В своём посте от 26 мая, посвящённом реакции пропагандистского сообщества на выдачу бандеровки Савченко киевской хунте , я отдельно упомянул ГГ. В.В.Пякина и С.Е.Кургиняна, поскольку относительно их реакции у меня оставались вопросы (к прочим деятелям медиапространства ни вопросов ни сомнений у меня давно не оставлось). Г-н Кургинян пока что отмолчался, а В.В.Пякин ответил в своём выступлении 30 мая . Должен сказать, что выступление это меня несколько удивило и даже порадовало.
В.В.Пякин не стал ни оправдываться, ни менять своей позиции. Он отмежевался от принятого решения, но при этом вместо однозначной оценки принятого решения дал его разбор со своей точки зрения. Позиция вполне достойная.
Кроме того, В.В.Пякин высказал позицию, что его дОлжно рассматривать не как пропагандиста, а как аналитика, а затем эту позицию подкрепил вполне компетентным обсуждением темы. Если ранее он в своих суждениях косил под провинциального лоха, то в этом предстал действительно образованным и компетентным аналитиком. Поэтому его претензию я принимаю, и в дальнейшем готов рассматривать его именно как аналитика, а не пропагандиста. Полагаю, что произошедшие в нём положительные изменения стали результатом активной работы над материалом и над собой. И результат этой работы сегодня очень заметен.
Единственным видимым пропагандистским проколом ролика было то, что взятый из моего ЖЖ текст был выдан за вопрос, заданный на сайте самого В.В.Пякина. Такой приём из арсенала жёлтой провинциальной прессы всегда заставляет вспомнить бессмертное «бакалейщик и кардинал – это сила!» и выставляет применяющего его в смешном свете. Но я склонен думать, что к этому как раз В.В.Пякин отношения не имеет, и это был прокол журналист, готовившего вопросы к нему.
Но признание В.В.Пякина серьёзным аналитиком заставляет поставить к нему вопросы совершенно иного уровня и плана нежели те, что ставят к пропагандисту или преподавателю. И на эти вопросы ему придётся не столько давать ответ, сколько принять (или не принять) их как вызов и искать ответы как ступени своего собственного дальнейшего роста.
*
Начнём с первого вопроса – о позиционировании относительно В.В.Путина. Я знаю КОБ в несколько раз дольше, чем пришёл туда В.В.Пякин, и в силу этого хорошо знаю, что позиция сервильности в отношении действующей власти была там принята из опыта кадровой работы в КПСС, где низкопоклонная лояльность была необходимым условием, чтобы с тобой вообще имели дело. В силу этого прогибались сначала перед Ельциным, затем перед Путиным, да и вообще начальство не хаяли. У В.В.Пякина же я наблюдаю позицию не только следования этой генеральной линии КОБ, но и вполне искренней веры в гениальность В.В.Путина.
Дело тут не в том, что В.В.Путина я знаю не первое десятилетие, а В.В.Пякин с ним лично не знаком. Дело даже не в том, что у меня есть большой опыт манипулирования этим человеком и использования его в ряде дел (в нынешних условиях этот опыт сам по себе бесполезен). Дело и не в том, что я знаю о В.В.Путине много вещей, которые рисуют его совсем с другой стороны, чем представляет В.В.Пякин из анализа открытой информации. Но дело в том, что В.В.Пякин исходит из неверной предпосылки, что принятие решений в РФ определяется волей первого лица.
В действительности в РФ существует достаточно сложная и вполне устойчивая система коллективного принятия решений. Не зная состава этой группы и процедур принятия решений, В.В.Пякин склонен относить вычисленные им ходы руководства на волю одного человека. Полагаю, что В.В.Пякина вполне искренне восхищают нетривиальные тактические решения, находимые этой группой, и он это восхищение проецирует на медийную фигуру, игнорируя сложность самой структуры.
Такая позиция мешает увидеть ряд необходимых для адекватного анализа сторон реальности. Я вижу наряду с тактическими выигрышами стратегические проигрыши этих ребят, опираясь на более современные методы управления. Мне понятен и тот факт, что поскольку после изгнания Черкесова состав и структура этой группы не менялись, их реакция на воздействия была за 7 лет хорошо просчитана внешними управляющими центрами, и это делает их всё более управляемыми извне через формирование потоков событий.
Если Пякину удастся когда-нибудь выбраться со своего Алтая, надо будет засесть с ним в уютном месте и подробненько расписать ему реальную систему принятия решений в РФ. Там есть много нетривиальных моментов, которые его удивят.
*
Вторая видимая проблема Пякина – проекция своего жизненного опыта на образ жизни других сообществ. К примеру, он несколько раз уже, пытаясь объяснить те или иные мои публичные высказывания, выдвигал гипотезу, что они основаны на информации, сообщаемой мне некими «кураторами». Откуда эта проекция?
В.В.Пякин живёт в регионе, где элита крайне малочисленна и в силу этого консолидирована. Она представляет собой т.н. малую группу, то есть все знакомы лично. В такой среде отношения носят характер достаточно тоталитарный, то есть некая согласованная позиция по всем вопросам, и Пякину приходится все эти позиции учитывать, чтобы вписаться. Понятно, что в такой среде, где сотрудничество с ГБ является частью деловой культуры, кураторов имеешь даже если не являешься ни сотрудником органов, ни сексотом. Поэтому нет ничего удивительного, что В.В.Пякин привычные ему отношения проецирует на другие сообщества.
Я вырос в другом обществе, в большом городе, где активный слой был слишком многочисленным, чтобы быть лично знакомым между собой. Даже будучи депутатом я был знаком лишь с меньшей частью этого актива. В силу такой многочисленности, элита и контрэлита были раздроблена на конкурирующие группировки. Я рос в этой среде, и с детства учился маневрировать. В силу этого у меня не было необходимости жёстко привязываться к любой из группировок. Тем более не было необходимости допускать жёсткую связь с органами.
Первая попытка меня завербовать случилась на первом курсе института, когда мне было 17 лет. Прямо в процессе беседы я поставил вербовавшего меня офицера перед крайне неприятной перспективой, как он подставляется под систему. С тех пор попыток вербовать меня не было. При этом среди моих друзей и деловых партнёров было много офицеров тех или иных служб СССР и РФ, я с ними сотрудничал по различным вопросам, но никогда даже близко не брал обязательств перед системой. Благодаря этому поддержанию своей независимости мне оказалось легко снять погоны, когда я счёл дальнейшую службу РФ бесперспективной, и перейти в формат глобального управления.
В дальнейшем у меня тем более не было кураторов, так как жёсткая привязка к любой группировки снижала бы мою степень свободы, а значит и мою влиятельность, то есть способность осуществлять неожиданные управленческие воздействия. У меня есть достаточно обширный круг связей, круг клиентов, которых я консультирую, круг коллег по разным сообществам, в которые я вхожу.
*
И здесь как раз можно назвать третью существенную проблему Пякина, идущую от той же проекции алтайских реалий: он реально верит, что глобальное управление осуществляется некой консолидированной группировкой, наподобие партхозактива его региона. В реальном же мире она является равнодействующей от деятельности множества конкурирующих центров управления. Миром правят не мифические ордена и пердикторы, а вполне конкретные объединения финпромгрупп, внутри которых идёт согласование позиций. Таких метагрупп на сегодняшний день одиннадцать, и по разным вопросам они занимают позиции в широком спектре – от кооперирования до жесточайшей конфронтации.
Интересно, что среди корпораций, которые я консультирую, многие завязаны не на одну из этих групп, а на несколько, и осуществляют лавирование между ними на своём уровне. Причём мне часто приходится вырабатывать им оптимальные стратегии лавирования, так как в силу своей работы я имею представление о позициях конкурирующих центров.
Впрочем, метагруппы корпоратократии – не единственные акторы глобального управления. Оказывают влияние и государства (хотя и менее, чем в прошлом веке) и некоторые глобальные автономные сообщества, не являющиеся частями корпоратократии. В силу этого реальный глобальный расклад сил достаточно сложен, чтобы он не мог быть вычислимым и точно моделируемым. Поэтому аналитические модели киберцентров современных корпораций, которые вырабатывают управленческие решения, имеют характер вероятностный, и сводятся к выработке оптимального управления потоками вероятностей. То есть современная управленческая практика на два поколения вперёд ушла от тех представлений о синтезе управления, который описывает ДОТУ.
Если В.В.Пякин и далее захочет расти как аналитик и специалист по глобальному управлению, ему придётся освоить современные представления об описании сред и синтезе управления. Кроме того, ему придётся подвергнуть критике те проекции, которые вытекают из его жизненного опыта и принять реальную картину мира глобального управления как системной конкуренции множественных центров.
Впрочем, подобные вещи нельзя постигнуть теоретически, так или иначе постигаются они в конкретной практике. Если В.В.Пякин как-нибудь доберётся в наши европейские пенаты или на Канары, наверное, стоило бы не только рассказать, но и показать ему как на практике принимаются и реализуются решения политики глобального управления. Понятно, что сейчас реализовать это Пякину было бы трудно, но силою вещей его зависимость от кураторов к концу 2017 года сильно ослабнет.
*
Вот, пожалуй и всё, что пришло мне в голову по поводу Пякина, когда я увидел, что он перерос ДОТУ и веру в пердиктора, от которых отталкивался, начиная свой путь в аналитику. ДОТУ хорошо привлекает внимание к вопросам концептуального управления, хотя и опирается на представления древние, как дерьмо мамонта. Учитывая, что другой литературы по этому поводу в широком доступе вообще нет, работу Пякина по привлечению внимания к этой тематике следует положительно оценить как шаг к становлению национальной контрэлиты России. Другое дело, что за этим первым шагом те ребята, которые обладают достаточной адекватностью и сообразительностью, могут и должны сделать следующие. И меня порадует, если Пякин сделает эти шаги и станет им примером.
3 июн, 2016
Подпишитесь на Телеграмм каналы eugenegilbo shel_gilbo leaderkit
