24 октября.
Пьеса для театра одного актера.
Декорации: деревянная или металлическая рама два на три квадратных метра - экран условного телевизора. За ней – черный фон, занавес, символизирующий бренность всего сущего. Минимализм в деталях. Единственное, что можно поставить в центре сцены – круглый стол на трех ножках. На столе, на заре – советская ваза фруктовница, опять же из трех тарелок, этажерка для лимонов и апельсинов. Иллюзия местечкового благополучия. Символ наполненного семейного очага. Актеры в чулках, натянутых на пустые затылки. Обезличенные ножки стола, говорящие головы, потеха бородатого режиссера.
Действующие лица: бабочки – Татьяна и Алла. Хоккеисты – Игорь и Сергей. Балерины – Анна и Рая. Фигурные кататели – Соня и Вика.
Хоккей – красная машина, русская ракета, непреодолимая сила советского оружия. Тихий ужас НАТО. Стеночки – забегания. Сломанные носы и выбитые зубы – цена победы. Кровь, благородный пот и слезы счастья. Слезинка победителя всесоюзного соревнования. Тридцать три богатыря, а с ними – батька Черномор. Суровый тренер, отвечающий за все и всех, кроме себя.
Бабочки – «рашен соул». Скачущая с цветка на цветок русская душа. Не стыдно и иностранцам показать такую прелесть. Медленно паразитирующая в зеленую, мерзкую гусеницу и обратно. Пришпиленные булавками тщедушные тельца, сухие, как солома на августовской жаре, скошенные в пшеничном поле. Каждая бывшая бабочка на своем месте, в рамке, под стеклом, расправлены крылья, чтобы по оригинальному окрасу определить - принадлежность бабочки к определенному виду. И не дай бог, пропустить новый вид чешуекрылых.
Балет – бодрость духа, грация, пластика. Самоорганизация. Эпические парады на площадях и в городских парках. Игорь Моисеев собственной персоной. Тотальный балет, - Лебединое озеро, Онегин, Щелкунчик. Розовый, голубой, черный, но в основе своей – красный. А как же иначе, в стране Советской жить балетным людям?
Фигурное катание – балет на льду. Острые коньки, как топор – разрубающий доспехи врага, высекают искры электричества из ледовых площадок. Танцы на льду, парные катания, одиночные программы фигуристов, не нашедших причин дармового тепла. Балет и фигурное катание – те же колокола, только в профиль. Близнецы – братья.
«»»»»»»»»»»
Татьяна сидит на стуле, вяжет спицами зеленый свитер. Алла стоит рядом, в красном берете и желтой юбке до колен.
Алла. Я красивое насекомое. Пушистый кокон. Веретено. Я против войны. Черный ворон, черный ворон, что ты вьешься надо мной. Я – растаманская игрушка. Я создана природой, матушкой землей, чтобы подчеркивать красоту цветов. Прочерчивать линии новой жизни. Я умираю зимой, но воскресаю весной. Я дирижабль, вертолет и геликоптер в одном лице. Размах крыльев моих сестер, достигает трех метров. Когда они летят по небу, журавлиным клином, на юг, север, запад и восток – поднимается ветер такой силы, что ломаются как спички, телеграфные столбы.
Татьяна. Не надо грязи. Из грязи в князи. Из огня, да в полымя. Из вагона на перрон. Из варяг в греки. Из кокона в куколку, из куколки в бабочку, и – обратно. Изменение, изменение.
Игорь. А вот в наши годы: великолепная пятерка и вратарь. Ведь как было? Честь страны, не хрен собачий. Не выполнил план – умри на поле. Семь потов, семь Симеонов.
Сергей. По десять лет жену не видели. Ничего не видели. Бани да бани, зал, так зал. На природе тренировались, в горах, как десантники. А как в телевизор попал – слабину дал. Зашторился. Деньги поставил в угол.
Алла. Порхаю как бабочка.
Игорь. Жалю – как пчела. Вращаю, закручиваю.
Сергей. А пчела у нас одна. Спортивный инвентарь. Резиновая шайба. Рай и наказание. Мы вместе.
Игорь и Сергей – сидят на полу в позе лотоса, возле стула на котором сидит Татьяна, и около которого, стоит Алла. Во время реплик, хоккеисты подпрыгивают на пятой точке, как шут гороховый в свите Петра первого. В руках мужчин – у Сергея – шайба. У Игоря – клюшка.
Сергей. Трус не играет в хоккей. Ледовый бой ведет серьезная дружина.
Игорь. Бани, девки, кабаки.
Соня шнурует коньки. Вика снимает спортивный костюм, оставаясь, в чем мать родила.
Соня. Нас показывают иностранцам. Мы показываем иностранцам. Нас заставляет тренер. Из-под палки, из-под плетки. Нам плохо, а мы должны улыбаться.
Вика. Да.
Вика и Соня – девочки – подростки со сломанными судьбами. Со сломанными руками. Соня сломала левую, на тренировке, а Вика – правую. Маму фигуристкам – заменил тренер, серьезная женщина, не добившаяся больших высот в спорте. Хороший тренер не может быть выдающимся спортсменом. Где находятся девочки на сцене, во время действа – абсолютно все равно. Их можно подвесить в гамаке, к потолку, или опустить в смотровую яму таким образом, чтобы зритель видел только кудрявые головки и ничего более.
Анна. А балет, девочки, тем более розовый, или красный – это то - же самое, что и танец во льду, только на пуантах. Только до пены. Только до прыжка, через барьер судьбы в парижском аэропорте.
Рая. Я никогда не думала, что стану балериной. Ведь моя миссия на земле не в Лебедином озере. Я – сложившийся пациент Распутина. Я – рогатка Фрейда. Я – ошиблась на прогоне и меня прогнали со сцены. Подменили - на другую балерину. Я долго плакала и решила продолжать. Это решение сыграло огромную роль в моей судьбе. Я не попалась на удочку регресса, и не успела – навредить себе.
Игорь, остановившись в прыжке. Вытянувшись в поперечном шпагате. Изображает лягушку.
Сергей. Путешествие за океан в составе великой сборной, прыжок во тьму, в пасть империалистической гадюке. Я не хочу остаться в НХЛ навсегда, я хочу попробовать канадский хоккей на зубок. Я хочу остаться в телевизоре.
Игорь. Мы все успеем. Мы все поедем. Один за всех, и все – за одного.
Алла. Мы с вами. Мы дикие гуси северных морей. Мы – безграничны.
Татьяна. Нас остановит только превращение в куколку. Немедленное превращение. Пока летаем – живем. Когда ползаем – умираем. Каждый сверчок, свой шесток хвалит.
Анна. И ты похвали.
Рая. Да.
Рая. Хоккеисты – фигуристы. Силовые приемы не причем. Если ты, молодой витязь, худо стоишь на коньках, не умеешь грести задом – бегай в валенках по двору. Играй в хоккей на траве.
Соня. Нам тяжело, мы сходили в Мавзолей, когда первый раз приехали в Москву из Кемерово. Собирали чемпионов со всего земного шара, для спортивных рекордов. Я не хочу превратиться в мумию, не знаю, как остальные, а мне лучше летать, чем падать.
Вика. И мне, Рая тоже. У меня произошло взросление за один день, и теперь я хочу выйти замуж за тренера по физической подготовке. Но в контракте с театром, у меня четко прописано: никаких браков, а тем более – детей, пока не станцую принцессу Турандот. А мне до Турандот, как до звезды. Вот и понимай, как хочешь.
Игорь. А ты выходи за меня. СССР все равно не одолеть всех бородатых и волосатых. Нас ждет НХЛ. Я стану великим фигуристом, на силовой тяге. Я подарю тебе свитер.
Сергей. Можешь выйти замуж за меня. Какая тебе разница с кем жизнь портить. Мы, хоккеисты – все на одно лицо. Мы – одна команда. Вместе в баню, вместе в душ, вместе на лед. Поражение, великая победа над солнцем – невзгоды и дожди, плохой лед и сдвинутые ворота – все переживаем, преодолеваем вместе с тренером.
Татьяна. Обезьяна не может выйти замуж за светскую львицу.
Алла. А породистый конь на дворняжке. Каждой твари по паре.
Татьяна. Нас так учили в школе бабочек. Сначала собери пыльцу, расправь крылья, пролети над огнем, а потом уж, пожалуйста, женись. Ни один кузнечик не запретит.
Алла. Был у меня знакомый богомол, из рода стрекозлов – попрыгунчиков. Ловил жирных мух не хуже паука, облизывал иглы верблюжьих колючек, молился каждую секунду, разбивая в кровь узенький лоб, и что? Налетел тщедушный зверек на шустрого суриката. И конец. А распинался не хуже Хлестакова, обещал всю цветочную поляну положить к моим лапкам.
Татьяна. Помню, помню, как его выволакивали в наручниках из обкома КПСС, города – героя Краснодара. Из теплого кабинета в персидских коврах и оленьих шкурах.
Рая. Нам не нужны букеты поклонников, пусть отнесут их обратно в магазин, и принесут деньги. Нам нужны деньги и бриллианты от поклонников. И никаких свадеб и легких флиртов. У нас больные ноги и разбитая душа.
Вика. Все верно, но надо жить и творить.
Соня. Ни бургеров не поесть, ни шоколадок. Взвешивают каждый день. Ужас, зачем я залезла в это дерьмо. Даже самого себя в телевизоре некогда посмотреть.
Игорь. Не переживайте девоньки, все мы как бабочки. Летаем туда - сюда, за тридевять земель, как летучие голландцы. Дышим кислородом, выдыхаем углекислый газ в иллюминатор самолета. Соревновательный стиль жизни у нас в крови. Быстрее, выше, сильнее. Кто кого! Лучше биться на спортивной площадке, чем в подворотне. Все по честному. По мужски.
Сергей. Я одному чеху за 68 год так врезал, что его, беднягу на носилках унесли с коробки. Допрыгался, гад. А то, что за пряники, бьют исподтишка клюшками - в пах, под колено, в лицо. А судья не видит, ему все равно. А мне травму неигровую получать, на ровном месте не комильфо.
Рая. Спорт – травмы – минус счастливое детство в деревне у бабушки. Минус личная жизнь. Плюс – конкуренция по позиции. В балете немножко не так.
Анна. Мы вместе с мальчиками ходим в театральную баню. Они поднимают на руки, как малых детей, иначе не выживешь в кордебалете. Партнер должен контролировать вес партнерши, а не режиссер. Ловить белого лебедя не тренеру, а балеруну. И если он три раза подбросит и два поймает, мне – конец. Куда я подамся после театра? Продавщицей на кассу, уборщицей, посудомойкой? Я никому не нужна сломанная кукла, поигрались и бросили. Поэтому, балерина не может работать на пределе своих возможностей, если это не последний ее, лебединый танец, перед проводами на пенсию.
Сергей. Да и наш тренер, такой же бездушный истукан, как и ваш режиссер постановщик. Запредельные нагрузки на тренировках ломают молодых, перспективных ребят, навсегда отправляя безусых юнцов, на свалку истории. Калечат неокрепшие хребты и души, не думая о последствиях гонки на выживание. И мало кто, из молодых, после травм, возвращается в игру. Ломаются, спиваются, погибают. Больно очень.
Игорь. Вот настоящая изнанка большого спорта. Страшная картинка не для телевизора. Закулисье международного рая. И про это – молчок.
Сергей. Рая, ты согласна с нами?
Рая. Я со всеми согласна, кто нарисует розовый балет.
Перерыв. Сергей, Алла и Рая – разносят бутерброды с сыром на жостовских подносах и ополовиненные рюмочки с валерьянкой. Выпей, гость родной, закуси. Не стесняйся. Выходить в буфет не нужно. Только в уборную. Антракт – всего десять минут. Ровно столько нужно человеку, чтобы сходить в туалет и вернуться на место. А монтировщикам сцены – поменять занавес и убрать за актерами стулья.
«»»»»»»»»»»
Второй акт. Все смешалось в доме Облонских. Действующие лица стоят на сцене, рама, символизирующая экран телевизора - неизменна. Меняется только цвет портьер. С черного на красный. Татьяна, Вика, Соня, Игорь и Анна, в произвольном порядке, обняли друг друга за плечи, встав в замкнутый круг. Круг вращается ровное количество времени. Пять минут по часовой стрелки, пять – против. Время определяется по песочным часам, расположенным в центре круга, чтобы его контролировали все вовлеченные в процесс творчества, люди.
Музыкальное сопровождение. Гармонист на стуле в углу площадки, наяривает три ноты: ре, ля, ми. На ноту ре, Рая поет – Выше. На ноту ля, Алла поет – Ноги, на ноту ре Сергей поет – от Земли. Они заняты пением и больше не участвуют в спектакле в качестве актеров. Только в качестве певцов. Они нагнетают обстановку в зрительном зале, используя голосовую динамику. Выше - ниже, громче – тише.
Через двадцать минут. Гармонист играет соль, ре и ноту до второй октавы. Алла поет на соль – Пошли, Сергей на ре – Все, а Рая на ноту до – в Зал. Спеться актерам, необходимо до такой степени, чтобы зрители ощущали себя не в зале кинотеатра, а в церкви, на Рождественских молениях. Поэтому святую троицу певчих птиц, мы отделим от остальных персонажей глухой ширмой, вместе с гармонистом. Чтобы звуки музыки, разносились по залу равномерно, фоном, не концентрируя внимание на исполнителях. Фонограмма исключена. Гармонистов нынче, как собак нерезаных. На свадьбы не зовут, на посиделки – веселые трели разбитой гармошки – гражданам заменили магнитофоны. В любом городе, да что там, в городе, в самой глухой деревушке, на гастролях всегда можно найти дедушку – гармониста. Если даже доморощенный музыкант не найдется, за баян сядет сам режиссер.
Игорь. Хорошо предавать, и предаваться. Как хорошо обманывать и я, обманываться рад. А что такое настоящее предательство? Не отцепить спортсмена, заслуженного, известного, опытного – от чемпионата мира, в последний момент. Нет. Предательство – это показывать по телевизору то, чего нет в природе. Вот волк, например из мультфильма «Ну, погоди», распущенный малый, переросток. Хулиган, малолетний алкоголик, антисоциальный элемент. Он постоянно курит - не пойми чего, выбрасывая бычки в окна соседних квартир. Какой пример, этот уголовник показывает первоклассникам? Зачем двадцать серий очаровательный гопник-волк, охотится за смекалистым зайчиком? Ему нужен не заяц, ему необходим – портвейн и сигарета. Ром и пепси-кола, наконец. Вот она – неправда. Вот – предательство чистой воды.
Соня. Бабочки, прошу вас, не улетайте из круга, у нас пропадет кругозор. Мы споткнемся и упадем. Держитесь, девочки, крепитесь.
Вика. Я не понимаю, почему перед каждым спектаклем, я должна гримироваться. Кто это сказал, где записано?
Соня. Что ты, подруга, Владимир Ильич гримировался и нам велел. А то нас, как Ободзинского, из телевизора вычеркнут навсегда и каюк карьере. Телевизор – суть времени, нерв времени, само время. Говорят, скоро, лет через пятьдесят, мы будем не только смотреть телевизор, и слушать, но и нюхать. Вот, будет здорово.
Анна. А нам все равно, а нам – все равно. Что пирожное, что червяки. Вы бы знали, из какого навоза, рождаются цветы и стихи.
Татьяна. Знаем, знаем, не переживай. Сколько звезд на небе, а песчинок в океане? А? То-то. Танцуй и не переживай.
Игорь. Я понял в процессе просмотра передачи «Шире круг». Что круг не бывает шире. Круг или есть, или его нет. Ведьма в полнолуние не сможет выйти из круга судьбы. Ее поймают белорусские крестьяне и предадут огню. Чтобы вызвать дождь, плодородие, чтобы наступил мир во всем мире. Почему ведьма, рыжая, как солнце смеется над нами? Крестьянкам некогда смеяться, они рождены смердеть, грустить и плакать по уходящим на войну мужьям. Кто смеется – того необходимо угомонить. Даже малые дети – в поле, на жаре, на холоде не улыбаются высокой травке, смешному кролику, грозному кузнечику. Они заняты маленьким, но в тоже время огромным делом - добывают пропитание себе и своим братьям. Смеяться может только барин. Режиссер, тренер, помощник тренера. Смеяться может только смерть.
Соня. А я не хочу умирать.
Вика. А придется.
Татьяна. Все там будем.
Все хором. Все там будем.
Игорь. Не говори о грустном. Если не помнишь о смерти, ее не существует. А как вспомнишь, так она и появляется. Никто не знает, что же это такое. А кто знает – иных уж нет, а те - далече.
Татьяна. Если тебя показали по телевизору, даже в хронике происшествий, ты уже умер. Телевизор тебя запомнил и убил. Теперь разговаривать с тобой, можно будет только через голубой экран. Причем в одностороннем порядке.
Игорь. Конечно, девочки, вы сейчас вместо женитьбы скажете, что телевизор нужно запретить? Нет уж, пусть себе балакает. Как еще выживать советскому человеку, если не смотреть Олимпиаду? Не обсуждать увиденное на лавочках у подъездов, на лесоповале, на сенокосе. О чем говорить с любимой ночью и днем? Только о балете, о бабочках, о хоккее. А наши фигуристки достойны бюстов при жизни на родине героя. Эстрадные исполнители, цирковые, ездовые. Те же бабочки, свахи переезжие, загнанные егерями лошадки на выдане. Какой пример, они показывают молодежи? Пой, пей, гуляй? А кто коммунизм строить будет в отдельно взятой из контекста, стране?
Игорь. Я благодарен нашей партии и правительству. Я согласен.
Все хором. И мы – поем осанну. Тебе, великий вождь всех незрячих щенков и слепых котят. Тебе – суровому Берендею, властителю дум и повелителю природы.
Соня. Вот выйду замуж, тогда узнаете.
Вика. Ты замуж за него не выходи.
Татьяна. А если вышла – то терпи.
Анна. Я не знаю силы способной победить любовь в честном бою. Баба мстит, мужик сходит с ума, но если от страсти, возведенной в святой ранг вселенской любви, пострадают неразумные подростки, я убью режиссера, или тренера, или всех вместе. Взорву, как нищий на паперти.
Игорь. Я подарю тебе такую любовь, чтобы ты вздохнуть не смогла, не выдохнуть. Подарю тебе новую жизнь. Не балет, не старуху шапокляк в черном берете с пуговкой, не спорт – а любовь. Я отращу волосы до плеч и куплю пластинку Джимми Хендрикса. Я не боюсь КГБ и ЦРУ. Когда я люблю, весь мир катится к чертям. А чем еще заниматься приличному человеку? Только любить и быть любимым.
«»»»»»»»»»»»
Круг замыкается. Актеры пошли навстречу друг другу, медленно поднимая сцепленные руки к солнцу. Соединившись в едином порыве в центре круга - музыка остановилась. Танцоры резко падают на спины, на пол. И катаются по сцене, изображая людей, покусанных блохами. Трое из них – Анна, Вика и Татьяна – выкатываются со сцены за кулисы. Ничего в реквизитах не меняется. Только замолкает хор, и гармонист уносит инструмент домой, через всю сцену, чтобы зрители видели и верили ему, что музыка кончилась.
25 октября.
«»»»»»»»»»»»»»
Третий акт. Игорь и Соня сидят на корточках, друг напротив друга. Они одеты в медицинские, хирургические халаты. Игорь в длинноволосом парике, рыжие кудри спускаются на плечи. Около актеров стоит детская коляска, из нее в произвольном порядке, доносятся звуки, напоминающие детский плач. На красный занавес направлен столп света, сфокусированный в восходящее над землею, над головами оставшихся актеров, солнце.
Игорь. Мне нужна поддержка. Я устал бороться сам с собой. Я хочу бороться с тобой.
Соня. Тебе все равно на ком жениться, лишь бы не любить. А ведь от любви рождаются самые красивые дети. Не обузы, не способ шантажа друг друга, а яркие личности, на небосклоне телевидения. Мамы ведут разовых дочек, совсем еще детей на телеэкран, не подозревая, что подписывают ребенка в кружок вечного страдания. Безмозглые бабочки, не прибившиеся к жуку навознику - тешат свое собственное самолюбие, за счет неоперившихся щенков. Если у меня будет дочка, я никогда не отдам ее в телевизор.
Игорь. Правильно. Я укрепился в вере. Без веры, нет надежды, без надежды нет любви. Ты умеешь готовить бешбармак? Когда я стану старый и не смогу больше пользоваться вставными зубами, киргизское блюдо, придется как нельзя кстати. Мне нужно много мыла. Я хочу отмыться от скверны. Опоганить театр одного актера каждый может. Обидеть.
Соня. Художника каждый обидеть может, а ты пойди, попробуй, нарисуй, чтоб как в жизни, на цветной фотокарточке.
Соня. Принцесса на горошине. Бесприданница. У меня же нет приданного, кроме произвольного танца. Я не думаю, что этого хватит, чтобы пригласить всех родственников жены и мужа и заказать кафе на вечер.
Игорь. Показуха. Мы уедем в США, как только откроют шлюзы. Я покажу тебе Манхеттен. И Елисейские поля, Гондолы Венеции, замок Дракулы и Стоунхендж. Я засну мертвым, а проснусь живым. Бог создавал пары по жизни, мы создадим пару – по справедливости. А стареть вдвоем веселее, чем одному. Старость не радость только в одном случае – если ты уже умер. Только работа и спорт, держат на привязи человека, на земле. Убери у него одно из двух составляющих – захиреет человек, споткнется, упадет, расшибется.
Соня. Я люблю тебя.
Игорь. Я тебя люблю.
Игорь. Я – как Маяковский.
Соня. Я как Лиля Брик.
Режиссер. А я как – Ося Брик.
Режиссер вылезает из оркестровой ямы, вымазанный гримом с ног до головы. Загримированный под негра. Режиссер берет за руки, вновь состоявшуюся пару и уводит за кулисы, только для того, чтобы вернуться в шум непрекращающихся оваций, криков «На бис, браво, брависсимо».
Актеры, гармонист, режиссер, берутся за руки, поклон до земли. Ансамбль единомышленников сделал свое дело, он может уходить.
Занавес.
продолжение следует
подписывайтесь