Предыдущая часть здесь.
Шаг за шагом и капля за каплей, двигаясь медленно к спасению, надеясь, что рана сможет затянуться.
Сольвейг... Начинаю петь, и голос пропадает, слёзы перехватывают дыхание. Преподаватель вокала злится на меня, топает ногой в такт музыки. «Ну, чего ты еле открываешь рот?!» - она выкрикивает мою фамилию, выпучив глаза. «Где голос?!!! Что ЭТО такое?». Молчу, стараюсь сдержаться и не расплакаться. «Любовь несчастная у тебя, что ли?» - в точку. «И кто этот идиот, у которого нет мозгов?» - я хмыкаю. «Так, и что нам теперь делать? Голос совсем пропадёт от переживаний!!!» - она вне себя от гнева. «У тебя через две недели сольное выступление перед залом! Целый час! Ты должна будешь петь романсы целый час!!! Как ты собралась это сделать?!» «Я буду стараться» - мямлю я. «Чего стараться? Тебе силы нужны, чтоб дышать! А ты тут еле вздох делаешь!!!» - и я чуть не глохну от её громкого голоса. «Ладно, – она почти мгновенно успокаивается от принятого решения, - Нам нужен Баратынский. Слышишь меня? Баратынский! Вот, учи. Завтра начнём петь». Она суёт мне в руки сборник. «Текст перепиши себе от руки!» - её крупные зубы оголяются в улыбке-оскале. А я про себя добавляю «Перепиши это текст счастья и разошли трём людям….»
После занятий еду в троллейбусе. Мне нравится ездить в троллейбусе – мерное покачивание во времени и удовольствие от неспешного созерцания вида за окном. Разглядываю мелькающие облезлые здания заводов, заборы, кусты, спешащих людей – чужая жизнь наполнена смыслом. Стою в толпе, держась за поручень. Внезапный приступ дурноты скручивает меня, выскакиваю из дверей и жадно вдыхаю морозный воздух – не помогает, быстрым шагом иду к деревьям на обочине промзоны, сажусь в снег и, набрав его в пригоршни, прижимаю к лицу... Вечное мучительное ожидание без всякой надежды. Ах, Сольвейг... Жизнь, возложенная на алтарь безалаберной жажды новых событий судьбы, в руках покинувшего в погоне за неведомой мечтой и новыми ощущениями. Как же с этим жить....
...«Вставай. К тебе пришли» - мать трясёт меня за плечо. Я проспала до вечера. Сквозь сон слышу, как она жалуется кому-то, будто на приёме врача перечисляя мои недуги – «Почти ничего не ест, сегодня ей стало плохо, чуть в обморок не упала в троллейбусе...». Представляю, как встаю и возражаю ей, но марево сна сильнее желаний. Ледяная ладонь прижимается к моей щеке. Замираю с закрытыми глазами, на какое-то мгновение надежда вспыхивает и озаряет меня. Чувствую аромат – хвоя. Разочарование и радость узнавания сменяют друг друга. Почему-то приходит на ум ассоциация – когда хотят скрыть запах от разлагающегося тела, всегда раскладывают ветки ели и сосны, и в доме терпко и горько начинает пахнуть хвоей. «Ты заболела? – в голосе моего воина слышу обеспокоенность. – Спи, я завтра приду». Он отнимает ладонь от щеки, я хватаюсь за неё с отчаянием. Слышу, как он садится со вздохом на край моей кровати, и упирается лбом в моё плечо. Держусь за его руку и чувствую себя в полной безопасности, - в который раз удивляюсь своим ощущениям от его присутствия. В комнату заходит мать. «Вставай сейчас же! Не прилично валяться!» - тон моего дрессировщика раздражённый. Сажусь, прогоняя остатки дурноты. С надеждой смотрю в стальные глаза. «Давай сбежим отсюда, на волю!» - он тоже чувствует мою клетку и её границы. Как такое возможно? Это всегда было только моё пространство. «Куда тебе сегодня нужно сходить? Готов таскаться за тобой по всем закоулкам этого города» - его улыбка творит чудеса. Вспоминаю, что нужно доехать до портнихи – мне шьют концертный костюм.
Спустя час пешей прогулки по морозу настроение моё улучшается - он со смехом передразнивает мою мать, изображая, как она требовала провести со мной беседу по поводу ответственного отношения к здоровью. Смешно, представляю его в виде лектора в белом халате со стетоскопом...
Почти всё семейство портнихи, маминой подруги, – две девочки – подростка 11 и 13 лет и мальчик 8 лет, выходят в коридор разглядеть, кого я привела с собой, до этого я всегда приходила к ним одна. Мне становится жаль моего воина, его разглядывают как выставочный экземпляр, хотя, он, наверное, привык. Портниха удивлённо вздёргивает брови и многозначительно улыбается, подгибая подол юбки, - «Красавчик, модель. Где взяла?», - шепчет мне она, подмигивая. Мне кажется противной эта её фраза, будто я забрала и присвоила чужую вещь. Вещь? А ведь забрала, он мог бы стать счастливым, с девушкой без груза невыносимой тоски по другому. «А мне покажут костюм?» - слышу его любопытный возглас из коридора. «Иди, медленно» - портниха втыкает последнюю булавку в подол. Костюм серого цвета – пышная юбка в пол и пиджак, скроенный по последнему слову Бурда Моден, шёлковая полупрозрачная блузка белого цвета с набивным узором и белый галстук из той же ткани, завязанный виндзором. Вся семья снова выходит поглазеть, они явно соскучились по развлечениям, даже появляется из кухни полупьяный муж портнихи в семейных трусах, держа между пальцами бычок. «Чёрт, я приду на концерт» - сквозь пьяную улыбку говорит муж портнихи, вызывая истерический смех у жены и детей. Мне не смешно, гляжу в стальные глаза – в них столько немой мольбы и отчаяния, как у цепного пса, выпрашивающего кратковременную ласку хозяина. Опять я мучаю его, как я смею...
Домой идём медленно и молча. «А ты придёшь ко мне на концерт?» - в моём голосе радостная надежда. «Нет. У меня дела» - ответ его неожиданно резок. «Ты никогда не рассказывал, где работаешь и чем занимаешься. Мне интересно» - моё любопытство требовательно. «Тебе незачем это знать» - эта тема для него табу. Почему? Впервые задумываюсь, что действительно не знаю о нём почти ничего, кроме собственных ощущений от общения. Он никогда не говорит о друзьях и работе, о своих интересах, будто специально скрывая от меня. Знаю, что семья его обеспеченная, с детства он и его сестра привыкли иметь всё, что только пожелают, отказа не было ни в чём. На мгновение эта мысль настораживает меня, но вспоминаю выражение его лица, в моменты, когда он смотрит на меня, и успокаиваюсь. Я точно не вхожу в число его мимолётных прихотей, понимаю, он и сам не готов к чувствам, которые испытывает рядом со мной. Может, поэтому не понимает, что от меня нужно бежать, быстро и далеко. «Что ты поёшь? Романсы? Какие?» - начинаю перечислять названия романсов и арий, догадываюсь, он ни одной не слышал. «Постараюсь прийти. А что за Сольвейг? Название такое?» - пересказываю ему либретто «Пер Гюнта». Он долго молчит. «Какая страшная история. Не хочу, чтобы ты это пела. Пой только счастливые песни»
Спасибо за Ваше внимание. Буду рада узнать о Ваших впечатлениях от прочитанного. Продолжение здесь .