1. ФИЛОСОФСКАЯ ТРАДИЦИЯ, В КОТОРОЙ ФОРМИРОВАЛОСЬ МИРОВОЗЗРЕНИЕ МАРКСА: И. КАНТ, И.-Г. ФИХТЕ, Г. В. Ф. ГЕГЕЛЬ
1.1. И. Кант не был удовлетворён многообразием философских систем, которые по-видимости трактовали об одних и тех же предметах: Бог, Мир, Человек. Это разнообразие и противоречие систем друг другу И. Кант отнёс не за счёт различия трактуемых предметов (предметы одни и те же), а за счёт различий в восприятии этих предметов и различий последующей мыслительной их обработки. Чтобы исправить ситуацию, И. Кант решил исследовать эти восприятие и мыслительную обработку предметов философии и пришёл к следующим выводам. Ноумены, или иначе — вещи-в-себе, несомненно, воздействуют на нас. Воспринимаем их мы в форме феноменов, или явлений, но феномены никак не совпадают, никак не тождественны ноуменам. Феномены суть данность, которая есть синтез воздействующей на нас стороны ноуменов и нашего восприятия. Органы нашего восприятия неисправимо искажают картину чистого ноумена. Ко всему прочему нет никакой уверенности, что ноумен целостно, а не частично, фрагментарно, несущественно сказался в феномене. Строить философию, опираясь на данность, значит строить на песке и из песка. Этим и занимались догматические метафизики. Напротив, критически исследуя способность мышления и конструируя чистые мыслительные построения (заданность), без опоры на феномены, мы можем быть уверены в их необходимости и истинности, правда, к феноменам и ноуменам эти истинность и необходимость не относятся. Так что, «кантанцы являются, так сказать, профессиональными жрецами неведения, их повседневное занятие заключается в причитаниях о собственной немощи и мощи вещей» [Маркс, К. Тетради по эпикурейской философии. — Маркс, К. Энгельс, Ф. Сочинения. — Издание второе. Т. 40. — М.: Государственное издательство политической литературы, 1975. — С. 49].
1.2. И.-Г. Фихте специально приехал в Кёнигсберг, прослушал лекции И. Канта, публично, но за глаза, назвал его Fierdreiteilkopf (тремя четвертями головы) и издал впоследствии труд целой головы, своей, фихтевской. По И.-Г. Фихте, от гипотезы ноуменов надо отказаться, ноумены — только ущерб разуму. Всю реальность можно и нужно вывести из чистого Я. В «Наукословии» он так и сделал.
1.3. Г. В. Ф. Гегеля не устроили ни агностицизм И. Канта, у которого вещи-в-себе хотя, несомненно, и существовали, но так и остались непознаваемы; ни грандиозный субъективизм И.-Г. Фихте, который весь мир и человека вывел из трансцендентального Я. Ноумены у Г. В. Ф. Гегеля познаваемы, а мир и человек суть не только субъективное построение Я, пусть и трансцендентального, а не эмпирического.
Бог, мир и человек предстали у Г. В. Ф. Гегеля как движение Абсолютной Идеи. На доприродном (логическом) этапе Абсолютная Идея движется в «царстве чистых сущностей», здесь идёт чисто логическое развитие. Первый этап — логика. Достигнув полноты именно логического развития, Абсолютная идея свободно отчуждает себя вне себя. Это отчуждение обнаруживается как природа, а будучи представленным в логически связном и разработанном виде — как философия природы. Философия природы — это второй этап. Исчерпав себя в своём отчуждении от себя, Абсолютная Идея вновь возвращается к себе в разумных построениях человеческого общества и познании человека, в каковом познании Абсолютная Идея познаёт самоё себя. Поскольку всё есть Абсолютная Идея, то и познавать-то человек может, стало быть, только её. Это — третий этап движения Абсолютной Идеи, этап её самосознания посредством человеческого познания, называемый у Г. В. Ф. Гегеля Абсолютным Духом. Именно Абсолютный Дух, познавая Абсолютную идею, раскрывает и фиксирует в формах научной системы её доприродный и природный этапы развития, осознаёт научно-систематически и себя, как познающего Абсолютную Идею. Иными словами, Абсолютный Дух — тот, от которого мы всё это узнали об Абсолютной Идее.
2. КАК ВОЗМОЖЕН ВЫХОД ЗА ПРЕДЕЛЫ СОВЕРШЕННОЙ СИСТЕМЫ ФИЛОСОФИИ?
2.1. Итак, Абсолютная Идея, развиваясь, присвоила себе все богатства Бога, Мира и Человека. Принципиально дальнейшее развитие невозможно. Детали уточнять — пожалуйста. А коверкать систему непродуманными новациями — неблагословенно. Каково в этом случае дальнейшее движение философии?
2.2. «Подобно тому, как в истории философии существуют узловые пункты, которые возвышают философию в самой себе до конкретности, объединяют абстрактные принципы в единое целое и таким образом прерывают прямолинейное движение, — так существуют и такие моменты, в которые философия обращает свой взор на внешний мир, уже не ради постижения; выступая как действующее лицо, она, так сказать, завязывает интриги с миром, выходит из прозрачного царства Амента и бросается в объятия мирской сирене. Это карнавал философии; тогда она принимает собачий облик, как киник, рядится в одежду жреца, как александриец, или в душистое весеннее одеяние, как эпикуреец. Для неё существенно теперь то, что она надевает на себя характерные маски. Как, по преданию, Девкалион бросал при сотворении людей камни через плечо, так философия, решившись создать мир, устремляет свой взор назад (светящимися глазами выделяются там останки её матери); но как Прометей, похитивший с неба огонь, начинает строить дома и водворяться на земле, так философия, охватившая целый мир, восстаёт против мира явлений. Такова в настоящее время гегелевская философия» [Маркс, К. Тетради по эпикурейской философии. — Маркс, К. Энгельс, Ф. Сочинения. — Издание второе. Т. 40. — М.: Государственное издательство политической литературы, 1975. — Сс. 108 — 109] .
Совершенной, внутренне завершённой, охватившей собой весь мир философии остаётся лишь общаться с явлениями этого мира, практически соотноситься с миром явлений.
2.3. «В то время как философия замкнулась в завершённый, целостный мир, определённость этой целостности оказалась обусловленной её [Целостности или философии? — М. Б.] развитием вообще; этим развитием обусловлена и та форма, которую принимает превращение философии в практическое отношение к действительности» [Маркс, К. Тетради по эпикурейской философии. — Маркс, К. Энгельс, Ф. Сочинения. — Издание второе. Т. 40. — М.: Государственное издательство политической литературы, 1975. — С. 109].
С этим трудно не согласиться: специфика целого определяется и формируется развитием этого целого. И как это целое будет относиться к иному, какой обнаружит характер, зависит от специфики этого целого и, стало быть, в конце концов — от развития этого целого.
«Таким образом, целостность мира [Какого мира? Того, в который «философия замкнулась»? — М. Б.] вообще оказывается внутренне разделённой [С чего бы это? — М. Б.], и притом это разделение доведено до крайности, так как духовное существование стало свободным, обогатилось до всеобщности, биение сердца создало различие внутри себя [Это — обоснование «крайнего разделения»? — М. Б.] — в той конкретной форме, какой является целостный организм. Разделение мира только тогда может быть цельным, когда его стороны являются целостными. Следовательно, мир, который противостоит целостной в себе философии [А как быть с миром, в который «философия замкнулась»? Это — тот же мир или другой? Если — тот же, то как «завершённый, целостный мир», в который «философия замкнулась», начал ей противостоять? Если — другой, то что это за мир и ка к он относится к миру, в котором замкнута философия? Что-то то ли мир миром подпираем, то ли мир целостный и органичный оказывается росчерком пера противоречивым и расколотым… — М. Б.] — это расколовшийся мир. Тем самым и проявления активности этой философии раскалываются, становятся противоречивыми; объективная всеобщность философии превращается в субъективные формы отдельного сознания, в которых проявляется её жизнь. Но не нужно приходить в смятение перед лицом этой бури, которая следует за великой, мировой философией. Обыкновенные арфы звучат в любой руке; эоловы арфы — лишь тогда, когда по их струнам ударяет буря» [Маркс, К. Тетради по эпикурейской философии. — Маркс, К. Энгельс, Ф. Сочинения. — Издание второе. Т. 40. — М.: Государственное издательство политической литературы, 1975. — С. 109] .
Постараемся в смятение не приходить, не сокрушаться и над бурей руками не всплёскивать, оставив её эоловым арфам. Напротив, попробуем выявить и сформулировать то общее, непротиворечивое и ясное в этом тексте, с чем философии не стыдно будет появиться на публике и в маскераде.
Философия, вобравшая в себя цельность и почившая во всеобщности, если чему и может противостоять, так только миру явлений, каковой мир логически симметрично должен быть лишён и цельности, и всеобщности, иначе философия добралась бы до них и присвоила их себе. Но тогда мир философии, вступая в практическое отношение с этим расклотым, разорванным, распылённым миром, феноменальным миром, сам должен выступить в противоречивых, разорванных формах, хотя и определяемых целостным развитием целостной философии. В общем, как к стае мух, философии практически к феноменам отнестись не получится, с каждой мухой-феноменом придётся работать отдельно.
2.4. «Тот, кто не понимает этой исторической необходимости, должен, будучи последовательным, отрицать, что вообще после целостной философии ещё могут существовать люди, или же он должен признать диалектику меры, как таковую, высшей категорией создающего себя духа и утверждать вместе с некоторыми гегельянцами, неправильно понимающими нашего учителя, что умеренность есть нормальное проявление абсолютного духа; но умеренность, выдающая себя за регулярное проявление абсолютного, сама становится безмерной, а именно — безмерной претензией. Без этой необходимости нельзя понять, как могли появиться после Аристотеля Зенон, Эпикур, даже Секст Эмпирик, как после Гегеля оказались возможными попытки новейших философов, бесконечно жалкие в большей своей части» [Маркс, К. Тетради по эпикурейской философии. — Маркс, К. Энгельс, Ф. Сочинения. — Издание второе. Т. 40. — М.: Государственное издательство политической литературы, 1975. — Сс. 109 — 110].
Не понимая или не принимая этой исторической необходимости практического воздействия философии на мир явлений, имеешь две альтернативы: (1) отрицать мир людей, с их сознанием и его работой целостной философии уже не нужный; (2) прописать абсолютному духу рецепт умеренности и аккуратных вздохов пранаямы по почившем Г. В. Ф. Гегеле — отрицать активность абсолютного духа.
3. ФИЛОСОФСКИЙ ВЫХОД ЛИЧНОСТИ ЗА ПРЕДЕЛЫ ФИЛОСОФИИ
3.1. Осознав историческую исчерпанность вечной и совершенной философии в системе Г. В. Ф. Гегеля, личности К. Г. Маркса осталось только практическое общение с теоретически осмысленной этой философией действительностью.
Но (1) одно дело — созерцать осмысленный философией предмет, так сказать — прозревать в предмете его истинную идею, а (2) совсем другое — преобразовывать мир в согласии с философией.
3.2. Первое занятие никак не уходит от совершенной теоретической философии, в нём личность предстаёт лишь регистратором гносеологических успехов этой совершенной философии. Сама философия не нуждается в личностном согласии с открытыми ею истинами. Таким образом, по разумению философии, такая деятельность людей, — сейчас существенно проявляющаяся в изучении истории философии, а также и в преподавании философии и истории философии, — оказывается философски пустой и личностно импотентной.
3.3. Только второе, деятельностно-преобразующее, чувственно-практическое, заполнение личностью своей жизни оказывается личности достойным и личностно приемлемым. В жизни личности от философии, при всём осознании личностью достигнутых философией совершенных истин, натурально остаётся только (1) цель и (2) методология её достижения. В практике жизни философия как таковая усыхает, резюмируется в схемы и правила, принимаемые молчаливо и не формулируемые назойливо, ибо личность их и так знает.
3.4. Цель, которую ставит перед собой личность, есть преобразование мира. Ибо совершенно познать мир, что сделала философия, не совпадает с преобразованием самого мира в мир совершенный. После совершенного познания мира совершенной философией остаётся осуществить совершенную философию в мире, сделав философию мирской, а мир — философским.
Именно поэтому К. Г. Маркс отказался от преподавательской деятельности, связывающей себя лишь с познанием, но никак не с преобразованием мира. И, возможно, доктор К. Г. Маркс пошёл бы на компромисс, но поучительный пример доктора Б. Бауэра, приват-доцента, отстранённого от преподавания в Боннском университете, убедил К. Г. Маркса, что в Германии его времени даже радикальные высказывания преподавателя могут оказаться под запретом, не то что реальные радикальные преобразования. Таким образом, академическая карьера К. Г. Маркса устроить не могла. И он занялся практическими поисками субъекта преобразования мира. И нашёл такового в пролетариате, сперва немецком, а потом под влиянием Жюля Элизара, то есть Михаила Александровича Бакунина, в пролетариате мировом (или интернациональном). Стоит подчеркнуть, что практический выход к пролетариату — чисто теоретическая необходимость для К. Г. Маркса, вознамерившегося теоретические задачи решать практическим путём, правда не наихудшим из этих путей, не методом проб и ошибок, то есть всё же без потери теоретической головы.
3.5. Эта практика социальной деятельности с почти полным погружением в народные массы привела сперва к вступлению в Союз коммунистов, а потом к созданию Международного Товарищества рабочих.
Неполнота погружения сказалась, с другой стороны, параллельной теоретической и публицистической деятельностью, то есть написанием «Капитала» и журналистской подёнщиной. Характерно, однако, что логика «Капитала» почти целиком списана К. Г. Марксом с «Науки логики» Г. В. Ф. Гегеля. К. Г. Маркс оказался верен заветам молодости — применению философии к отдельным областям реального мира. Методология философии полностью сохранена, тенденции преобразования мира к потребной философии цели намечены: «Бьёт час капиталистической частной собственности. Экспроприаторов экспроприируют!»
3.6. Теоретически-мировоззренческая трагедия личности К. Г. Маркса состоит в том, что с выбором субъекта преобразования мира у него вышла ошибка. Неграмотный и тупой пролетарий ни в массе, ни в качестве отдельного экземпляра не годится для вдумчивых, то есть истинных, преобразований мира. Последователи К. Г. Маркса в России, то есть В. И. Ульянов (Н. Ленин), Л. Д. Бронштейн (Троцкий) и И. В. Джугашвили (Сталин), практически доказали это во всей полноте.
Неверный выбор субъекта повлёк сперва неверную ориентацию на материализм, сказалась увлечённость Л. А. Фейербахом, потом даже создание нелепой материалистической методологии — так называемого материалистического понимания истории, или исторического материализма, а далее привела бы К. Г. Маркса к возможным окончательным расчётам с философией с публичным расплёвыванием с нею, если бы была опубликована «Немецкая идеология» как только она была написана. Но индивидуальный, принципиальный и теоретический, вывод был сделан уже в 1846 году: философия — ничто, экономика — всё.
3.7. Теоретически верно было бы в таком случае, случае ошибки в выборе, поискать иного субъекта и иных методологических путей достижения с новым субъектом поставленной цели преобразования мира. Но К. Г. Маркс, видимо стыдясь такого теоретически-методологического позора, не сделал этого, продолжая настаивать на всемирно-исторической, а главное — истинной, действенности пролетариата, хранителя и воплотителя тех философских истин, которых он отродясь не ведал и познать которые ему просто не под силу.
4. УШЕДШИЕ ОТ К. Г. МАРКСА ЕГО ПОСЛЕДОВАТЕЛИ
4.1. Но по этому пути смены коня для ставок на мировых скачках пошли ученики и последователи К. Г. Маркса.
Уже В. И. Ульянов (Н. Ленин) в работе «Что делать?» заявил о необходимости внесения в ряды пролетариата социал-демократического сознания, ибо де сам пролетариат способен только к экономическому сознанию. Последнее состояло в том, что пролетарии выставляли перед работодателем экономические требования повышения зарплаты, снижения продолжительности рабочего дня и т. п. Казалось бы, вот же он исторический материализм в действии… Вот же, сам экономический базис рабочие пытаются изменить, изменить в свою пользу. В. И. Ульянову (Н. Ленину), однако, этого совершенно недостаточно, в частности потому, что он не видит себя в этой деятельности пролетариев. В. И. Ульянову (Н. Ленину) необходимо внести социал-демократическое сознание в заскорузлые головы пролетариев. И это сознание состоит в том, что пролетарии должны требовать смены политического строя и решаться на социалистическую революцию, в которой В. И. Ульянов (Н. Ленин) их возглавит. То есть потомственный дворянин, как и К. Г. Маркс юрист с университетским образованием, учит пролетариев пролетарскому сознанию. Так и К. Г. Маркс пытался научить рабочего портного В. Вейтлинга открытой доктором философии пролетарской премудрости. И точно так же, как и у В. И. Ульянова (Н. Ленина), у К. Г. Маркса ничего не получилось. В. Вейтлинг сразу определил что и как у К. Г. Маркса шито белыми нитками. Или счёл, что так и такими нитками у доктора шито.
4.2. Но уже в фигуре Антонио Грамши мы не видим этого заискивания перед пролетариатом и злобного негодования на пролетариат за то, что он не следует указаниям дуче и фюреров, н6е следует, кстати, часто не из своенравия, а попросту от непонимания вождевого глубокомыслия, — в фигуре А. Грамши, как ни туберкулёзно слаба и акварельно размыта она в качестве мыслителя и теоретика, мы постигаем неомарксизм, сделавший ставку на радикальную мелкую буржуазию и так называемую прогрессивную интеллигенцию, а совсем не на пролетариат.
А. Грамши оказалось довольно осознать простой эмпирический факт социальной жизни: прогрессивный журналист, преподаватель университета, молодой и незаскорузлый учёный по влиянию на массы могут первенствовать перед чисто народными предводителями вроде В. Вейтлинга и ему подобных. Так, если такой популярный человек примет радикальную программу действий и начнёт её выполнять, организуя для этого массы своих сторонников, пролетариев и не-пролетариев, он будет более матери-истории ценен, чем Вильгельм Вейтлинг или даже Вильгельм Вольф, пролетарии клинически чистые и несомненные. Это нетрудно осознать. Довольно приглядеться к тем удивительным особенностям бунтарских и освободительных движений. Все успешные лидеры пролетариев сами — не пролетарии, не из гущи народа, а из тонкой, как полиэтилен бесплатных пакетов в супермаркетах, интеллигентской прослойки между классами. А все пролетарские лидеры пролетариев — не успешны.
4.3. Если мы вообще отвлечёмся от эмпирических особенностей субъекта-гегемона и тех, кто пытается его оседлать, то формально-теоретически мы должны сказать, что миром правит ум, а не безумная материальная энергия. Как бы ни работал ум, — в качестве лидера преступной организации, главы государства или учёного-теоретика, — первенствует всегда он, ум. А когда пытается первенствовать материя, энергия, пространство, время как таковые или персоны, исповедующие веру в таких субъектов преобразования мира, ничего осмысленного не получается. И, надо полагать, никогда и нигде не получится.
4.4. Если у Э. Бернштейна и К. Каутского мы фиксируем бесстыдный реформизм и откровенное ренегатство в отношении классического марксизма, то у русских марксистов В. И. Ульянова (Н. Ленина), Л. Д. Бронштейна (Троцкого) и И. В. Джугашвили (Сталина) совершенно несомненны различные предельные извращения классического марксизма. Эти соколы полетели гораздо дальше Э. Бернштейна и К. Каутского. Но их революционный радикализм в преобразовании классического марксизма и, по ходу преобразований, предельное его извращение были стыдливыми. Так что В. И. Ульянов (Н. Ленин), Л. Д. Бронштейн (Троцкий) и И. В. Джугашвили (Сталин) — стыдливые марксисты. Очень стыдливые и очень радикальные!
4.5. Только А. Грамши, как оказалось, терять нечего. И он спокойно и откровенно, не стыдясь, заговорил о действенной роли интеллигенции, свершив при этом, разумеется не осознавая, ибо мыслитель он слабый, два греха.
(1) Грех против марксизма состоял в том, что А. Грамши повторил схему утопического социализма, уповавшего на разумного правителя, которого следует только познакомить с проектами социалистических преобразований, как он осознает их привлекательность и примется за их исполнение во вверенном ему обществе. Так и с радикальными лидерами общественного мнения: стоит А. Грамши их убедить, как они возьмутся за дело освобождения общества.
(2) Грех против интеллигенции состоял в том, что на неё возлагалась А. Грамши несвойственная ей функция: не теоретически мыслить, а эмпирически преобразовывать.
5. ИТОГ
Такова специфика противоречивой личности К. Г. Маркса в контексте предшественников и последователей этой личности. Личности, ушедшей в Валгаллу ровно 138 лет назад.
Нам ясно видно, как И. Кант, И.-Г. Фихте и особенно Г. В. Ф. Гегель и Л. А. Фейербах повлияли на первичные мировоззренческие и жизненные поиски К. Г. Маркса. И не менее ясно видно всё послемарксовское разложение марксизма, разложение, обусловленное заложенными в марксизм самим К. Г. Марксом противоречиями, которые «основоположником» не разрешены, а последователями лишь различным образом переживались да так и не разрешились.
Винограда незрелого съели когда-то отцы,
А теперь от оскомины рот у детей перекошен.
(Е. М. Винокуров)
2021.03.14.