Оно раньше как было - если на что-то нет денег, то делай сам. Были бы деньги я бы понятия не имел как починить унитаз. А ведь случись апокалипсис, многие не выживут. Куда без унитаза в наши дни?! Всё в себя, кровоизлияние в мозг и крематорий в лучшем случае. Так, по крайней мере, регулярно рассуждала моя мама и даже когда у нас в квартире со всеми удобствами замёрзла вода, простите за тавтологию, в унитазе, спасать положение пришли основные алкоголики нашего подъезда Дядя Коля и Дядя Вова. Цель была поставлена разморозить унитаз и она была с успехом достигнута. То, что они бензиновой паяльной лампой закоптили всю хату - это незначительные побочные эффекты. Спецэффекты мы устраняли полгода, но вода в унитазе не замерзала больше ни разу в жизни, а это ли не главное.
И вот, настал тот самый момент, когда деньги бы не помешали, а их как всегда нет. Дело в том, что в те времена гиперактивная волосатость в школе считалась преступлением против человечности, сильная нелюбовь к родине, происки американских шпионов, в общем, в особо тяжёлых случаях можно было отсидеть в детской комнате милиции. При всём отсутствии денег - "сидевший сын в доме - горе в семье" - решила мать и сказала, что пора стричься. А у меня волосы растут кучно. Причём чем дальше, тем куча всё больше. В какой-то момент я стал похож на сильно пьющего ребёнка и выхода другого не было. Если умение ремонтировать сантехнику пришло не сразу, знаменитым методом проб и ошибок, то в парикмахерском искусстве одна незначительная оплошность и в семье Ван Гог. А нам только великих художников в доме не хватало. Мама моя не очень уверенный в себе человек, но почему-то она была на сто процентов уверена, что стричь - это раз-два и готово. Что именно готово было неизвестно, но тогда это было не главное - считала женщина родившая меня лет 12-13 до этого события.
У нас в доме были ножницы которые трогать было нельзя под страхом страшной и неминуемой смерти. Они были портняжные и славились особой остротой лезвий. Мама никогда в жизни не шила, но ножницы хранила как зеницу ока. А тут такая коллизия. Она конечно не сразу перешла на главные ножницы на планете. Начала-то обычными. Ну с зелёными кольцами, канцелярскими. У них ещё краска быстро облупливалась и царапала пальцы. Ножничная промышленность в те времена не могла похвалиться особыми достижениями и лепили эти зелёные.
Мама в приказном порядке усадила меня на стул и обмотала простынёй. Я стал похож на древнегреческого сумасшедшего, но мама над этим работала. Она намочила на мне волосы брызгалкой для опыления цветов и я стал похож на древнегреческую сумасшедшую болонку. Ну, особенность у меня такая, как волосы намочишь, они давай завиваться да кучерявится. Мама попросила в процессе не дышать и я держался сколько мог. Канцелярские ножницы оказались тупыми, ну это у нас семейное, и они просто загибали мои кучери даже не пытаясь их резать. Ну, пришлось идти за главным сокровищем в нашем доме. Я хоть подышал всласть пока мама вспоминала куда она их от меня спрятала. Мне надоело ждать и я сказал ей где ножницы. Обещала мне всыпать за то, что я помню куда она спрятала ножницы и начала меня стричь. Волосы падали с меня уверенно как кусты от секатора. Мама быстро приняла вид художника-передвижника и подозрительно на меня смотрела то слева, то справа. Если я ей очень нравился с одной стороны, то с другой было категорически плохо, судя по лицу мастера. Волос, благо, было завались и мама пользовалась моментом. Закончила она стрижку довольно странными словами: - "Нуу-у в принципе... А с другой стороны... Но, могло быть конечно тут... Не графья, так походишь. Отрасти должны. По крайней мере справа я очень надеюсь, а слева так ещё есть немного, но не везде..."
И как-то её голос стал удалятся и я понял, что стрижка окончена. Только когда я повернулся к зеркалу, я понял, почему мама попросила меня повернуться к нему задом. Мама сказала, что любит меня и таким и отпустила гулять.
У нас на третьем этаже жила собака Тяпа. Уж ей-то чего, казалось бы?! Она посмотрела на меня исподлобья и порычала где-то внутри себя. Я вышел на улицу и впервые в жизни почувствовал себя популярным. Все на меня оборачивались. Без исключения. Доверчивых людей мной можно было лечить от заикания, я полагаю. Не сказать, что я не понимал, что у меня на голове последствия Варфоломеевской ночи, но матери же об этом не скажешь. Легко художника обидеть, а оно мне было надо - спать на улице. Вернулся домой. Оба старались не попадаться друг другу на глаза. Получалось из рук вон плохо. А признавать свои ошибки полностью у нас в семье не принято. А ты знаешь - смотрела мать на мою голову издалека, как Церетели на статую Свободы - думаю сходи ка ты таки в парикмахерскую, пусть тебе там немного подровняют. Мы оба всё прекрасно понимали, но и я не мог сказать мол чтож ты мать сына-то изуродовала. Согласился с ней в том плане, что надо зайти в парикмахерскую, но ненадолго, чисто шлифануть, убрать лёгкие шероховатости.
К незнакомому парикмахеру идти нельзя. Посадят нафиг. И мама отвела к Наташе, которая стригла меня все эти 12 лет. До двери довела и "иди" говорит, что я там буду стоять, глаза мозолить. А сильно коротко тоже нельзя - это вообще по тем временам или уголовщина или "Вшивый" и не поймёшь, что хуже. Я не думаю, что Наташа ещё когда-нибудь так смеялась. "Тебя газонокосилкой стригли, да? - не унималась она. В общем, она минимизировала огрехи и как и мать сказала: - "Ничего Димка, волосы не ноги - отрастут."
С тех пор, как бы мать не порывалась, я не соглашался, хотя она продолжала думать, что и у великих художников есть неудачные работы.
