Моя мама из тех, кого в педагогике называют "старая гвардия". Несмотря на мерцательную аритмию, диабет и гипертонию, она почти не бывала на больничном, выходила на замены и, конечно, работала не за страх, а за совесть. Хотя в её 71 можно было воспользоваться правом взять больничный лист, как это сделали некоторые учителя старше 65, и не работать во втором полугодии 2020 года, она написала отказ и преподавала в привычном нам режиме, дорабатывая пробелы в знаниях ребят с прошлого года, когда все мы столкнулись с дистанционным образованием.
8 марта мама позвонила по скайпу своей давней подруге, тоже учительнице, которая уже перестала работать, что вполне понятно, ведь ей за 80. Из беседы выяснилось, что её бывшая коллега почти месяц провела в стенах своего дома, потому что болела ковидом.
- Так береглась, никуда не ходила - и на тебе! Заболела ковидом, не выходя из дома. Подруга принесла заразу. Она в больнице работает.
Поохав, они основательно перебрали симптомы и относительно благополучный исход болезни, если учесть, сколько маминой подруге лет.
Два дня назад, придя с работы, мама прилегла отдохнуть, а после пожаловалась на то, что упала из-за головокружения. Не на шутку встревожившись, я принесла глюкометр и тонометр. Сахар мы намерили - 16. В принципе, ничего, у мамы бывало и выше. А вот с давлением какая-то белиберда началась. Тонометр набирал воздух, начинал было измерять давление, но сбрасывал показания и вновь начинал набирать воздух. Один раз он всё-таки показал такие цифры, но я им просто не поверила: 195 на 115, пульс 84 удара в секунду. Однако некоторые странности в мамином поведении меня смутили: она не заметила, что манжета уже надета ей на плечо. Я дала ей рассасывать препарат, которым она сбивала высокое давление и приняла решение вызвать скрорую помощь.
Приехала скорая быстро. Медработники сняли ЭКГ, замерили сахар, уровень кислорода в крови, давление их тонометр показал 200 на 100 с лишним. Ей начали снимать давление: дали 2 таблетки и сделали укол, после чего мама заметно повеселела. Давление начало потихоньку снижаться до 180. Встал вопрос, что делать дальше. Медработники предложили маме поехать в неврологию, чтобы сделать КТ головного мозга и снять имеющиеся подозрения на предмет инсульта. Но мама стала отказываться, аргументируя тем, что чувствует себя намного лучше, это гипертонический криз. С ней провели целый ряд манипуляций: она высовывала язык, улыбалась, надувала щёки, поднимала руки и ноги, касалась носа с закрытыми глазами, внятно и чётко ответила на все вопросы. Признаков инсульта не было. Головокружение вполне объяснялось высоким давлением.
- Мам, поехали! Люди месяцами стоят в очереди на КТ, а тут сразу без ожидания такой анализ. Я поеду с тобой, подожду тебя, сколько надо. А потом брату позвоню - он нас назад привезёт, или на такси вернёмся.
Мама меня не послушала и подписала отказ от госпитализации, но ей пообещали, что завтра её навестит врач. Я, провожая работников скорой, подробно выспросила, что должна делать. Меня попросили обеспечить маме полный покой и при малейших изменениях в самочувствии вызывать скорую.
Я вернулась к маме, спросила, почему она не поехала делать томографию. Оказывается, она, вспомнив, как её подругу заразила ковидом медработник, побоялась ехать в больницу, тем более именно там находится инфекционное отделение. Ну, что ж, разумная предосторожность. В апреле прошлого года наш регион прославился вспышкой заболевания коронавирусной инфекцией в одной из больниц, когда несколько этажей с госпитализированными в разные отделения пациентами постепенно заразились от врачей и друг от друга ковидом. Скандал на всю страну с этим случаем стоил места нашему главе республики.
Мама легла спать, а я, словно Цербер, стала нести свою тревожную вахту. Весь остаток дня я была неотлучно при ней, провожала до туалета и обратно до кровати, сидела в ногах, когда она спала, подала маме лёгкий ужин, который она с аппетитом съела, разговаривала с ней, когда она не дремала и несколько раз поосила мне улыбнуться. Вроде всё нормально. Вечером она под моим надзором приняла свои таблетки и сделала инъекцию инсулина. Но меня тревожило её частое мочеиспускание и то, что давление ниже 175 не спускалось.
Ближе к ночи я, стоя в очередной раз под дверью туалета, услышала, что маму тошнит. Я крикнула ей, чтобы она без меня никуда не уходила и присела на унитаз или даже на пол, и вызвала опять скорую. Мама сердилась, говоря, что этого не следовало делать, что это скорее всего из-за всех тех лекарств, которые она сегодня приняла. Я же убеждала её, что надо поехать в больницу под наблюдение врачей.
Пока скорая ехала, маму ещё раз в комнате вырвало. Она порывалась убрать за собой, но я уложила её в кровать и сама занялась её переодеванием и уборкой. Скорую я встретила с тряпкой в руках и в состоянии паники. Маме становилось хуже на глазах. Давление у неё оказалось 230 на 115, рвота повторилась, когда мама попыталась пойти в туалет, её так повело, что мы посадили упрямицу на пол, обложили подушками и сказали сделать свои дела на полотенце. Врач крикнула мне искать мужчин, чтобы донести маму на носилках до кареты скорой помощи, собирать сумку в больницу и занялась мамой: замеряла уровень сахара, поставила маме укол, закрепила катетер.
Пока я бегала по подъезду, маму уже уложили на пол, приподняв голову. Рвота прекратилась, но она стала жаловаться на головную боль. Она приподнялась и перелегла на носилки, я укутала её двумя покрывалами и оставила маму на минутку, чтобы подписать согласие на госпитализацию. Врач подтвердила мои опасения, что, возможно, начинается инсульт. В слезах я вернулась к маме, присела и стала её поглаживать по голове.
- Хорошая моя, потерпи. Ни о чём не беспокойся. Я всё уберу. Всё выстираю. Сумку собрала, лекарства положила. На работе предупрежу. Мы с тобой. Слушайся врачей. Выздоравливай скорее. Ты мне очень нужна.
Мама нашла мою руку и слегка погладила меня. Пришли водитель скорой, мужички из подъезда, подняли носилки и понесли маму. Я трусила рядом, угрваривая её потерпеть. Её последние слова были "Спасибо" и "Голова очень болит".
В больницу я не поехала. Почему? Всё, что я перечисляю, я делала с полугодовалым ребёнком на руках, моим младшим сыном. Он сильно плакал, потому что была ночь, он, конечно, проснулся, испугался. Любящая бабушка умоляла не оставлять внука в кроватке, и я, не желая усугублять мамины нравственные страдания, встречала врача, собирала сумку, бегала по подъезду, не выпуская сына из рук.
Еле успокоив ребенка, я положила его спать и написала брату, что произошло. Позвонила мужу и попросила на такси приехать к нам. Почему я не позвола их раньше? Я понимала, что мама не захотела бы показаться мужчинам в таком виде. Врач и я - женщины. Физиологические аспекты нас смущают, сколько бы нам не было лет. Я меняла маме нижнее бельё, обтирала её снизу перед тем, как она перелегла на носилки. Принять такую помощь от дочери не так унизительно. Позвать мужчин из подъезда было быстрее, чем ждать, пока мужчины из семьи к нам приедут в пригород из города.
Ночь я провела в молитвах и слезах. Я вспомнила, что не сказала маме о том, как я её люблю, что в суматохе не положила ей кружку и тапки. Но больше всего я винила и виню себя за то, что я послушала маму и не настояла на её госпитализации, когда в первый раз вызвала скорую помощь. Почему я её послушала, поверила ей? Почему не встала на колени, не умоляла поехать с врачами? Почему я всё сделала так поздно и не предположила самое плохое? Всё сейчас могло бы быть по-другому.
Не повторяйте мою ошибку! Не слушайте наших пожилых, упрямых, гордых родителей, которые побаиваются попасть на больничную койку, ни в чём не признаются, желают до последней секунды нам служить, быть в строю, стоят, как деревья, а потом падают. Возьмите на себя ответственность принять решение за них, убедите в необходимости врачебной помощи. Целуйте руки, вставайте на колени, умоляйте лечь в больницу, если есть угроза их здоровью. И не забывайте говорить о своей любви.
Мама второй день в реанимации без сознания. У неё инсульт, её парализовало на левую сторону. К ней, конечно же, не пускают. Прогнозы врачей очень осторожные. Я постоянно плачу, виновато улыбаюсь недоумённому сыну и боюсь потерять молоко. Держусь за него, как за спасательный круг. Иногда я думаю, что мамин страх перед ковидом оказался сильнее страха перед инсультом.
Мама, я тебя люблю. Ты моё солнце, я планета, которая излучает свет твоей отражённой любви. Я пишу тебе смс на безмолвный телефон, вылизываю твой дом и жду тебя назад любой. Если надо, ты станешь ещё одним моим ребёнком. Только не оставляй меня. Жду тебя. Люблю, пока дышу.