Накал страстей вокруг отношений герцогов Сассекских с Букингемским дворцом за последние несколько дней достиг апогея. Ситуацию немного разрядил французский журнал Charlie Hebdo, выпустивший в своем неповторимом стиле злую карикатуру на королеву Елизавету и Меган с отсылкой к Джорджу Флойду, — так что большая часть обвинений в расизме оказалась переадресована художнику, — но в целом напряжение не ослабевает: вряд ли интервью Опры Уинфри скоро сойдет с газетных полос. Но сегодня, кажется, первый день относительного затишья — никто из лидеров мнений не уволился из-за несогласия с редакционной политикой своих изданий, никто не подал ни одной новой жалобы, — так что можно для разнообразия почитать что-то чисто развлекательное.
Вчера UnHerd — информационная платформа независимых журналистов, не связанная ни с одной из существующих политических партий и провозгласившая своей целью «дать отпор стадному менталитету», — опубликовала любопытное эссе «Королевская семья всегда побеждает» (автор, Уилл Ллойд, возможно, знаком кому-то по статьям в журнале Spectator). Внимание обозревателя сконцентрировано, внезапно, на принце Чарльзе и — отчасти — его отношениях с принцем Гарри; и воспринимается этот злой материал вполне свежо — особенно на фоне дружного хора Daily Mail, Express и Sun, вещающих о том, как глубоко огорчен и разочарован принц Чарльз демаршем своего сына.
«Большинство из нас проводят тщательные и детальные исследования, прежде чем купить, скажем, электрическую зубную щетку. Но когда речь идет о следующем главе нашего государства, нам не нужно задавать никаких вопросов, потому что мы уже знаем ответ. Это он, с его ушами, — смахните пыль с короны и приведите Уэлби.
Абсолютная случайность кадрового состава — вот что делает монархию такой великой. Вам может достаться бандит, мистик, игрок или — как нам в конечном итоге — парень, который искренне верит, что может разговаривать с растениями. Величие в любой момент можно окунуть в выгребную яму. Королевская власть все еще существует в Британии не только из-за пышности, или красоты, или какой-то великой облагораживающей истины — но и из-за ее безжалостной забавной иррациональности.
Республиканцы совершают ошибку, думая, что монарх правит своими подданными. На самом деле монархия является формой развлечения для подданных — как те старательные медведи, которые ездят на мотоциклах в Московском государственном цирке. И наши королевские особы почти понимают это. «У меня не очень хорошо получается быть дрессированной обезьянкой», — грустно признался принц Чарльз Джонатану Димблби в 1994, не подозревая, что именно его крайний дискомфорт делает его постоянным предметом развлечения.
Монарх, ее семья, их лакеи, камердинеры, шоферы, садовники, маникюрши, подхалимы, любовники, телохранители... все они — наши подданные. Сегодняшние Кромвели, как правило, американцы — и, как все республиканцы, они не в состоянии понять простую истину о монархии: зачем свергать ее, когда она сама бескровно ниспровергает себя каждые 25 лет или около того? Дом Виндзоров стоит на краю обрыва — именно там, где мы хотим его видеть.
Последнее падение Виндзоров — в зависимости от симпатий рассказчика — представляют либо как неспособность семьи ассимилировать чужака, либо как случай, когда чужак подрывает семейное счастье семьи. Она украла нашего принца! Меган в этой версии — свирепый и беспощадный монстр, который, подобно Годзилле, громит наш королевский город, а не заурядная социальная альпинистка.
Это лестная сказка, в которой ни публика, ненасытно жаждущая драмы, ни наш наследный принц не несут большой вины за то, что произошло. Но я не уверен, что Меган — которая, кажется, полностью поглощена многолетним спором о платьях с герцогиней Кембриджской, — действительно находится за пультом управления. Напротив, очевидно, что лидирует Гарри — интервью стало интересным только тогда, когда появился он. Меган стала его удобным предлогом, его машиной для побега, его катапультирующим креслом — точно так же, как туманные обвинения в расизме стали способом Меган объяснить, почему Виндзоры не любили ее. Они оба хотели уйти. Но почему?
Что ж, мне кажется очевидным: принц Гарри глубоко ненавидит своего отца. Пересмотрите еще раз тот момент, когда он говорит, что Чарльз перестал отвечать на его звонки, — глаза Гарри так прищурены, что их можно прикрыть одним пенни. Если бы это был 14 век, он был бы сейчас во Франции — замышлял месть, упрямо собирал армию, готовую отплыть обратно в Англию, чтобы захватить трон, жестоко пытать Пирса Моргана и отправить всю редакцию Daily Mail на виселицу. Увы, 14 век закончился, так что вся месть Гарри — особняк в Беверли-Хиллз с огромным количеством ванных комнат и телевизионный спектакль, который нанес максимальный ущерб.
Конечно, эдипова ярость заставила Гарри сделать это — а не пресса или расизм, как он утверждает. Как иначе объяснить их переезд в Америку, где нет никакого расизма? В частности, в Голливуд, где, насколько я могу судить, никогда не видели ни журналистов, ни фотографов?
Для них мало что изменится. Гарри все еще улыбается, когда ему не хочется улыбаться. Ему все равно придется произносить фразы, которых он не понимает, на бесконечных приемах... Единственное, что должно сделать его заслуживающим внимания, — это осознание того, что он унизил своего отца, человека, который заставил его идти за гробом матери.
Впрочем, истоки гнева Гарри гораздо менее важны, чем неизбежность такой ожесточенной вражды между нашими королевскими особами. Все это уже случалось и будет происходить снова. Эдиповы стычки ганноверцев, например, продолжались более века. Георг I ненавидел своего старшего сына, будущего Георга II, и тот отвечал ему взаимностью. Георг II ненавидел своего старшего сына Фридриха, чья ненависть к отцу была прервана только несчастным случаем во время игры в крикет (ну, возможно). Старший сын Георга III так презирал своего отца, что... вы можете продолжить сами. Нечеловеческие условия монархической жизни делают неизбежными ожесточенные ссоры.
Тем не менее горести, разочарования и конфузы Чарльза, похоже, будут выделяться в анналах истории. Даже редкие ноты сочувствия, которые он получает, — наподобие недавней колонки Бена Джуды в Washington Post, — довольно бессмысленны: принц Чарльз — не злодей; он был прав во многих важных вопросах сегодняшнего дня; он считал войну в Ираке плохой идеей; он был «зеленым» до того, как это стало модным. К тому же у Чарльза открытые взгляды — время от времени он произносит дипломатические речи перед достойными европейцами.
(Джуда забывает одну из главных сильных сторон Чарльза: он выглядит по-настоящему умиротворенным, держа в руках пинту пива. Когда-то это была черта, которая раскачивала выборы, — до того, как мы открыли для себя радость называть наших политических врагов расистами.)
Проблема заключается в том, что не имеет значения, прав ли Чарльз в отношении органического земледелия, межконфессионального диалога или чего-то еще. Никому нет дела до того, что думает Чарльз, — он рожден быть символом, а не газетным обозревателем. Справедливо будет сказать, что Чарльз потерпел неудачу как отец и муж (в первом браке). Он стоял за занавесом истории в течение десятилетий. Весь его труд в области благотворительности был уничтожен одной фразой: «Упаси Боже — Тампакс». Мы остались без энергичного, благоразумного наследного принца, способного удержать свою семью вместе. «Никто не знает, — простонал он однажды, — что это за ад — быть принцем Уэльским». Но, как показала последняя неделя, именно этого и хочет от него публика — пройти через ад.
Монархия не держится на законах и абстракциях. Правда заключается в том, что до тех пор, пока Виндзоры будут преподносить публике неприятную семейную катастрофу каждое поколение или около того, их будут терпеть. Фирма будет продолжать выигрывать, даже когда она кажется проигравшей. Вот почему Чарльз — когда он наконец смахнет пыль с короны — будет думать не об обидах своего сына или жестокости своих подданных, а о своем портрете на монетах...»