Наш отряд уходил вглубь континента. Местные племена сдавались одно за другим. Победы перестали радовать. Нет удовольствия в убийстве и пленении беззащитных, безоружных и диких людей.
Зима застала нас врасплох. Внезапно повалил снег. Нагрудные пластины покрылись инеем. Вот тогда я простыл. Тело бросало то в жар, то в холод. А на третий день началась лихорадка.
Боевые товарищи нашли знахаря в одном селении. Притащили меня к нему в хижину и пригрозили старцу смертью, если не сможет меня вылечить. К тому времени сознание мое уже путалось, начались видения. Такие реальные, что казались правдивыми. Чудовища тянули ко мне свои морды и когтистые пальцы. Я метался на лежанке из стороны в сторону.
Однажды, пробившись сквозь чудищ, явился старик лекарь, зашептал какие-то слова, на незнакомом языке, разрезал свою ладонь и измазал мне лицо. Надо мной закружили вороны. Старик схватил одного и отсек серпом ему голову. Кровь окропила мое лицо, но я не отвел глаз. В руках лекаря появились кубки, он все вылил на меня. И тут сознание меня покинуло.
Очнулся от криков своих товарищей. Они бранили старика и спрашивали, почему я весь в крови. Он гордо поднял голову и сказал:
— Теперь он свободен, как птица, хитер, как лис и могуч, как медведь! Я даровал ему жизнь вечную!
После этих слов я провалился во тьму. Чудовища отступили. Не знаю, сколько продлилось забытьё, но, когда очнулся, почувствовал очень сильный голод. Возле моей лежанки дежурил воин. Я набросился на него, как зверь, повалил на землю и задавил голыми руками. Когда он замер, я принялся его жрать, отрезая его же мечом куски еще тёплой плоти. Так меня и нашли товарищи.
Вязали всем отрядом, я отбивался яростно и многих покалечил, но им удалось загнать меня в клетку для рабов и отправить в столицу на суд. Убийство сослуживца — очень тяжкое преступление, за которое карают казнью — четвертованием. Но, учитывая мои боевые заслуги, смерть заменили ареной. Хотя, дело может вовсе не в воинской доблести, а именно в зверстве, которое я учинил. Жители столицы любят кровавые зрелища.
Первый бой прошёл слишком легко. Мой противник вышел с двумя мечами, но меня это не испугало, а только подзадорило. Он крутился вокруг, как в танце, а я просто ждал. Стоял и смотрел на его кривляния. Наконец, он бросился в атаку, выставив один меч над головой, а вторым целясь в корпус. В последний момент я присел и дёрнул недотёпу за ноги. Он завалился на спину, один меч выпал, я тут же его схватил и вогнал в грудь бедняги. Вытащил и рубанул по лицу. Кусок щеки срезало, как масло. Я поднял его и запихнул в рот.
Трибуны замерли. Кто-то с отвращением смотрел на меня, кто-то закрыл глаза, женщины брезгливо отвернулись.
Сожрать противника на арене мне не дали. Загнали толпой в клетку и утащили в подземелье. Вкус его крови сводил с ума. Я не чувствовал ничего, кроме голода.
Позже, меня навестил сам император. Разговор был коротким. Он сказал, что я не должен так быстро убивать противников, это не зрелищно. А взамен пообещал тела для пищи, только не прилюдно. В доказательство своих слов он махнул рукой и двое стражников притащили к моей темнице тело того несчастного, который погиб от моей руки.
Слюна напомнила рот. Я чувствовал запах свежей крови.
— Император, я клянусь, что каждый бой будет зрелищней предыдущего, а теперь оставьте меня, я очень голоден.
Правитель не ушел и не отвернулся, а просто смотрел, как я поедаю своего врага.
С того боя прошло уже сорок лет. Император стал дряхлым стариком, а я, по-прежнему, молод и полон сил. На арену выхожу с двумя мечами бойца, погибшего в моем первом бою. Пока люди любят кровавые зрелища — я буду жить!