Я сидела в комнате, освещенной мягким золотистым светом; тяжелые шторы спадали до пола мягкими складками, ограждая меня от холода и темноты. Но я чувствовала всей кожей ледяное дыхание той, которая чуть не забрала меня сегодня с собой.
Это было так явно, так осязаемо, что я боялась оглянуться и посмотреть в проем двери.
Я разрыдалась. Сдерживаться больше я не могла.
Пускай кто-то другой становится у штурвала и берет на себя риски.
Если, конечно, кто-то на это решится.
Если, конечно, кому-то это вообще нужно.
В конце концов, в миллионном городе должен найтись смельчак, которому не страшны угрозы « Mras . su ». Лидер, который поведет людей за собой.
– Почему я должна это делать? – всхлипывала я, – я рискую жизнью, меня чуть не убили из-за этого завода! Ради чего я это делаю и ради кого?! Никому это не нужно! А раз не нужно, то я тоже больше не буду!
– Успокойся, успокойся, моя хорошая, – говорил Кирсанов.
Его рука лежала у меня на плечах. Кажется, он прижал меня к себе. Но я уже не могла остановиться и продолжала изливать ему все, что накопилось в душе.
– Ничего бы этого не произошло, если бы весь город поднялся! Они не пойдут против миллионного города! Но бороться никому не надо! Они выбирают пить пиво по субботам, а я крашу флаги в гараже!
– Флаги?
– Да, для митинга. А вдруг никто не придет на митинг? Всего-то и требуется встать в воскресенье с дивана и потратить час своего бесценного времени! Но нет – ведь по телевизору столько интересного!
– Но ваше движение взбудоражило весть город. Власть не знает, что с вами делать. Я думаю, люди придут на митинг.
– Все равно! Я больше не могу волочь все на себе! И не буду… Они получили, что хотели! Я больше не могу…
Постепенно я успокаивалась.
– Я такая же, как и все. Я не верю, что полиция мне поможет. Я могу верить только в плохое.
Я всхлипнула. Мне вдруг стала очевидна моя трусость. Да, именно трусость. Я неплохо начала, но у меня не хватит сил и смелости, чтобы стоять до конца.
Встала и подошла к окну. Тонкое стекло отделяло меня от пронзающей, острой, как меч, вселенской тьмы, едва прорезаемой белыми струями метели.