Часть 4: РУБЕН
Серый силуэт его панельной двенадцатиэтажки, уже отчётливо вырисовывался в тёмном зимнем московском ландшафте, когда у Рубена зазвонил телефон.
«Странно опять этот следак. Парень, конечно, хороший, но что ему надо от меня», - подумал он. Сегодня он закончил работу на рынке раньше обычного и шёл пешком, чтобы по дороге заглянуть к Рудику, который держал небольшой автосервис. Они были земляками. Из Гюмри с оказией приехала посылка от его матери с фруктами для детей, вареньем для него, младшего и любимого сына, а также гостинцем для жены.
Рубен ничего не сказал маме про болезнь Гаянэ, своей старшей девочки, любимицы бабушки. Он вздохнул и нажал кнопку, чтобы ответить на звонок.
- Рубен Агваныч, добрый вечер! Это Хромов. Сможете завтра утром подъехать к суду, расписку написать? – услышал он веселый голос
- Как, к суду, - невольно вырвалось у Варданяна. Следователь продолжал что-то объяснять в трубку, но Рубен уже не слышал, остановившись посреди улицы, растеряно глядя в точку. Толпа, выходившая из метро, бубня ругательства, огибала, стоящего посреди тротуара чудака.
Рубен надолго замолчал, не зная, что ответить. Как же так? Микаэль обещал, что никаких проблем у него не будет, дело они порешают с ментами. И вот суд. Проблема со здоровьем дочери, собственное недомогание, эти упрёки жены. Да провались они к чёрту эти деньги. Пробормотав имя чёрта, он вздрогнул и ему на мгновение показалось, что за толпой людей, валящих из метро к остановкам, стоит знакомый тонкий силуэт Микаэля и пристально смотрит на него своими пронзительными чёрными глазами. Он было двинулся в этом направлении. Но какой-то прохожий отпихнул его и обматерив, посоветовал раскрыть глаза. Наваждение ушло.
- Але, Рубен Агваныч, вы слышите? – прокричала трубка. Рубен очнулся, помотал головой и произнёс:
- Мнэ надэ с вами встрэтиться и поговорить, Александр Евгеньевич.
Следователь назвал место встречи и дал отбой. Рубен ещё постоял немного и медленно двинулся, глядя себе под ноги. Вся его жизнь пролетела перед глазами.
Варданян родился в Ленинакане, который волею свободного армянского народа сегодня стал называться Гюмри и проработав какое-то время на местном сахарном заводе, решил испытать судьбу в столице всего постсоветского пространства городе-герое Москве. Приехав с Златоглавую один, он поселился у своих земляков и стал работать на колхозном рынке в Текстильщиках. Сначала грузчиком, а потом и продавцом. Общительный и весёлый Рубен умел находить общий язык с хмурыми мордатыми бабами из СЭС, сметливыми поставщиками, наглыми бандюками и жадными участковыми. Хозяин, на которого он работал, ценил продавца, умевшего снимать массу головной боли и приносившего хорошие деньги, умея цеплять клиента и получать лояльную публику при плохом товаре. Минимальные вложения, максимальная прибыль - вот девиз эпохи конца 90-х годов.
Рубен, как человек семейный, очень скучал по своей жене и двум дочкам. Поэтому, как только скопил необходимую сумму, поменял комнату, которую снимал рядом с рынком на двушку в новом районе у метро «Марьино». Подгадал к лету, чтобы старшую Гаянэ можно было отдать в школу. Она как раз должна была пойти в первый класс.
Вскоре у метро открыли новый рынок, директор которого оказался его соотечественником. Звали его Ашот. Он и помог Рубену получить небольшое торговое место под продажу севанских раков. Добавив в ассортимент свежую и вяленую рыбу, он стал на рынке старожилом, которого знали и любили все, называя дядя Рубен.
Он был балагуром и душой компании, любил выпить и посидеть за хорошим столом с вином и песнями. Но никогда не забывал, что дома его ждёт любимая семья. Всё, что зарабатывал, Рубен вкладывал в своих дочерей и старался радовать жену. Но денег катастрофически не хватало. Ему нужна была машина, чтобы возить товар, нужен был помощник, чтобы подменять, когда наваливалась хворь. Дочки росли. Старшей наступило время поступать в институт, а это репетиторы и он с ужасом ждал, когда придётся платить и за сам ВУЗ. Младшая училась в музыкальной школе, и он отдавал весь остаток средств на дополнительные занятия. А ещё нужно было свозить семью отдохнуть на море, одеть, обуть и главный его расход - это аренда за квартиру и торговое место. Аренда съедала половину всех доходов.
И тут появился он. Микаэль.
Впрочем, Рубен и раньше видел, как тот в сопровождении охранника-азиата приезжает поздно вечером к Ашоту. Лавка Рубена находилась рядом с помещениями администрации, и он мог видеть, кто приходит к директору. Но предпочитал держать язык за зубами и Ашот это ценил. Поэтому и на того удивительного посетителя не обращал никакого внимания. Ну да, он видел, что парочка приезжает с пустыми инкассаторскими мешками, а обратно азиат их тащит туго набитыми. Предполагал и чем их набивают, но не лез не в своё дело.
Почему посетитель был удивительным? Да очень просто. И зимой, и летом, он всегда ходил в тёмных очках золотой оправы с синими или зелеными стёклами. При этом, приезжал он всегда поздно, когда уже и солнца то никакого не было, тем более в помещении рынка. Но у всех свои причуды. А цвет стёкол на очках, незнакомец менял в зависимости от того, какого цвета камень был у него в солидном перстне на мизинце. Его Рубен тоже разглядел.
Познакомились они случайно. Как-то раз перед майскими праздниками, когда покупателей было невпроворот и все затаривались перед поездкой на дачу, он попросил Гаянэ помочь ему в лавке. За суетой у прилавка он не заметил, как к ней подошел тот самый незнакомец и заговорил о чем-то. Распаковав и разложив на прилавке новую порцию воблы, он увидел, как его дочурка засмеялась и смущённо посматривая в сторону отца, что-то сказала этому странному молодому человеку.
Рубен подошёл ближе и приветливо поздоровался, разглядывая подошедшего. По поводу молодости этого мужчины, он, наверное, ошибся. Тот производил впечатление моложавости только издалека. Вблизи, его лицо было каким-то усталым и будто бы очень сильно поношенным. Сухое и худое оно было очень бледными, так что чёрные брови были словно нарисованными черным фломастером по белому холсту. Неприятное впечатление производили тонкие, поджатые губы с тёмно-алой подводкой по краям. Весь этот облик завершали тонкие и старомодные усики, которые Рубен видел на старых довоенных фотографиях в доме у своей матушки. Роста он был чуть выше среднего, худой и подтянутый, как офицер. Тёмно-зелёное поло с надписью Gucci и светлые брюки с дорогим ремнём выдавали в нём франта. Что усиливал устойчивый запах дорогого парфюма.
Его крупный охранник-азиат в тонких тёмных очках стоял чуть поодаль с традиционным инкассаторским мешком, перекрыв проход к лавке, так что покупатели не могли подойти к прилавку.
- Барев Дзез! – Здравствуйте! - вежливо и с лёгким поклоном произнёс незнакомец, - меня зовут Микаэль.
- Бари ереко! — Добрый вечер! – ответил Рубен, - что-то хотели взять из рыбки на праздники?
Микаэль улыбнулся своими резиновыми губами:
- Главная рыбка, у вас любезный, стоит за прилавком, - и посмотрел на Гаянэ, которая вся зарделась и отвернулась от отца.
Незнакомец говорил так тихо и отчётливо, что казалось фразы его отдаются у Рубена в голове. Ему следовало бы возмутиться и отчитать нахала, но Микаэль, казалось бы, прочитал его мысли:
- Мне не следовало бы говорить с вашей дочерью без разрешения отца, и я прошу меня извинить.
- Гаянэ уже взрослая и ей решать, - ответил Рубен дружеским тоном, стараясь не смотреть в тёмные глаза собеседника, которые будто бы сверлили его из-под очков.
- Тем не менее, - Микаэль посмотрел на Гаянэ, - что тут у вас самое дорогое? Вот вижу – икра чёрная. Когда-то я её съел слишком много и теперь у нас в отношениях перерыв…
Азиат сзади хмыкнул, но лицо его продолжало оставаться таким же бесстрастным.
-…поэтому сегодня порадую себя вот этой баночкой, - Микаэль указал на самую большую и дорогую банку. Рубен на минуту даже засомневался, свежая ли там икра, так долго тут она ждала своего покупателя. Но Гаянэ схватила жестяную банку и начала её упаковывать, поглядывая на щедрого покупателя. Тот вытянул из дорогого коричневого портмоне с чёрными шашечками пачку пятирублёвок и даже не спросив цену банки, вручил эту денежную котлету Гаянэ. Та отдала ему банку, и этот мерзавец положил свою руку на её и задержал на некоторое время. Время это показалось Рубену бесконечным.
- Приятно было познакомиться с вами, милая девушка, - сказал ей Микаэль и посмотрев на Рубена холодно добавил, - и с вашим папой.
Гаянэ что-то прощебетала в ответ и франт, развернувшись, направился в кабинет директора рынка. Азиат, расталкивая многочисленную публику, толпившуюся возле прилавков, шёл впереди, расчищая боссу путь.
Рубен помолчал некоторое время и посмотрев на дочь, спросил:
- Что он тебе говорил?
Гаянэ повернулась к нему. Взгляд её нежный и кроткий растопил сердце отца и тот видел только свою маленькую дочурку, а не черноволосую и высокую красавицу-девушку, на которую уже давно заглядывались соседские пацаны.
- Он сказал мне, что я напомнила ему его старую знакомую и что такого сходства просто не бывает. Милый и вежливый мужчина. Таких сейчас уже нет. Одни хамы и выскочки вокруг. У всех на уме только одно.
- Гаянэ, - воскликнул Рубен и грозно посмотрел на неё. Та, зная отходчивость папы, поцеловала его в щеку и выскочила из-за лавки. Он посмотрел ей вслед и закачал головой.
После этого случая, который Рубен быстро позабыл, Гаянэ стала появляться у него чаще и всё больше по вечерам. Для помощи ему она была слишком нарядно одета – красивые платья, которые он, не жалея денег, ей покупал, туфли на каблуке, косметика на лице и ярко накрашенные губы. Ему она говорила, что, возвращаясь из института, по дороге домой будет теперь заходить и помогать ему в лавке.
Однако, в душу отца закралось сомнение. Уж слишком хорошо он знал дочь. Ещё больше Рубен расстроился, как-то заметив через большое панорамное окно, что Гаянэ на стоянке перед рынком стоит у огромного чёрного мерседеса и снова разговаривает с этим хлыщём. По движениям, жестам и мимике дочери, он понимал, что она флиртует с неприятным ему мужчиной.
Но, он не стал ничего говорить дочке, чтобы она не заперла эмоции у себя внутри. Обычно всеми переживаниями она делилась с матерью. Вот с женой Рубен и поговорил. Но вместо поддержки получил такой отпор и обвинения в том, что он лезет в душу ребёнку и лучше ему следить за своей торговлей, а уж в любовных делах детей жена разберётся и без него. Его задача благословить и дать согласие на брак с хорошим женихом. А этот вежливый, обходительный, красивый и, судя по рассказам Гаянэ, ещё и богатый – неплохой вариант. Уже не хочет ли Рубен, чтобы она связалась с тем хулиганом из соседнего подъезда, который осаждает дочку уже полгода. Он лишь проворчал, что хочет, чтобы дочь закончила институт, который стоил ему целое состояние, а дальше пусть делает, что хочет. И обиженный уселся смотреть телевизор, чтобы хорошенько обдумать сказанное.
Спустя месяц произошёл ещё один инцидент, который и предопределил вхождение Микаэля в круг их семьи.
Вечером, когда рынок уже закрывался, Микаэль запер лавку, отнёс товар в холодильники и поднялся к Ашоту переговорить. Они часто сидели у него вечером и выпивали хороший армянский коньяк под неторопливую беседу, поэтому сегодня Рубен зашёл к директору без стука. Но войдя в кабинет и закрыв за собой дверь, он увидел, что Ашот сидит не один. Рядом с ним на кресле расположился Микаэль. У стены, как статуя безмолвно стоял телохранитель-азиат.
- Извини, Ашот-джан, зайду позже…
Но Ашот был очень возбуждён, глаза у него бегали, и он не дослушав спросил:
- Ты принёс?
Речь шла об арендной плате, которую Рубен задерживал вот уже третий месяц. Дочка не сдала несколько предметов и ему пришлось платить за их пересдачу. Да тут ещё операция у матери на колене.
- Да вот я и зашёл, чтобы просить через недельку мне…
Ашот снова перебил его, с какой-то незнакомой Рубену интонацией:
- Ну опять неделька? Это уже третья!! Рубен, дорогой, я здесь не хозяин, с меня тоже спрашивают, - он многозначительно посмотрел на Микаэля. Тот сидел неподвижно и прямо, смотрел перед собой. Казалось, он что-то обдумывал. Внезапно, он нагнулся к инкассаторскому мешку, который стоял у него возле ног и достал оттуда перемотанную резинкой упаковку синих тысячерублёвок.
- Вот столько хватит за его аренду на полгода вперёд, - не глядя на Ашота, спросил он и бросил ему пачку на стол. Директор взглянул на пачку, на Микаэля и кивнул.
- Прекрасно, одну проблему мы решили, - голос его был сухой и властный, - сейчас решим вторую и можно считать ещё один день прожитым не зря.
Он, повернулся к Рубену и попросил его подождать внизу у своей лавки. Тот кивнул и попятился назад. Его удивила бледность Ашота и страх в его глазах. В глазах директора читалась мольба о помощи. Но чем он мог ему помочь, Рубен не понимал. Он вышел и закрыл дверь. Спустился вниз и уселся на стул возле прилавка.
Через некоторое время, от Ашота спустились Микаэль и его охранник с набитыми мешками.
- У тебя затруднения с деньгами? - подойдя к Рубену, спросил Микаэль.
- Да, очень серьёзные, - признался тот, - денег вообще нет. Мама разболелась и Гаянэ надо помочь, вот я и задержал оплату.
И добавил зачем-то добавил:
- Ашот здесь вообще не виноват. Я его просил закрыть глаза на долг. Мне просто было некуда деваться. Хоть у чёрта деньги проси. Очень нужно было перекрутиться. Спасибо вам за помощь. Я обязательно отдам.
Микаэль усмехнулся. Он махнул рукой азиату, чтобы тот отнёс деньги в машину и ждал его там. На пальце блеснул зелёный бриллиант перстня. Он магически сиял, заставляя Рубена смотреть на него не отрываясь.
- Что же ты мог бы предложить чёрту?
Рубен не понял вопроса и поднял глаза на собеседника, который снова сверлил его насквозь чёрными точками зрачков:
- Я могу работать. Умею делать всё. Деньги нужны семье и мне это важно.
- Боюсь, что чёрту будет интересна только твоя душа, а не работа. А вот нам, такой трудолюбивый человек понадобится, - тихо и вкрадчиво произнёс Микаэль, разглядывая табличку с надписью: «ИП Варданян Р.В. ИНН, часы работы».
Кто такие эти «мы», которым он будет интересен как ценный работник, Рубен спросить постеснялся, но почему-то понял, что сейчас ему предложат какой-нибудь криминал. Убивать и грабить он не будет и откажется, но если это что-то другое…
- Убивать никого не надо, - снова прочёл его мысли Микаэль, - всё значительно проще. Ты же ИП. Вот и открой ещё несколько счетов и привяжи к ним корпоративные карты. От нас тебе на эти счета будет падать безнал за товар, а ты будешь снимать наличку с пластика в банкоматах. У тебя будут оставаться неплохие комиссионные, которые ты сможешь тратить на семью. Кэш у тебя будет забирать мой помощник Саби. Его ты уже видел. Или его люди. Он тебя с ними познакомит.
Схема была известна Рубену, в таком режиме подрабатывали многие продавцы на рынке. Но у него самого не было выходов на обнальщиков. Внутри него всё ликовало. Наконец-то он выберется из нужды, и они с его девочками заживут настоящей жизнью.
- Я согласен, - дрожащим голосом ответил он.
- Ну и славненько, - кивнул Микаэль и выудил из внутреннего кармана перемотанную пачку купюр, - а вот это возьми, как аванс.
Рубен взглянул на пачку и обомлел. В руках у него была сложенная вдвое толстая пачка стодолларовых купюр. Таких денег он не видел никогда. Неужели он, действительно представляет такую ценность для этого человека? Надо как-то его отблагодарить.
- Я очень признателен, вам, Микаэль. Буду рад помочь вашей организации…- Рубен запнулся, не понимая о какой организации идёт речь. Но, взяв себя в руки, продолжил - и ещё… Приезжайте к нам. Моя жена будет рада познакомиться. От Гаянэ она уже наслышана о вас.
Собравшийся уже уходить Микаэль, вдруг резко обернулся и в мгновенье приблизился к Рубену так близко, что он смог разглядеть его испещрённое мелкими шрамами и морщинками ухоженное лицо. Он крепко сжал его плечо. Пальцы были стальными и держали торговца как в тисках. Верхний свет в огромном помещении рынка уже погасили и неяркие дежурные лампы осветили взволнованное лицо Микаэля.
- Вы уверены, что хотите пригласить меня к себе домой, - тихо, почти шёпотом, спросил его благодетель.
- Ну да, конечно, - пролепетал Рубен, кривясь от боли, - мы все будем очень рады видеть вас. Приглашаю к нам в гости…
Пальцы Микаэля разжались, его лицо сменило взволнованность на обычную усталую маску вальяжного франта.
- Что же я принимаю приглашение и обязательно буду у вас, как только смогу.
Он развернулся и не попрощавшись устремился к выходу в полутьме пустых прилавков. Его фигура стремительно и плавно неслась вдоль витрин лавок, словно он ехал на электрическом самокате. В следующее мгновенье он был уже у стеклянных дверей и вот уже садился в машину, не сводя взгляда с Рубена.
В ушах у него эхом звучала фраза Микаэля: «…я принимаю приглашение…»
На следующее утро, Рубен, придя на рынок позже обычного, узнал страшную новость. У себя в кабинете был найден мертвым Ашот. Утром уборщица пришла убираться и открыв дверь увидела за столом покойника. А ведь действительно, пока они с Микаэлем общались, Ашот не выходил от себя. Неужели ему стал плохо, когда они ещё были рядом. Веди они могли ему помочь.
Последующие дни Рубену некогда было задумываться над всеми этими грустными размышлениями, он открывал счета, заказывал карты и договаривался с азиатом Саби, когда тот будет забирать деньги. А они не заставили себя долго ждать. Сначала понемногу ему на счет ставила одна контора, потом вторая и затем стабильно на все счета стали поступать безналичные деньги. Он рано утром или поздно вечером ездил по банкоматам с розовым рюкзаком дочери и снимал наличные с кучи карточек.
Один раз столкнувшись в дверях с полицейским, который подозрительно осмотрел его и попросил паспорт, Рубен решил, что теперь он будет снимать деньги в торговых центрах, где такого народа, как он было много. Однако, и в Мега Белая дача, куда он частенько наведывался, он видел, как на выходе молодых парней с рюкзаками принимают ребята в штатском. Чтобы огородить себя от неприятных встреч, он стал прикармливать охранников, стоявших неподалёку от банкоматов и выступавших дежурными понятыми у ментов при скручивании кардеров. Те с охотой брали мзду, предупреждая Рубена о проводимых мероприятиях и советовали куда лучше выйти с полным рюкзаком.
Время шло, объемы денег, поступавших на счёт Рубена, росли и, вскоре, он решил открыть ещё два ИП на имя жены и старшей дочери. Вместе с потоком безнала, росла и его комиссия и он уже сам не торговал на рынке. Вместо него за прилавком на рынке работал племянник Рудика, а он договаривался о поставках, расширял ассортимент. И по-прежнему снимал наличные с банкоматов.
Ещё через какое-то время они с женой задумались об ипотеке и взяли трёшку в новом доме в Марьинском парке. Жизнь стала налаживаться и денег уже хватало на тихую и счастливую семейную жизнь. Прошли те времена, когда Рубен думал, что ему купить – продуктов на ужин или заплатить за учёбу дочери. Ему хватало денег и для отправки матери, и для отдыха с семьёй на море и даже на подержанный Форд Фокус на армянских номерах.
Всё было хорошо, кроме одного. Гаянэ стала пропадать вечерами после института, а часто и вообще задерживалась допоздна, что с тихой и послушной девочкой никогда не случалось. На все вопросы матери, она только стояла и опустив глаза, молчала. Кричать, ругаться на неё было бессмысленно, Рубен это знал. В душе она была упрямым маленьким осликом, которого с детства ни в чём нельзя было переубедить и в этом она походила на него самого.
Она не поехала с ними летом в Сочи и даже к любимой бабушке в Гюмри. Рубен страдал, но понимал, что дочь выросла и ей пора уже выпорхнуть из того гнёздышка, который он вил всё это время. Ему ужасно не хотелось отпускать своего воробушка в эту страшную и недобрую жизнь, которая бурлила и переливалось злобным ядом вокруг него и его маленького рая, который они с женой построили для себя и детей.
Гаянэ стала нервной, раздражительной и какой-то измождённой. На её бледном лице всё отчётливее проступали скулы, она совсем перестала кушать и родители стали подозревать уж не беременна ли она. Приезжая домой, она запиралась в своей комнате и только рано утром, пока все спят выходила на кухню и пила кофе, сидя в кресле на балконе.
Наслаждаясь долгожданным достатком, Рубен не задумывался о том, что он делает и насколько это занятие может повлиять на его дальнейшую жизнь. Все что касалось источника существования семьи для него было святым, и тема находилась под запретом для обсуждения с женой. Несколько раз она пыталась заговорить с ним о последствиях, но он мягко, но настойчиво уклонялся от дальнейшего разговора.
После смерти Ашота, на рынке сменились собственники и руководство. Вместо доброго и покладистого друга, появились дерзкие и агрессивные азербайджанцы, выдавившие половину торговцев и заменившие их своими людьми. Новый директор, Гасан, самый старший из них, несколько раз приглашал к себе и Рубена. Вежливо, но крайне убедительно, он обрисовывал ему перспективы его работы на рынке, которые сводились к перспективе получить по голове от молодых спортсменов, крутившихся вокруг рынка, либо угодить под проверку прикормленного чиновника. Вопрос решился внезапно, когда на рынке появился Микаэль, перед которыми новое руководство ходило по струнке. А когда тот, уходя, персонально подошёл к Микаэлю и спросил его про дела и семью, в глазах азербайджанцев появилось нескрываемое уважение. После этого, Рубен долго не видел своего благодетеля, пока не наступил тот самый день.
На мобильный телефон Рубену позвонил налоговый инспектор и попросил прийти к нему для дачи пояснений по вопросу его хозяйственной деятельности. Набрав своему бухгалтеру, тот попытался выяснить чем, по её мнению, вызван такой интерес. На что та фыркнула и сказал, что давно ждала подобной реакции налоговой и, что, ей, по всей видимости, придётся подыскивать себе новую работу. Когда Рубен повторил вопрос, та неожиданно обозвала его идиотом, в ответ спросив, не догадывается ли он сам. После чего, неожиданно заявила, что расскажет всю правду и ничего скрывать не собирается. Попросила её рассчитать и заявила, что ближайший авансовый отчёт она сдавать не собирается.
Рубен был в шоке, пришёл домой раньше обычного. Жены не было, и он полез в буфет, достав бутылку коньяка. Выпив в одиночестве полбутылки, он не почувствовал никакого видимого облегчения, побрёл к Рудику в гараж, где они, допив эту бутылку, купили ещё и вот тут сознание не злоупотреблявшего никогда в таких количествах Рубена померкло и очнулся он уже утром в своей кровати и со страшной головной болью.
Визит в налоговую он проспал. Достав из кармана брюк телефон, он увидел кучу пропущенных звонков и от инспектора, и от людей Саби. Он должен был отдать им деньги. Взглянул на часы: половина одиннадцатого. Пятница. Ехать на машине опасно, могут поймать гайцы. Без машины, могут поймать таджики возле «Садовода» и надавать по голове, отобрав деньги. Набрав инкассаторам, он сказал, что приболел, безмолвно выслушал весь негатив, пообещал выдать завтра двойную сумму за минусом штрафа. За беседой не заметил, как у двери встала жена, опёршись о косяк и смотря на него с нескрываемым упрёком. На душе было тошно. Инспектору звонить не стал, не знал, что сказать. На рынок тоже решил не ходить. Взял деньги, одел домашние треники и под безмолвный взгляд жены, отправился в магазин, который был внизу, купить пива. Выпив пару бутылок прямо в подъезде, он вернулся и завалился спать.
Проснулся к вечеру от ароматных запахов с кухни, посвежевшим и голодным. На кухне ворковала жена с младшей дочкой. Гаянэ на удивление приехала рано и уже была у себя в комнате. Рубен встал, набросил рубашку и пошёл на кухню с виноватым видом.
- Рановато ты, - с улыбкой в губах, проворчала жена, - что за праздник вчера был? Рудик то сумел тебя дотащить, а вот папа наш совсем плохой был.
Рубен, обнял жену за плечи, поцеловал в щеку и промямлил:
- Да так, неприятности небольшие.
- Вы теперь с Рудиком будете все неприятности так встречать? - вывернулась жена и стала накрывать на стол.
Рубен не стал оправдываться, не хотел нелепо выглядеть перед младшенькой. Он глава семьи, хоть и проштрафился.
- Не ворчи, не буду, - ответил он поникшим голосом и взяв из холодильника минералку, отправился в любимое кресло, посмотреть новости. По телевизору шла очередная перепалка, смысл которой был традиционный и касался беспредела в соседней стране. Весь этот фон располагал к размышлениям, коим Рубен и предался, пока его девочки хлопотали над столом.
Надо поговорить с Микаэлем. Но как с ним связаться, у него даже телефона его нет. Через Саби или инкассаторов – плохая мысль. Через Гасана? Мысль ещё хуже. В голове Рубена нарастала какая-то непонятная тревога и даже паника. Рой бессвязных мыслей носился у него в голове. О себе, жене, дочерях, квартире, кредите, машине, о бедной матери.
«Господи, во что я ввязался», - думал он и паника нарастала, захлёстывая его волнами. И вдруг он услышал это.
Вернее, даже не услышал, а почувствовал то, что городские жители обычно не слышат, ибо привыкли за долгие годы нахождения среди звуков городской суеты. Клаксонов, рыка моторов, сирен полиции и скорой помощи, лязга тракторов и гудения башенных кранов, громыхания мусорок об асфальт и многих других спутников городской жизни. Среди всего прочего звук поднимающегося лифта, который так тревожит домашних животных, человек перестаёт замечать. Но сейчас, Рубен отчётливо слышал и даже ощущал, как лифт открывает свои двери на первом этаже, забирает пассажира и медленно со значением, поднимает его как адская колесница. Он понимал, что этот лифт везёт пассажира к нему и отчётливо понимал, какой этаж проехал этот ужасный аппарат и сколько ему осталось. Рубен мысленно отсчитывал сколько ему осталось. Этажей, времени, жизни?
Лифт остановился, двери открылись. Пассажир вышел. Рубен медленно встал и побрёл к двери. Не оглядываясь на позвавшую его с кухни жену и не увидев Гаянэ, стоявшую на пороге своей комнаты. Он подошёл к двери и встал перед ней. Свет в прихожей он не зажёг. Но чётко понимал, что ему нужно сделать сейчас. Ему нужно было открыть эту дверь и впустить его. Того, кто стоял сейчас на лестничной клетке, огромный массивный, черный, зловещий. Он всей массой давил на него, он нависал над ним. Нет, он не трезвонил в звонок и не долбил сапогами в дверь. Он просто зловеще молчал и стоял за дверью, приказывая ему открыть. Голова у Рубена шумела, руки дрожали, сердце отчаянно билось. Разум кричал, звал его, запрещая открывать этот чёртов замок. Но рука сама тянулась к собачке замка. Вот он уже ощутил на пальцах её холодную сталь. Щёлк, замок открылся. Ручка плавно подалась и дверь на хорошо смазанных петлях тихо открылась. Перед ним стоял он. Тот, кого он сам приглашал, но не ждал. Вернее, не хотел ждать у себя дома.