Кто смотрел зарубежные сериалы о юристах, наверное знают, что в странах с системой прецедентного права (например Великобритания, США, Канада, Австралии), за сокрытие доказательств сторона может быть наказана, при этом наказание может быть вплоть до отказа в иске или наоборот его удовлетворение, если доказательства скрывает ответчик.
В нашем праве такой принцип не получил существенного развития (за исключением принципа эстоппеля), сокрытие доказательств частое явление в российских судах.
Но Верховный Суд в Определении от 11 марта 2021 по делу № А65-6755/2017 сделал существенный шаг в формировании подобного принципа.
В рамках указанного дела оспаривалось соглашение оригинал которого отсутствовал у истца. Ответчик отрицал факт существования такого соглашения, оригинал не представлял. Эти обстоятельства привели к отказу в удовлетворении требований истца.
В другом же деле, ответчик наоборот представил оригинал соглашения, что привело вновь к отказу в исковых требованиях истца.
Такое поведение ответчика побудило истца обратиться с заявлением о пересмотре дела об оспаривании соглашения. Суды трех инстанции в этом отказали, дело дошло до Верховного Суда.
Верховный Суд сформулировал следующую правовую позицию:
В связи с этим, приняв возражения общества, суды сосредоточили свое внимание на ошибочном предмете (знали истцы о существовании соглашения или нет). В действительности же перед судами встал вопрос о том, может ли недобросовестное поведение одной из сторон спора, заключающееся в сокрытии ключевых для дела доказательств (что впоследствии подтверждено в рамках иного спора), являться основанием для пересмотра судебного акта и квалифицироваться в качестве вновь открывшегося обстоятельства.
Разрешая данный вопрос, судебная коллегия исходит из следующего. Институт пересмотра судебных актов по новым или вновь открывшимся обстоятельствам является чрезвычайным средством возобновления производства по делу и необходим для того, чтобы прекратить существование объективно ошибочных судебных актов в ситуации, когда об обстоятельствах, позволяющих сделать вывод о допущенной ошибке, стало известно после вынесения этих судебных актов.
Ограничение применения данного института вытекает из необходимости соблюдения принципа правовой определенности, в том числе признания законной силы судебных решений, их неопровержимости. Таким образом, при определении критериев пересмотра должен быть соблюден баланс между принципом правовой определенности, с одной стороны, и недопустимостью существования объективно ошибочных решений, с другой.
Судебная коллегия исходит из того, что принцип правовой определенности не может защищать сторону, действовавшую недобросовестно и умышленно создавшую видимость отсутствия ключевых доказательств, которые имели решающее значение для дела и могли позволить полноценно провести судебное разбирательство.
При рассмотрении спора по существу определением от 22.03.2018 суд истребовал оригинал соглашения у ответчика, однако ответчик скрыл от суда это соглашение, впоследствии представив его во второе дело о взыскании долга. Таким образом, в отношении вопроса о существовании соглашения ответчик вел себя противоречиво и непоследовательно, преследуя исключительно собственную выгоду в каждом конкретном деле, что свидетельствует о его недобросовестности.
По мнению судебной коллегии, в подобной ситуации представление ответчиком во второе дело оригинала соглашения о расторжении открывало для его процессуальных оппонентов возможность ревизии результатов первого дела, при этом ответчик не имел права возражать против процедуры пересмотра, ссылаясь на принцип правовой определенности, поскольку сам действовал недобросовестно, утаив от суда ключевые доказательства.
В результате факт сокрытия доказательств ответчиком привёл к пересмотру дела по существу.