малое. Мы только мужчин заманивать можем, если матушка захочет ещё нам сестрицу народить. – тут старшие сестрицы младшую за рукав оттянули и опять шептаться.
- Ты чего это все тайны ему ведаешь? Совсем глупая? – шепчет старшая.
- А если он теперь всё знает и матушка ему наша не интересна будет? – шепчет средняя.
- Чего это не интересна? Да мы его так сейчас задобрим, что он не матушку, а нас к своей госпоже поведёт. – говорит младшая.
- Не доверяю я ему. – шепчет средняя. – Вроде не людской породы, но странный. Очень людьми от него пахнет. От такого добра не жди.
- А мы его задобрим, соблазним. Пока матушка не явилась. А там уже она решит, чего с ним делать. Коль не наш он, так голову ему и отгрызёт. А матушке скажем, что в подарок ей молодца завлекли.
Вернулись сёстры к Власту, а тот, вроде и не слышал ничего, вино попивает, на подушках развалившись.
- А скажи, гость любезный. Есть ли имя у тебя? И какого рода ты? – спрашивает старшая.
- Властом меня нарекли. А рода я близкого к вашему, если так подумать. Мертвородок я. В утробе мёртвой вырос и на свет сквозь толщи земли могильной выбрался. Люди меня подобрали да и воспитывали, как своего. До сих пор от запаха избавиться не могу. Верил в людей. Да, спасибо деду моему, что живоедом оказался, глаза на людскую ничтожность открыл. – отвечает парень и небрежно так ещё вина просит, вроде захмелел уже. – А у вас, красавицы, имена есть?
- А не положено нам с сёстрами имён. Мы же из простых, а наречь нас некому. – говорит средняя.
- Вот как. – понимающе кивнул Власт не понимая, о чём вообще толкуют сёстры. – Ну, хозяйка моя не только вознаградит жизнью хорошей, но и именами наречь может тех, кто службу ей, или её подручным, хорошо служит. Если, конечно, вам имена нужны. Вы уж извините, если что не так, молод я. Не все порядки наши знаю.
Засияли глаза у сестёр. Младшая аж подпрыгнула.
- Конечно, нужны нам имена. Всегда мечтали! А мы уж сослужим! – засмеялась младшая. - Видите сестры, я права была. Так что нечего теперь пенять на то, коль меня он выберет.
- Что это тебя? – возмутилась средняя. – Ещё ничего не решено.
- Я старшая! – гордо заявила старшая сестра. – Значит, по праву меня выбрать должен.
- Да тебе четыреста уже скоро. Ты старуха. А я молодая. Как и он! Так что не суйтесь! – закричала младшая.
- Успокойтесь красавицы! – надменно протянул Власт. – Все вы замечательные и все вы мне любы. А после вашего чудесного бульона сил во мне на всех хватит. Вы, главное, сами силы рассчитайте, что бы на утро на ногах твёрдо стоять.
Кинулись сестры парня раздевать, сами раздеваться принялись. Начали ублажать его всячески, да так, что друг друга выпихивают. А он, как царь среди них. Ни одну без внимания не оставил. К полуночи девицы уже без сил были.
Как уснули сестры, встал Власт, нож острый взял, да средней сестре, что на краю спала, по горлу полосонул. Да только та не умерла сразу, а зашипела как паук. Корчиться начала, в старуху обратилась. А потом и вовсе, глаза у неё выпали, а там паучьи за ними.
От возни младшая проснулась, да крик подняла. Власт ей нож в голову всадил, провернул. Сразу замолчала, да только старшая сестра проснулась. Выпустила она лапы паучьи из спины своей, да в бегство бросилась. Дверь выбила и на улицу. Да только нагнал её Власт быстро. Очень уж бульон вечной молодости сил ему прибавил. Да и не только сил. Некая жажда в нём проснулась. Как охотник дичь ловит ради забавы, так и он за паучихой погнался. Нагнал, сверху оседлал и голову отсёк. Упала паучиха, лапы в агонии сжала и замерла.
Смотрят деревенские, а на заре Власт с погоста шагает. Привели его к старосте, парень и рассказал, что среди деревенских искать нужно того, кто девок губит. И пока не найдут, кто это, так и будут девушки умирать. Да только словам этим народ не поверил. Обвинять Власта начали, что денег легких захотел. Что три ночи где-то прятался, а теперь напраслину и придумывает на добрых людей. Вместо того, что бы силу гнилую изгнать, как обещался, слухи пускает, чтоб деревенские друг на друга подозрения имели.
Осерчал люд, кричать начал. Кто-то яблоком кинет гнилым, кто комом грязи. А тут и камень первый прилетел. Чуть голову Власту не разбили.
- А ну, гони его, мужики. – кричит баба Верна. – Знаем мы таких, кто на чужой беде нажиться пытается. Встречали.
Схватил народ палки, и погнал Власта из деревни. Да только до околицы догнали и отстали. Шибко уж быстрым оказался. Вроде сил в нём столько, сколько у десятерых не будет. Побежал так, что пятки засверкали. А отбежав подальше, выругал глупцов, да и поднял пыль по дороге. Пошумели люди, да и разошлись.
Ночь на деревню опустилась. Дочь Бранена уже спать легла, отцу сна лёгкого пожелав. Да только задремать успела, как от сна одёрнул кто её. Лежит, вроде не спит, а сама и с места двинуться не может. Рукой не шелохнуть, нагой не двинуть и на помощь не позвать.
Смотрит, а через окно к ней в опочивальню баба страшная влезает. Вместо рта жвалы паучьи, глаза блюдцами жёлтыми горят, сама сгорбленная. Влезла, встала над девушкой, рубаху с себя скинула. Голая стоит, а от грудей до самого пупа в брюхе у неё пасть раскрывается. Губы толстые, волосатые, и зубы кривые.
А из пасти той язык тонкий, слюнявый высунулся, с жалом на конце. Покрутился, поизвивался и вошёл жалом девушке в живот. Затряслась баба страшная, будто удовольствие непомерное ощутила. Язык втянула, рубаху свою схватила и в окно.
А на утро побежал Бранен по деревне, да весть понёс, что и его дочь, как и остальные, захворала. Лежит, бредит. В горячке вся, в испарине. Хотела баба Верна зайти, да Бранен рукой махнул. И так ясно, чем дело закончится. Нечего дочь умирающую тревожить.
Луну спустя вышел на двор мужик слезами обливаясь, да и узнали все, что дочь его к Кондратию отправилась. Ну, а дальше, как водится, всем миром в последний путь проводили. В гроб девочку уложил мужик, в платье белом, невинном. Платочком лицо накрыл, да и вынесли мужики тот гроб. Хороший гроб Бранен деревщику заказал. Просторный. В такое двое поместятся. До погоста довезли, крышку закрыли, в могилу опустили, погрустили, да и закопали.
- Последняя это смерть такая, на нашу деревню. – странным голосом Бран прошептал. Да так, что некоторые посчитали, будто умом он ослаб. Постояли ещё немного. Бабы, для вида, как водится, поревели. Ну и всё на этом.
А три ночи спустя мертвячинник поодаль притаился и ждал. Видит он, попрядуха по погосту крадётся, в аккурат к свежей могиле, где девочка захоронена. Остановилась, принюхалась и давай руками землю рыть, холмик могильный разбрасывать.
- Ох, запах сильный. Видать крупный уродился. – бормочет старуха. – Дочерей сегодня навещу, полакомимся.
До крышки докопалась, сняла её и не поймёт, чего тут не так. Может впотьмах так кажется, будто в платье белом парень какой-то лежит и от смеха трясётся. Опешила попрядуха, будто глазам своим не поверила. Рукой потянулась, да только парень вилы поднял и в грудину тварь эту прошил.
- Кто ты такой? Как ты посмел? Не жить тебя! – заверещала попрядуха. Руками размахивать начала. Да как Власт чепец похоронный снял, так и узнала. Пуще прежнего вопить начала. – Да тебя же погнали! Сама я видела это! Сама в след камни кидала.
- Может и погнали, да что повертаться мне мешает? Если бы я остался в деревне, ты бы на свет не выползла. А так, договорился я с Браненом сцену разыграть. Ох и талант. Как он месяц убивался, как от лука слёзы лил. – рассказывает Власт, попрядуху из могилы на вилах поднимая.
- Да как же? Я же дочь его отравила. Не жить ей! – продолжает ругаться баба.
- Было такое. Смелая девка оказалась. – смеётся Власт. - Да если бы знал я, как ты их жалишь, я бы порося подложил к ней в постель, на живот. А так, пришлось пострадать девке. Но ты не переживай за неё. Я даже самое маленькое семечко сквозь плоть вижу точно. Дар мне такой достался. Я твою заразу из девки через оставленную ранку жалом твоим и высосал. Здорова она. Останутся дочки твои без бульона вечной молодости. Хотя, что это я, дочек у тебя нет. Позабавился я с ними, да окончил их мучения.
Услыхала это старуха, завыла, лапы паучьи выпустила, платье на себе разорвав. Да и оказался Власт лицом прямо перед брюхом её. А там пасть огромная, с губами волосатыми и зубами кривыми. А из неё язык слюнявый тянется. Да только не успела ничего попрядуха сделать. Лишь раз языком ударить попыталась, да промахнулась. Запрыгнул на неё сзади мертвячинник и давай ей спину когтями рвать. Так, вдвоём, повалили мерзость эту. Власт на горло ей наступил, нож достал и по самую рукоять в глаз всадил.
А тут и мужики подоспели. Бранен собрал тех, у кого дочери померли, да рассказал всё про задуманное. Мертвячинник еле успел в могилу зарыться, что бы незамеченным остаться. Плотно верёвками тело попрядухи связали мужики, на телегу погрузили и в деревню.
Как приехали, подняли всех, от мала до велика. Народ глаза продирает и понять не может, что творится. Власт в платье белом, похоронном, весь в крови. Мужики как не в себе, а на телеге что-то под тряпкой лежит.
Тряпку отбросили, и обомлели. Лежит на телеге голая, да мёртвая баба Верна. Очень уважаемая на всю деревню баба, у которой завсегда и в долг мутной взять можно, и под отработку. Никогда и никого в беде не оставит, всегда участие примет. Последним поделится с нуждающимся. Со всех сторон на хорошем счету она. Никогда за ней худого подмечено не было. Пуповязница знатная, детей и в соседних деревнях принимает. Даже сплетен никогда не распускает. А ведь в деревне живёт уже зим пять, не меньше.
- Что же вы убивцы проклятые натворили? Вы почто Верну закололи? – завопил староста. Да только Верна эта глаз оставшийся открыла, да давай с воплями верёвки рвать, лапы паучьи распускать и пасть на брюхе открывать.
- Да заткнись ты уже! – зашипел на попрядуху Власт и во второй глаз ей нож по самую рукоять всадил.
Быстро костёр сложили, и жечь тварь начали. Жгли до той поры, пока даже кости в прах не рассыпались. До самого утра дрова подносили, и масло подливали. А как закончено всё было, так староста за всех перед Властом извинился, в ноги поклонился и обещанную награду вручил.
Попрощался Власт с людьми, с Браненом, с Баяной, да и пошёл дальше. Мог бы, конечно и остаться, да только, как благодарны люди ему небыли, а всё же дали понять, что не нравится им в соседствах быть с парнем, что три дня в гробу, в могиле может пролежать, как в кровати удобной. Кто его знает, что у него внутри прячется? Может он опаснее той попрядухи окажется.
Если в Чёрном лесу вы впервые, чтоб не заблудиться, воспользуйтесь Путеводителем по Чёрному лесу.
В ЧАТ заходите. Так вы будете своевременно узнавать о новых публикациях.
Подписывайтесь, друзьям и знакомым рассказывайте. Впереди ещё много всего интересного.