Когда я был подростком, меня всегда смущало, если нас с отцом видели вместе. Он был очень маленького роста и сильно хромал. Когда мы, бывало, шли вместе, и он опирался на мою руку, люди глазели на нас. У меня внутри все сжималось из-за этого нежелательного внимания. Если отец замечал это или его это беспокоило, он никогда не подавал виду.
Нам трудно было идти в ногу: он шёл неровно, спотыкался, и я с трудом скрывал нетерпение, поэтому мы очень мало разговаривали по дороге. Но когда мы отправлялись в путь, он всегда говорил: «Ты шагай, а я уж постараюсь подстроиться».
Наш обычный путь проходил до метро, на котором отец добирался до работы и обратно. Он работал даже несмотря на болезнь и ненастную погоду. Он почти никогда не пропускал работу и приходил, когда другие не могли. Это было делом чести.
Когда земля покрывалась снегом или льдом, отец совсем не мог передвигаться, даже с посторонней помощью. Тогда я вез его по улицам в детских санках до самого входа на станцию. В метро он крепко держался за перила. Станция метро находилась в основании здания, в котором он работал, поэтому на улицу он выходил лишь на обратном пути, где я его встречал.
Думая об этом сейчас, я восхищаюсь мужеством, которым обладал этот человек, ведь будучи взрослым мужчиной, он подвергался такому унижению и выдерживал огромное напряжение. И как он терпел без горечи и жалоб?
Отец никогда не говорил о себе как о человеке, вызывающем чувство жалости, и никогда не выказывал ни малейшей зависти к более здоровым и счастливым. Он искал в окружающих «доброе сердце» и если находил его, то такой человек становился ему симпатичным.
Теперь, когда я стал старше, я понимаю, что именно по этому качеству надо судить о людях, хотя я и сейчас все еще не знаю точно, что же такое «доброе сердце». Но я знаю случаи, когда у меня самого этого доброго сердца не оказывалось.
Будучи не в состоянии заниматься многими видами деятельности, мой отец все-таки старался принимать посильное участие во всем. Когда местная детская футбольная команда оказалась в трудном финансовом положении, отец помог ей удержаться и выступить на соревнованиях. Он любил ходить на танцы и вечеринки, где получал удовольствие просто от того, что сидел и смотрел.
Однажды во время вечеринки разгорелась драка. Все вокруг толкались и награждали друг друга тумаками. Отец не мог спокойно сидеть и смотреть, но ему было трудно стоять. В отчаянии он начал кричать: «Я готов померятся силами с любым, кто сядет рядом со мной!»
Никто не принял вызов. На следующий день люди, бывшие на вечеринке, подшучивали над ним и говорили, что впервые боец участвовал в драке, не вмешавшись в нее.
Теперь я понял, что отец принимал участие во многих делах исключительно ради меня – своего единственного сына. Когда я играл в футбол, (и плохо играл), он «играл» тоже. Когда я служил во флоте, он тоже «служил».
Уже прошло много лет, как отец умер, но я часто думаю о нём. Я задаю себе вопрос, чувствовал ли он, как я не хотел, чтобы нас видели вместе. Если да, то мне очень жал, что я никогда не говорил ему, как я сожалел об этом и как это было недостойно с моей стороны. Я вспоминаю об отце, когда жалуюсь по пустякам, когда завидую чужой удаче, когда мне не хватает доброго сердца.
В такие моменты я мысленно опираюсь на его руку, чтобы удержаться и говорю: «Ты шагай, а я уж постараюсь подстроиться». И сейчас я понимаю, что мой отец видел жизнь своим большим добрым сердцем.
Этот рассказ несколько лет назад я прочла в местной газете.