Новый зять также не пришелся по душе Альбине Никитичне. Корявый, дурно пахнущий, плохо говорящий по-русски, с полным отсутствием каких-либо манер - да Альбине Никитичне было стыдно находиться рядом с ним в приличном обществе, будь то в магазине или на почте.А Марина на жалобы матери не обращала внимания. Каждое утро она выползала из своей комнаты довольная как кошка и чуть ли не мурча прокрадывалась в ванную. Там она пела в душе почти час и после этого бежала на работу, даже не позавтракав. Зато на завтрак выползал Йылмаз и съедал за раз две порции каши, пока Альбина Никитична мыла посуду. Потом он традиционно получал по голове мокрым полотенцем от любимой тещи и, выслушивая брань, спешно собирался на свою стройку.
Йылмаз, новый "друг" Марины, считал за счастье попасть в семью, где было сухо, тепло и пахло едой. Поэтому он внутренне был готов на борьбу с Альбиной Никитичной, лишь бы сохранить за собой место под солнцем, а точнее у холодильника.
Уже через год после переезда из тощего и вялого паренька Йылмаз превратился в упитанного борова. Он уже не убегал в ужасе по утрам от полотенца Альбины Никитичны, а даже подставлял лицо, накладывая себе третью порцию. Вечером, придя с работы, он первым делом бежал к холодильнику, чтобы сделать себе бутерброд, состоящий только из толстых кусков колбасы и сыра. После был ужин, на котором оголодавший Йылмаз съедал все, что было не приколочено. Марина любовно смотрела на своего жениха и подкладывала ему кусочки из своей тарелки.
Денег стало катастрофически не хватать. Альбина Никитична пробовала было вести учет съеденных котлет и потом предъявлять список Марине, но та лишь отмахивалась и советовала "просто готовить больше". А Альбина Никитична, и так простоявшая у плиты весь день, не находила, что ответить.
Все изменила внезапная беременность Марины. Та была к ней совершенно не готова. Марине хоть и было тридцать, но она все равно считала себя маленькой девочкой, которой еще рано иметь собственных детей. "Я не успела пожить для себя, - сокрушалась Марина. - Не успела попутешествовать, сделать карьеру, найти себе увлечение!". Альбина Никитична, как могла, утешала дочь и обещала помочь с ребенком. А Йылмаз гордо ходил по квартире, вышагивая, словно петух. Альбина Никитична даже сделала подножку любимому зятю, что он, не удержав равновесие, рухнул всей массой на пол. Даже соседи снизу от страха и неожиданности вскрикнули. Потом еще весь вечер стучали по батареям.
Первые месяцы беременности для Йылмаза были самые лучшие. Он целыми днями, когда не пропадал на стройке, ел за троих, а ночью спал один на полуторной кровати, похрапывая от удовольствия. Марина же страдала. Днем ее мучил токсикоз, есть она не могла, а по ночам она уходила спать к матери, в слезах жалуясь ей на свою тяжелую жизнь.
Вторая половина беременности была уже не столь радужной для Йылмаза. Токсикоз прошел, Марина спокойно прогуливалась к холодильнику и усиленно набирала вес перед предстоящими родами. Пришедшему с работы Йылмазу зачастую оставалась одна одинокая котлета и горсть прилипших к кастрюле макарон, которых еще надо было отодрать от дна посуды. Ночевали теперь Марина и Йылмаз вместе. Доступ к телу Марины был закрыт по причине глубокой беременности, да и Йылмаз особо не рвался. Он и так со своими габаритами плохо помещался на кровати, а с беременной сожительницей так вообще часто оказывался на полу.
В положенный срок Марина родила девочку. Йылмаз был недоволен. Он, как считал, обоснованно предъявлял претензии Марине по поводу пола ребенка, говоря, что у нормальных женщин рождаются только мальчики. Еще Йылмаз был удивлен, что, вернувшаяся с родов сожительница перестала обращать на него внимание. Ведь он устал, только что вернулся с работы и не отказался бы от массажа пяток. А еще Йылмаза раздражал беспорядок из детских вещей, ведь "в доме уже три бабы сидят". Сказанного было достаточно, чтобы Марина выставила его из комнаты.
Так начались тяжелые серые будни для Йылмаза. Ночевал он на кухне, свернувшись калачиком на кухонном диванчике. Ночью его кусала за пятки собака Жужа. Иногда она подходила вплотную к лицу Йылмаза и, тяжело дыша, пускала ему в ухо слюни. В шесть утра на кухню приходила Альбина Никитична, включала свет, открывала окно и , сорвав одеяло с зятя, уходила в комнату, пока на кухне проветривалось. Через 10 минут она возвращалась и начинала греметь кастрюлями. Пытавшемуся заснуть Йылмазу вручали кричащего младенца и отправляли укачивать ребенка на балкон, пока на кухне накрывали на стол. Когда он, выполнив отцовский долг, возвращался, завтрак был съеден, а Йылмазу оставался лишь кипяток на дне чайника.
Невыспавшийся и обессиленный Йылмаз шел на работу. Возвращался он поздно. По пути нужно было зайти в магазин за смесью, памперсами или продуктами. Приходил он домой с огромными сумками, под тяжестью которых, как ему казалось, его руки стали длинные как у гориллы. Йылмазу тут же вручали Аделаиду - так назвали девочку - и отправляли гулять по двору. Возвращался измученный и оголодавший папаша, когда на небе уже появлялись звезды. Альбина Никитична встречала его с традиционной бранью и, выхватив ребенка, удалялась в свою комнату.
Ужин Йылмазу оставался крайне редко. Холодильник был также забит едой, но уже не сырами и колбасами, а творожками для малышки и фруктами для кормящей матери. Один раз зять Альбины Никитичны не выдержал и съел детский творожок. Ну как съел...точнее, успел только открыть. На шорох прибежала Альбина Никитична, отлупила его своей клюкой и выгнала ночевать в подъезд. Обычно же Йылмаз ночевал на кухне, куда через каждые три часа заходила Альбина Никитична и подогревала смесь для ребенка.
Йылмаз устал жить в обстановке, где за каждый кусочек хлеба нужно было сражаться. Поэтому едва появилась возможность работать на объекте в соседнем городе, он тут же согласился. Свои немногочисленные вещи он вынес заранее. А когда вся бригада переехала и Йылмаз был на безопасном расстоянии, он написал смс Марине, что уехал в Азербайджан решать вопросы с наследством и вернется нескоро. Марине было уже все равно. Альбина Никитична внутренне торжествовала, что противник сдался.