Тупым проводником в восторг
Был приведен король Георг,
Но в нации разброд.
А Франклину все громы — вздор,
У Франклина острее взор, острей громоотвод...
Эпиграмма времен Войны за независимость США
Заокеанский мятеж
11 ноября 1774 г. российский посланник в Лондоне А.С. Мусин-Пушкин направил Первоприсутствующему в Коллегии иностранных дел Российской империи графу Н.И. Панину следующее послание: «Сиятельнейший граф, милостивейший государь! Вчера полученные здесь из Америки письма подтверждают доказательнейшим образом сколь твердое, столь и единогласное почти тамошних жителей намерение не повиноваться никаким таким повелениям, кои хотя бы мало клонились к утверждению над ними права здешнего законодательства; формально отказывают они ген. Гендже не только все для войск под командою его самонужнейшие надобности, но и самых простых работников, потребных для строения казарм. Генеральным в Филадельфии конгрессом решено уже не вывозить сюда никаких американских товаров, а здешних тамо не принимать. Город же Бостон, со всех сторон запертый, снабдевать достаточно всем потребным. Сверх же того разные города и провинции собирают для оного добровольные и такие знатные контрибуции, что жители оного могут беспечно довольствовать тем года три сряду. Положение такое справедливо тревожит здешнее правление и тем более, что известны оному все выгоды, кои здешний торг и фабрики получают и от подвозимых сюда из Америки необделанных, и от вывозимых туда здесь обделанных товаров. Тамошний сюда ежегодный вывоз простирается вообще ценою не меньше трех миллионов фунтов стерлингов, между которыми Ново-Йоркская провинция высылает ежегодно на шестьсот тысяч фунтов стерлингов, а Филадельфия — слишком на семьсот тысяч. Всякое вывозу такому прекращение есть ли не вовсе подорвет, то по крайней мере повредит все здешние мануфактуры весьма чувствительно». Далее в письме шла секретная, зашифрованная часть, в которой русский дипломат сообщал, что давние недруги Англии — Франция и Испания — намерены использовать трудности державы-соперницы в своих целях. Заокеанские события самым чувствительным образом затрагивали все стороны европейской политики, и Российской империи предстояло определить собственную позицию.
В годы, предшествовавшие войне за независимость американских колоний, наметился русско-английский союз, направленный против растущего влияния Франции и Австрии. Но союз этот был довольно шатким. В частности, в Петербурге были недовольны позицией, занятой Лондоном во время русско-турецкой войны 1768-1774 гг. и в польском вопросе. Тем не менее, c учетом серьезности русско-французских противоречий, король Георг III в этих сложных обстоятельствах имел некоторые основания рассчитывать на сочувствие и поддержку императрицы Екатерины II. Впрочем, осенью 1774 г., несмотря на ряд неприятных инцидентов, отношения североамериканских колоний с метрополией еще не перешли в стадию открытой войны. Это была скорее демонстрация силы. В Филадельфии пока не оставляли надежду на то, что Лондон примет предъявленные колонистами требования и дело удастся покончить миром. В британской столице не первый год находился уполномоченный представитель интересов американцев посланник Бенджамин Франклин, человек исключительных талантов, снискавший всемирную славу как философ и естествоиспытатель. В ту пору Франклин придерживался мнения, что отделить североамериканские колонии от метрополии — все равно что «отколоть кусок от вазы». Однако мириться с удушающей налоговой и тарифной политикой британского правительства он был не намерен. Спустя полгода после описанных Мусиным-Пушкиным событий за океаном все еще надеялись на примирение. Хотя собравшийся в Филадельфии 10 мая 1775 г. конгресс и принял решение об организации 20-тысячной армии во главе с героем Семилетней войны полковником Вашингтоном, он также направил Георгу III очередную петицию, предлагая пересмотреть позицию относительно налогов. Американцы настаивали на том, что налоги могут быть установлены лишь при участии органов, имеющих в своем составе представителей налогоплательщиков. Король, однако, петицию игнорировал и 23 августа 1775 г. объявил колонии находящимися в состоянии мятежа. Бенджамин Франклин был вынужден спешно и тайно покинуть Англию.
1 сентября 1775 г. английский король обратился к своей союзнице Екатерине II с просьбой оказать сестринскую помощь в борьбе против мятежников. Британскому посланнику были даны инструкции добиваться посылки в Северную Америку 20-тысячного русского корпуса и даже отправлен проект соответствующего договора. Екатерина, однако, была женщина практичная и трезвомыслящая. Она не считала возможным ввязываться в заокеанскую склоку, не уяснив предварительно всех плюсов и минусов этой затеи. Английский король получил вежливый, но твердый отказ. В ответном послании императрица ссылалась на трудности, которые испытывала Россия, только-только умиротворенная после Пугачевского бунта и едва завершившая войну с Турцией. Она также указывала на возможные нежелательные политические последствия «подобного соединения наших сил единственно для усмирения восстания, не поддержанного ни одной из иностранных держав». Последний тезис сохранял актуальность недолго. Американские колонисты пользовались хоть пока и неофициальной, но весьма действенной поддержкой Франции.
Слухи о возможном участии в конфликте России породили немалое беспокойство в Париже. По свидетельству русского посланника при французском дворе князя И.С. Барятинского, в местной печати сообщали об отправке за океан 30 тысяч русских солдат, «во взаимство» чего Англия дает три миллиона фунтов стерлингов. Но французский министр иностранных дел Верженн относился к этим тревожным слухам скептически, полагая, что русские помещики крайне заинтересованы в сохранении собственности и едва ли согласятся спокойно взирать на истребление своих крепостных при улаживании внутренних раздоров в Америке. Этот циничный расчет оказался в общем и целом верным, и в планах английского правительства место русских рекрутов вскоре заняли гессенские наемники. Тем временем во Франции начала свою работу якобы частная фирма «Горталес и компания», возглавляемая знаменитым драматургом Бомарше. Сферой ее деятельности была поставка в мятежные колонии самых разнообразных товаров, включая порох и оружие, — и не вызывает сомнений, что деятельность эта пользовалась пусть негласной, но весьма ощутимой поддержкой государства.
Подвозом боеприпасов дело не ограничилось. Весной 1777 г. русский посланник в Париже Барятинский доносил в Петербург: «Один здешний знатный молодой г-н по имени маркиз де Лафайет, капитан в здешней службе, зять сына фельдмаршала Ноали и племянник по жене здешнему в Лондоне послу, на сих днях испросил позволения ехать в Италию и отправился отсюда в Бордо; оттуда получено известие, что он туда приехал с восемью человеками здешних офицеров, в числе коих один бригадир, человек уже в летах, и что нанял корабль и вооружил, заплатив за все то до пяти тысяч ливров, и отправляются в Америку в намерении вступить в службу воюющих колоний… Отъезжая отсюда, он, Лафайет, домашние свои дела привел в совершеннейший порядок и с собою взял наличными деньгами более ста пятидесяти тысяч ливров и множество ружья и амуниции. Я о сем в. с-ву с такою подробностью доношу по той причине, что сие сделало здесь великую сенсацию в публике и у двора. Все крайне удивляются, что такой молодой человек, будучи в наилучшем здесь положении, взял такую странную партию, но при том делают заключения, что он, быть может, и человек искусный, в рассуждении всего его поведения в сем предприятии и в сохранении секрета. Король сим поступком весьма недоволен; я знаю, что министерство отзывается, что если де Англия возьмет их в полон и поступит с ними со всею строгостью, здешний двор не может сделать никаких домогательств в их пользу». Остается, однако, открытым вопрос — насколько Людовик XVI был искренен в своем гневе. Выходка юного Лафайета если и была несколько несвоевременной, все же не шла полностью вразрез с общим направлением французской политики. 6 февраля 1778 г., менее чем через год после отплытия своевольного маркиза, официальный франко-американский союз был заключен. В следующем 1779 г. Францию — и, соответственно, американских сепаратистов — поддержала Испания. Боевые действия (в основном на море) начались по всему миру.
Что до России, то она продолжала занимать выжидательную, строго нейтральную позицию и не дала втянуть себя в войну даже и после того, как в нее официально вступила Франция. Весной 1779 г. генерал Вашингтон писал генералу Лафайету: «Мы немало обрадованы узнать из достоверного источника, что просьбы и предложения Великобритании русской императрице отвергнуты с презрением». Правда, Россия с готовностью предложила поставлять англичанам стратегически важные товары, ранее в значительном количестве и по дешевым ценам ввозимые в метрополию из североамериканских колоний. В их числе были железо, чугун, древесина, парусное полотно — продукты, необходимые для кораблестроения. Эти поставки приобрели для Англии первостепенную важность в условиях ведения заокеанской войны. Но, как показали скрупулезные исследования, нейтралитет Российской империи простирался весьма далеко, и русские поставщики не отказывали себе в пользе и удовольствии снабжать необходимыми товарами и противную воюющую сторону. Правда, история сохранила имя только одного русского, купеческого сына Ф.В. Каржавина, на свой страх и риск лично доставлявшего порох и оружие в мятежную Америку. Но число французских судов, приходивших в петербургский порт, выросло в 1775 г. почти в пять раз, причем особенно возрос вывоз пеньки — продукта, весьма необходимого для оснастки кораблей. По-видимому, этот товар не задерживался во Франции, а транзитом отправлялся в Северную Америку. Известны также жалобы британских агентов в Санкт-Петербурге на то, что суда под голландским флагом грузились в русской столице пенькой, корабельными мачтами и железом, а в открытом море меняли свой флаг на американский.
Итак, Американская война за независимость, пока она длилась, приносила российским негоциантам немалые выгоды. Но оставался открытым вопрос — как скажется на экономике России завершение этой войны и какого именно завершения следует желать. Заинтересована ли Россия в образовании в Западном полушарии обширного независимого государства или предпочтительнее будет сохранить статус-кво? Этот вопрос активно обсуждался русской политической верхушкой на протяжении всего конфликта и какое-то время после его завершения. Мнения высказывались разные. Так, в декабре 1781 г. русский посланник в Лондоне И.М. Симелин доносил в Петербург: «Самые беспристрастные и наиболее знающие люди убеждены, что независимость Северной Америки породит новый порядок в Европе и вызовет революцию в торговле Севера, подобную той, что пережила Венецианская Республика после открытия пути вокруг мыса Доброй Надежды в Восточную Индию… Ведущие купцы русской компании ожидают эту революцию с чувством горечи и нисколько не сомневаются, что после этой независимости, либо фактической, либо юридической, торговые связи, существовавшие до сих пор между Великобританией и Российской империей, через какие-нибудь несколько лет очень сильно сократятся». Возникают, однако, серьезные сомнения в том, что «знающие» люди, внушавшие Симелину подобный взгляд на вещи, были действительно беспристрастны. В секретном докладе коллегии иностранных дел Екатерине II, составленном летом 1779 г., высказывалась противоположная точка зрения: «Потеря Англией колоний ее на твердой земле не только не вредна, но паче и полезна еще быть может для России в части торговых ее интересов, поскольку со временем из Америки новая беспосредственная отрасль коммерции с Россией открыться и завестись может для получения из первых рук взаимных нужд». Вместе с тем в Российских архивах сохранилась записка, озаглавленная «Меморандум о произведениях Северной Америки, аналогичных продуктам Российской империи». Ее автор высказывал опасения, что получившая независимость Америка очень скоро будет в состоянии поставлять в Южную Европу «все морское снаряжение и все те продукты, которые в настоящее время поступают из России и балтийских стран», и через несколько лет превратится в величайшую торговую державу, главного конкурента Российской империи.
Уже после завершения войны в 1783 г. некто Карл Снелл, ректор гимназии при Домском соборе в Риге, издал труд, озаглавленный «О торговых или купеческих выгодах, происходящих от независимости Соединенных Штатов Северной Америки для Российского государства». В нем говорилось: «Когда видишь, какое изобилие мачтового и строительного леса, пеньки, льна, вара, дегтя и железа имеют американцы, легко прийти к заключению, что продажей этих товаров, на которые Российское государство до сих пор обладало монополией, они нанесут большой ущерб русской торговле». Сам Снелл приходил, однако, к другому заключению. Он считал, что эти товары еще долго будут нужны самим американцам, чья страна после получения независимости начнет развиваться форсированными темпами. К тому же многие из перечисленных американских товаров дороже и хуже аналогичных русских, так что можно рассчитывать на расширение русского экспорта. Это звучало довольно убедительно. Было известно, что прежде, несмотря на наличие собственных месторождений, в североамериканские колонии ввозилось много русского черного металла. Этот товар, в производстве которого Российская империя второй половины XVIII в. была «впереди планеты всей», попадал в Западное полушарие транзитом через Англию. Теперь появлялась возможность избавиться от посредника.
Любовь к электричеству
В числе чиновников, имевших значительное влияние на русскую императрицу в годы Войны за независимость Америки, был князь Дмитрий Алексеевич Голицын, на тот момент посланник в Гааге, личность замечательная во многих отношениях. Екатерина поддерживала с ним постоянную переписку.
Отпрыск одной из знатнейших русских фамилий, Дмитрий Алексеевич начал свою дипломатическую карьеру в последние годы правления императрицы Елизаветы Петровны в качестве сотрудника русского посольства в Париже. В 1863 г., спустя год после восшествия на престол Екатерины II, он был назначен полномочным министром (послом) при французском дворе. Во время службы в Париже Голицыну в основном приходилось заниматься польским вопросом, осложнявшим отношения между Францией и Россией. Но не менее важной стороной его деятельности было укрепление культурных связей между двумя странами. Великолепно образованный, он был желанным гостем в парижских салонах, где собирались знаменитые деятели блестящей эпохи Просвещения. В числе прочего Голицын занимался отбором и приобретением произведений живописи для отправки в Петербург, составив значительную часть коллекции Эрмитажа. Именно он по просьбе императрицы нашел во Франции скульптора, достойного работать над монументом императора Петра Великого, — Этьена Фальконе, создавшего знаменитого «Медного всадника». При посредничестве Голицына русской императрицей было приобретено собрание книг нуждавшегося в деньгах Дени Дидро, а сам он назначен пожизненно ее библиотекарем. Библиотека была переправлена в Россию уже после смерти прославленного французского философа. Когда французские власти вздумали запретить печатание новых томов «Энциклопедии», Екатерина через Голицына вела переговоры о перенесении издания в один из городов России. Интересы Дмитрия Алексеевича отнюдь не ограничивались дипломатией и изящными искусствами. Еще будучи посланником в Париже, он проявлял большой интерес к естественным наукам. Позже, когда вследствие осложнений русско-французских отношений он получил приказ «покинуть Париж без аудиенции» и после краткого пребывания на родине был назначен в Гаагу «полномочным и чрезвычайным министром при Генеральных Штатах Соединенных провинций Нижних Нидерланд», этот интерес перерос в настоящую страсть. В 1776 г. Голицын создал в Гааге свою домашнюю лабораторию для производства физических опытов. Вскоре он собственноручно сконструировал самую большую из существовавших на тот момент электростатическую машину.
Со временем страсть к физике потеснило увлечение минералогией. Выпущенный Голицыным в 1792 г. научный труд, озаглавленный «Трактат, или Сокращенное и методическое описание минералов», выдержал пять изданий. Во время одной из своих поездок по Германии князь обнаружил неизвестный ранее минерал, оказавшийся окисью титана с железом. Ныне его называют рутилом. Как выяснилось в дальнейшем, именно наличие тончайших включений рутила в драгоценных корундах — рубинах и сапфирах — приводит к возникновению в них красивейшего эффекта, называемого астеризмом. На поверхности правильно обработанного камня переливается светлая шестиконечная звезда. До середины XIX в. этот редкий минерал было принято называть галлицинитом. Кроме того, Голицын одним из первых занялся исследованием потухших вулканов Германии, результатом чего стал «Мемуар о некоторых потухших вулканах Германии», предоставленный в феврале 1785 г. брюссельским академикам.
Как видим, таланты и научные интересы Дмитрия Алексеевича Голицына были чрезвычайно многообразны, однако случилось так, что именно в 70-е годы он был более всего увлечен опытами по изучению атмосферного электричества. В своей гаагской лаборатории он производил интереснейшие эксперименты и при этом охотно ассистировал другим ученым и поддерживал переписку со многими выдающимися естествоиспытателями своего времени. Едва ли найдется естествоиспытатель, посетивший в то время Гаагу и не нанесший визит Голицыну. Так обстояло дело в 1776 г., когда после официального объявления американскими колониями своей независимости (4 июля) в Париж прибыл Бенджамин Франклин — добиваться официального признания и поддержки молодого государства со стороны Франции. Эта важная миссия была возложена именно на Франклина потому, что из всех «отцов-основателей» Соединенных Штатов он был наиболее знаменит и уважаем в Старом Свете. Еще в 50-е годы сын бостонского мыловара заслужил всемирную славу благодаря своим работам по исследованию атмосферного электричества. Проведя в своей домашней лаборатории в Филадельфии множество наглядных экспериментов, Франклин разработал теорию электричества, получившую название унитарной теории.
«Электрическая материя, — писал он в 1749 г. Члену Королевской академии Питеру Коллинзу, — состоит из частиц крайне малых, так как они могут пронизывать обычные вещества, такие плотные, как металл, с такой легкостью и свободой, что не испытывают заметного сопротивления». Эти частицы отталкивают друг друга и притягивают частицы «обыкновенной материи». Электрическое вещество лучше всего представить себе в виде некой невесомой жидкости, беспрепятственно перетекающей внутри тел. Избыток электрической жидкости, или флюида, в теле по сравнению с нормальным ее содержанием делает тело заряженным положительно, а недостаток — отрицательно. Избыток флюида обволакивает поверхность положительно заряженных тел, образуя «электрическую атмосферу» и заставляя такие тела взаимно отталкиваться. К сожалению, теория Франклина не давала удовлетворительного объяснения причин, по которым отталкивают друг друга отрицательно заряженные тела. Зато американский ученый впервые предложил обозначение положительного и отрицательного заряда и ввел само понятие электрического тока (потока малых электрических частиц).
Будучи человеком практического склада, Франклин сетовал в одном из писем Питеру Коллинзу: «Все же немного досадно, что мы все еще не смогли добиться ничего полезного для людей в этой области». Это письмо, написанное тогда, когда ученый делал лишь первые шаги в своих исследованиях, очень быстро потеряло свою актуальность. Уже в начале 50-х Франклину удалось доказать электрическую природу молнии и обосновать идею устройства громоотвода. Событие имело огромный резонанс. «Внезапно чудный слух по всем странам течет, что от громовых стрел опасности уж нет!» — писал Михайло Васильевич Ломоносов в 1752 г. в знаменитом «Слове о пользе стекла». Впрочем, вопрос о допустимости применения громоотвода еще долго оставался дискуссионным. В научных и не очень кругах упорно держалось мнение, что, будучи установленным на крыше дома, это устройство может притянуть молнию к соседним зданиям. Поселившийся в не столь уж далеком Париже корифей в области электричества Бенджамин Франклин, безусловно, был большим искушением для обосновавшегося в Гааге естествоиспытателя Дмитрия Алексеевича Голицына. И последний этому искушению поддался.
Окончание следует.