«За что мы любим своих родителей?

«За что мы любим своих родителей? За то, что они подарили нам жизнь! А за что ненавидим?.. За то же самое!»

Аккуратно повесив старенькую школьную форму на спинку стула, я осторожно расплела две тоненькие косички и причесалась. Скатав рулончиком коричневые ленты, отправила их на полку, уложив рядом с любимой книгой про собак. Книжку «Твой друг» мне подарила мама, чем заставила сразу же влюбиться в братьев наших меньших. Преодолев в себе желание тут же усесться на поскрипывающий древними пружинами диван, чтобы почитать, я вздохнула и, надев байковый халат, принялась разбирать набитый доверху чёрный портфель.

Заканчивался мой четвёртый год обучения в школе. А точнее — мучения.

Нет, я не была двоечницей. Напротив, в моём дневнике красовались одни пятёрки, каждая из которых была выстрадана потоком слёз, страхом — от которого начинало тошнить, и бурыми полосами от тяжёлого кожаного ремня, оставленными на моих тощих бёдрах и спине.

Посмотрев на висевшие на стене большие часы с маятником и определив, что отец вернётся с работы через три часа, я заторопилась. Обедать было некогда, да и нечего. Остатки картофельного супа, стоявшего на плите, давно прокисли, а открытая банка кильки в холодильнике покрылась неприятным ржавым налётом. Лежавший на кухонном столе чёрствый кусок чёрного хлеба, был обгрызен со всех сторон мышами и испачкан их помётом. В общем, надеяться на какую-нибудь еду раньше, чем мать вернётся с работы — не приходилось. Вспомнив, что сегодня среда, а значит, мать работает во вторую смену, я постаралась забыть про еду вообще и заняться более необходимым делом — подготовкой домашнего задания. Взяв из ванной большую серую тряпку, я тщательно стёрла с письменного стола крошки, вытряхнула окурки из пепельницы и затёрла липкие винные пятна. Пустые бутылки выставила у батареи рядом со столом. Подготовив, таким образом, необходимое рабочее пространство, я аккуратно разложила на столе дневник, книги и обёрнутые в обложки, идеально чистые и гладкие тетради.

Раскрыв дневник, я поморщилась. Меня сегодня на уроках не спрашивали. Пятёрка стояла лишь одна за вчерашнюю контрольную работу по математике. Отец опять не поверит, что больше оценок нет. Будет долго допрашивать, наклоняясь надо мной, как удав, и, зло сузив зрачки, грозить пальцем, обещая, что непременно зайдёт в школу, чтобы убедиться, что я ничего не скрываю. И ведь действительно зайдёт…

Каждый раз после посещения им школы я ловила на себе странные взгляды учителей, которые, шушукаясь между собой, качали головами и начинали усердно меня спрашивать по всем предметам. Мне было ужасно стыдно, неудобно и страшно. Страшно от того, что я могла не ответить, что-то забыть, перепутать и получить вместо пятёрки — четыре. Тогда хоть домой не возвращайся. Впрочем, я так и делала. Гуляла допоздна, ждала мать с работы, прячась в кустах полисадника или в чужих дворах. Даже зимой для меня предпочтительней было замёрзнуть на смерть, чем встретиться с отцом один на один и сообщить, что я получила четвёрку.

Однажды, ещё в третьем классе, я получила тройку по физкультуре, потому что не смогла забраться на канат. Помню, как хихикал класс, когда я, судорожно цепляясь за витую грубую верёвку, изо всех сил старалась взобраться вверх хотя бы на метр. Физрук, молодой парень, подбадривал меня, как мог, но потом махнул рукой и, пробормотав что-то насчёт каши, которой я мало ела, с лёгкой душой влепил мне трояк.

Я помню, как мир вокруг потерял свои краски и стал чёрно-белым. Как меня бросило в жар, и я стала задыхаться. Как потемнело в глазах от страха, но я не смогла даже заплакать, потому что на меня с неприятными ухмылками смотрели одноклассники…

Я долго бродила по узким заснеженным тропинкам между домов и понимала, что меня уже никто не спасёт — даже мать. В прошлый раз, когда она за меня заступилась, отец избил её так, что из-за почерневшей руки она не смогла ходить на работу. Больничный оплатили не сразу, и у нас несколько дней не было никакой еды, кроме репчатого лука и буханки хлеба, на которую она попросила взаймы у соседки. И ещё подсолнечное масло. Мы макали дольки лука в масло, потом в соль и ели с хлебом. В школе от меня шарахались одноклассники, потому что от меня пахло луком. Тогда ко мне приклеилось прозвище — «помойка». Впрочем, я готова была всю жизнь называться «помойкой» и «Чиполлино», лишь бы отец не узнал про тройку. И тогда я решила выбросить свой дневник. Пусть лучше я получу ремня за потерю дневника, чем меня или мать убьют за тройку по физкультуре. Думаете, я преувеличиваю?.. Нет! Отец бы меня убил — я это чувствовала. Ещё я помнила его совершенно безумный взгляд, пену на губах и яростные удары ремнём, которыми он осыпал мать, потому что она закрывала меня собой.

«Исполнив свой долг» по воспитанию, отец забрал всю еду из холодильника, последние деньги из маминого кошелька, взял удочки и отправился на рыбалку на несколько дней. Он всегда ходил на рыбалку, тратя всю зарплату и залезая в долги, чтобы купить спиннинг, крючки, лески, грузила, блесну и ещё много чего, что было ему необходимо. Всем этим хламом у нас была полностью забита кладовая.

В девять лет как-то не думаешь о смерти, а юный организм, подобно весеннему цветку, стремится жить и дышать. И не смотря на то, что жизнь кажется адом, умирать всё равно не хочется, потому что ещё есть призрачная надежда на то, что что-то изменится к лучшему.

Именно из-за надежды, я и решилась на отчаянный шаг — закопала свой дневник с тройкой в снег, возле соседней пятиэтажки. Потом пошла домой и храбро рассказала отцу, что где-то забыла свой дневник и не смогла его найти. Меня наказали. Все выходные я должна была убирать трёхкомнатную квартиру, в которой жила не только наша семья, но и два брата, их жёны, дети, и две сестры отца. И ещё дед, потерявший обе ноги в финскую войну. Все были матёрыми алкоголиками, которые заявлялись домой лишь для того, чтобы опустошить холодильник или разбить последние чашки и тарелки. Наша квартира была похожа на поле военных действий, с выбитыми дверями, треснувшими и заклеенными скотчем стёклами окон, с огромными дырами в полу от крыс и мышей, пролезавших к нам из подвала, потому что мы жили на первом этаже. В углах были накиданы горы нестираных вещей, пол усеян окурками и мелким мусором, в туалете никто не смывал за собой уже годы… В общем — картина маслом. Но для меня это было тогда домом и за уборку этого дома я принялась с каким-то воодушевлением и даже азартом.

Мать, как и всегда, была на работе… Наверное… Мне хотелось верить, что она не может мне помочь, не может меня накормить и просто обнять лишний раз, потому что слишком много работает. А то, что она часто выпивает, так это потому, что жизнь у неё очень тяжёлая. Но ведь она меня любит. И я ей нужна, потому что друг без друга мы просто пропадём…

Думая об этом, я убирала, мыла, скребла по мере своих хилых силёнок, но каждый вычищенный уголок квартиры казался мне краешком новой чистой радостной жизни к которой стремилось всё моё существо. Я по праву гордилась проделанной работой, когда квартира обрела вид дома и уюта. Мне так хотелось, чтобы родители увидели и оценили результат моих трудов, но они в тот день даже не пришли. Не знаю, где был отец, но мама сказала, что осталась работать в ночную смену. Я ночевала одна. По соседству храпел пьяный безногий дед. Потом пришли мои дяди и тёти и привели с собой гостей.

Они что-то кричали, потом началась драка. Прячась, я залезла в трёхстворчатый шкаф, зарылась в кучу грязных старых шмоток и уснула. Когда утром проснулась, от моей уборки не осталось и следа. Мебель была переломана, пол залит вином, туалет сломан, раковина, которую я вчера вычистила до блеска — разбита…

Вот и сейчас, расчищая себе место для того, чтобы выполнить домашнее задание, я вспомнила о том случае и понадеялась, что и сегодня отец уедет на какую-нибудь рыбалку. В противном случае, мне предстояло долго оправдываться, объясняя тот факт, почему у меня сегодня так мало пятёрок. Ведь, отец так хочет, чтобы я всегда была лучшей во всём. Это было его жизненным кредо. Весь город (а лучше весь мир) должны знать, что у него дочь — круглая отличница, что она самая умная и вообще самая-самая. Ведь, он так старался сделать меня такой. Всё потому, что он очень меня любил. И я тоже его любила. Не смотря ни на что. И очень хотела его радовать, верить ему, гордиться им так же, как он хотел гордиться мной…

Вновь вздохнув, я раскрыла учебник по Окружающему миру и стала читать про атмосферу планеты Земля. Выучив параграф, я со спокойной душой приступила к другим заданиям.

Не обращая внимания на многозначительное урчание в пустом животе, я доделала уроки и уже собирала портфель, как тут хлопнула входная дверь, и в квартиру зашёл отец вместе со своим другом по работе. Оба были достаточно пьяны, чтобы начать со мной разговор «по душам».

Пока отец доставал из пакета бутылки и завёрнутую в бумагу колбасу, его сослуживец тут же подступил ко мне с вопросами о школе. Почему-то все взрослые, увидев ребёнка, считают себя обязанным расспросить того, как дела в школе. Как будто их и правда это волнует. Но в моём случае приходилось отвечать, чтобы не расстроить отца, который теперь чистил кильку, внимательно слушая наш разговор.

Хлопнув по рюмочке и закусив колбаской, от запаха которой мой рот предательски наполнился слюной, мужчины решили, что пора вмешаться в учебный процесс и начали по очереди тестировать меня на предмет выученных уроков. Смачно чавкая колбасой и дыша мне в лицо перегаром, папин товарищ многозначительно кивал, когда я рассказывала им об атмосфере планеты Земля. Потом он поднял вверх палец и начал собственное повествование, потому что, по его мнению, я всё рассказала неправильно. Когда я попыталась показать «учителям» учебник, на меня прикрикнули и, велев заткнуться, начали учить по-своему. Отец с серьёзным видом кивал и заставлял несколько раз повторять, когда его товарищ втолковывал про оболочку, которая словно одежда покрывает Землю и… Я послушно повторяла, переучивая вызубренный материал, потому что доверяла отцу. Спустя пару часов, когда водка была допита, а килька с колбасой съедены, мужчины, наконец, остались довольны моими знаниями и повалились спать. Я собрала учебники и, проглотив огрызки колбасы и обглодав дочиста солёные скелетики мойвы, на цыпочках вышла из кухни и пробралась в свою комнату. Прождав маму до двух часов ночи, я поняла, что она вновь задерживается на работе, поэтому решила лечь спать. Свет я не гасила, потому что тогда сразу же выползали клопы, которые кусались, не давая выспаться…

Урок Окружающего мира был последним и подходил к концу, когда учительница вдруг назвала мою фамилию, вызывая к доске. Я начала свой рассказ про оболочку Земли, которая, как одежда оборачивает всю планету… Учительница сделала большие глаза, а весь класс покатился со смеху. Отругав меня и разозлившись, учительница ехидно поинтересовалась в каком сумасшедшем доме мне рассказывали подобные глупости и вообще, как я умудрилась втемяшить в свою дурную голову весь этот бред. Для одноклассников мой сокрушительный провал стал настоящим праздником. Надо мной издевались, смеялись, цитируя на переменах мой рассказ про атмосферу Земли.

Боже, как мне было стыдно! И обидно. И горько! Я ведь так верила папе. Ведь, он не мог не знать, что его товарищ заставляет меня учить откровенный бред! Он не мог не понимать, что сегодня в школе надо мной будет смеяться весь класс, а потом мне поставят двойку за то, что я так послушно и долго учила. И как мне сказать ему об этом? Как признаться, что во всём виновата не я, а его коллега, который меня учил? Кто мне поверит? Ведь он просто скажет, что я дура и всё перепутала…

Я шла домой, и мне уже было всё равно. В дневнике на фоне бесчисленных пятёрок красовалась жирная двойка. Я молилась лишь об одном, чтобы мамы не было дома. Пусть меня убьют одну. В девять лет это не страшно.

По дороге меня стошнило, а потом я упала. Мне показалось, что я просто на миг закрыла глаза, а когда открыла их, надо мной стояла какая-то женщина и трясла за плечи. Она проводила меня домой. Мама была там, а отца не было. Она поблагодарила женщину, что довела меня до квартиры и померила мне температуру. Оказалось, что температура была почти тридцать девять. Меня уложили в постель и, разревевшись, я призналась маме, что получила двойку.

Отец пришёл немного позже, трезвый. Выслушав мать о том, что я заболела и, видимо из-за этого не смогла нормально отвечать на уроке, отец ничего не сказал, лишь побледнел от злости.

Мне дали аспирин и вызвали врача. Доктор пришла и, пролепетав что-то про ОРЗ, выписала маме больничный. Я обрадовалась, решив, что мама, наконец-то, побудет со мной. Но к вечеру мама ушла и всю ночь её не было. А когда утром вернулась — от неё опять пахло вином. Сказав, что её внезапно вызвали на работу, мама налила мне чаю и дала таблетки. Потом отправилась в магазин.

Отец подошёл ко мне и, присев на краешек кровати, погладил меня по голове. Я вздохнула с облегчением, поняв, что он больше не сердится. Конечно, он ведь меня любит и жалеет. Значит, не станет ругаться из-за двойки. А я её обязательно исправлю! Выучу весь учебник, если надо, лишь бы не подвести больше папу! И лишь бы мама не страдала из-за меня!..

— Ты помнишь, что у тебя День рождения через неделю? — внезапно спросил папа, и в его глазах зажёгся загадочный огонёк. — Я вот думал, что тебе подарить?

— Я… не знаю, — немного сбитая с толку неожиданным вопросом, я пожала плечами.

— Вчера я ездил на Птичий рынок за мотылем и увидел там кое-что, что тебе непременно понравилось бы. Один мужик там продавал аквариум. Такой красивый, с подсветкой, с водорослями и камешками. Ракушки там всякие и даже грот — это такой подводный замок из камней. А ещё у аквариума есть компрессор, который нагнетает в воду воздух, отчего рыбкам становится легко дышать. И есть фильтр, который заботится о том, чтобы вода долго оставалась чистой. Но это ещё не всё! — глаза отца восторженно вспыхнули. — В аквариуме настоящие водоросли и плавают золотые рыбки! У них роскошные хвосты и длинные вуалевые плавники! Мне так захотелось купить это чудо для тебя, ведь ты у меня такая молодец!

— Ты… купишь мне аквариум?! — не в силах поверить услышанному, прошептала я. — Правда, папочка?! — Я готова была броситься ему на шею и расцеловать!

Перед моим внутренним взором уже стоял аквариум с золотыми рыбками. Конечно же, волшебными, а как же иначе! Золотые рыбки — всегда волшебные — и я уже знаю, что у них попрошу. Всего три желания. Для папы, для мамы и для меня! Для папы я попрошу надувную лодку, о которой он так давно мечтает! Для мамы много красивых платьев и духов! А для себя только одного — чтобы мои родители любили меня так же, как я люблю их, и чтобы мы всегда были вместе!..

Отец помолчал, потом снисходительно улыбнулся, вновь погладив меня по голове.

— Да, вчера я был уверен, что непременно куплю тебе этот аквариум, — с налётом напускной горечи, признался он. — Но сегодня я понял, что такие, как ты — недостойны столь дорогих подарков. Ты получила двойку, опозорив меня на весь город! Ты ведь знаешь, что у половины моих сослуживцев дети учатся с тобой в одной школе. Теперь они узнают, что моя дочь не слишком умная. Мне это неприятно и, согласись, ты не заслужила этого подарка. Вообще ничего не заслужила… — он сокрушённо вздохнул и ушёл…

Не обращая внимания на головокружение и дурноту, я лазила по шкафам и антресолям, пытаясь разыскать место, куда отец спрятал купленный аквариум. Я была уверена, что папочка его купил, просто он не признался, чтобы не испортить сюрприз! Мне безумно хотелось хоть одним глазком взглянуть на это чудо. Разумеется, потом я бы сделала вид, что вижу его в первый раз, а пока… Но по мере того, как все тайные места в квартире подходили к концу, неумолимо таяла и моя надежда. «Да нет, не может быть, что папочка решил меня наказать!.. Ведь, он сам рассказал мне про аквариум и так его расписал!.. Не может быть, чтобы он не видел, как я люблю его, как ради него старалась весь год! У меня же День рождения… Папочка ведь меня любит… Он не может со мной так поступить…»

К вечеру у меня опять взлетела температура. Я лежала в постели, одна в тёмной комнате, и думала о том, что когда я вырасту, обязательно куплю себе аквариум с Золотыми рыбками.

И тогда загадаю им лишь одно желание… Чтобы мне никогда не рождаться