Как десять монет, фотография овцы и сломанные часы связаны с концепцией знания
Наиболее популярное определение знания — «обоснованное истинное мнение» — восходит еще к диалогу Платона «Теэтет». Из него следует, что у человека, обладающего знанием о каком-то предмете, есть какое-то мнение об этом предмете, есть твердые основания верить в это мнение, а также есть способ с помощью имеющихся оснований подтвердить истинность своего мнения. В XX веке такое понимание знания многократно оспаривалось философами — в ситуациях, когда у человека есть какое-то мнение, которое одновременно истинно и хорошо обосновано доказательствами, но которое при этом было бы сложно назвать знанием. Такие ситуации впоследствии получили название «геттиеровских» в честь Эдмунда Геттиера. Мы расскажем о трех самых известных.
Парадокс Геттиера: десять монет в кармане у Джона
Эдмунд Геттиер — это необычный философ. В отличие от большинства коллег, он не продвигал своих идей в статьях или книгах, преимущественно занимаясь преподаванием. Однако одна из его работ смогла принести ему всемирную славу. В июне 1963 году была опубликована трехстраничная статья Геттиера под названием «Является ли истинное обоснованное мнение знанием?». Вряд ли кто-то мог тогда подумать, что такая скромная на первый взгляд работа сможет потрясти эпистемологию до самого основания, став одной из важнейших работ в этой области. В ней Геттиер предложил два контрпримера к классической концепции знания. Мы рассмотрим первый из них, более наглядный.
«Предположим, что Смит и Джонс пытаются получить одну и ту же должность. Предположим также, что у Смита есть веские основания полагать истинность следующего высказывания:
Именно Джонс получит должность, и у Джонса в кармане есть 10 монет. Основания Смита полагать, что истинно, могут заключаться в том, что президент компании уверил его, что из них двоих выберут именно Джонса, и, с другой стороны, Смит сам сосчитал монеты в кармане Джонса всего десять минут назад. Из высказывания следует, что:
У человека, который получит должность, в кармане лежит 10 монет. Предположим, что Смит видит, что из следует , и принимает как истинное на основании , для которого, в свою очередь, у него есть веские основания. В таком случае Смит обоснованно убежден в истинности .
Но представим себе, что, хотя еще и не зная того, сам Смит, а не Джонс получит должность. И, также сам того не подозревая, Смит имеет в кармане 10 монет. Высказывание в таком случае по-прежнему остается истинным, хотя высказывание , из которого Смит и вывел , оказывается ложным. Следовательно, в данном примере выполнены все условия: истинно, Смит убежден в том, что истинно, и Смит имеет основания для того, чтобы быть убежденным в истинности . Но настолько же очевидно и то, что Смит не знает, что истинно, так как истинно за счет того, что у Смита в кармане лежит 10 монет, в то время как сам Смит не знает, сколько монет у него в кармане, и основывает свое убеждение в истинности на том, что у Джонса в кармане 10 монет, и на том убеждении, что Джонс получит должность».
Ключевой вывод из работы Геттиера: мнение может быть обоснованным и истинным, однако не быть при этом знанием. Все эти критерии являются необходимыми, но недостаточными. Соответственно, классическое понимание знания нуждается в доработке. К сожалению, сам Геттиер не предложил никаких способов решения поставленной им самим проблемы.
Бертран Рассел и сломанные часы
Геттиер не был первым, кто обратил внимание на проблемы классического определения знания. На них также указывал Бертран Рассел, один из основателей аналитической традиции философии. В одной из своих поздних работ он анализировал понятие знания и привел несколько контрпримеров, схожих по своей структуре с геттиеровскими.
Ясно, что знание — это подвид истинных мнений: всякий пример знания есть пример истинного мнения, но не наоборот. Очень легко привести примеры истинного мнения, которое не является знанием. Бывают случаи, когда человек смотрит на часы, которые стоят, хотя он думает, что они идут, и смотрит на них именно в тот момент, когда они показывают правильное время; этот человек приобретает истинное мнение в отношении времени дня, но нельзя сказать, что он приобретает знание. Или, положим, человек справедливо верит, что фамилия премьер-министра, бывшего на этом посту в 1906 году, начинается с буквы Б, но он верит в это потому, что думает, что тогда премьер-министром был Бальфур, в то время как на самом деле им был Бэнерман.
Пример Рассела демонстрирует, что истинное мнение можно обрести случайным образом. Поэтому для поиска верного определения знания ключевым фактором является вопрос о том, какими должны быть убедительные свидетельства в пользу той или иной точки зрения. Рассел выделяет два типа средств, с помощью которых можно обосновать мнение: это фактические данные, имеющиеся у человека благодаря способности к восприятию и памяти, и принципы построения выводов, то есть логические принципы дедукции и индукции. Однако сами по себе эти средства очень ограниченны. Так, Рассел констатирует, что восприятие очень сложно проверить на достоверность, дедукция работает исключительно с уже имеющимся данными и не ведет к приросту знаний о мире, а индукция в любом случае носит вероятностный характер, поэтому не может стать железным гарантом знания.
Вера человека в то, что в 1906 году премьер-министром Великобритании был Бальфур, — это пример ошибки восприятия, возникшей из-за ложных воспоминаний или невнимательности. В примере с часами, зная о поломке, мы бы понимали, что на них не стоит полагаться. Как в случае с определением точного времени, так и с первой буквой фамилии премьер-министра человек оказывается прав только благодаря случайности.
В целом, рассуждая об определении знания, Рассел сомневается, возможно ли когда-то в принципе решить проблему обоснования истинности мнений. И все же он отмечает, что знание о любом предмете всегда каким-то образом соотносится со знанием о другом. Из-за этого одни свидетельства могут очень часто подкрепляться за счет других, и таким образом целая группа суждений, каждое из которых имеет ограниченную степень правдоподобия, в совокупности может иметь очень высокую степень правдоподобия.
Родрик Чизолм и овца в поле
Родерик Чизолм был одной из ключевых фигур эпистемологии XX века. Он занимался проблемами определения знания еще до публикации прорывной статьи Геттиера. Однако уже в книге «Теория знания», написанной в 1966 году, он работает в контексте проблемы Геттиера. Сам Чизолм также предлагает мысленный эксперимент, который показывает неполноту классического определения знания.
Человек решает, что видит перед собой овцу в поле, и делает это при таких условиях… что для этого человека очевидно, что в поле есть овца. Тем не менее человек ошибся, приняв собаку за овцу, и поэтому на самом деле он видит вовсе не овцу. Однако при этом оказывается, что в другой части поля действительно есть овца (там, где наблюдатель ее не может увидеть). Следовательно, суждение «В поле есть овца» будет истинным, в пользу его очевидности будут свидетельства, и человек согласен с ним. Но из этой ситуации не следует, что есть основания в пользу того, что у человек есть знания об овце в поле.
Чизолм уверен в том, что классическое определение знания нуждается в дополнении. Он обращает внимание на то, что в контрпримерах Геттиера и в схожих с ними случаях все умозаключения между утверждениями являются индуктивными, то есть из одного утверждения другое следует только с определенной вероятностью. Может оказаться, что истинное утверждение выступает свидетельством по отношению к ложному, что и происходит в случае примеров Геттиера. Складывается ситуация, при которой истинные утверждения являются достоверными в силу свидетельств, которые в то же время делают какое-то ложное утверждение верным. Поэтому, несмотря на то что они могут являться примерами истинного обоснованного мнения, они при этом не будут являться знанием, поскольку в терминологии Чизолма являются неполноценно достоверными.
В примере с овцой наблюдатель, соответственно, не будет обладать знанием, если выскажет суждение: «В поле есть овца», поскольку оно является неполноценно достоверным. Скорее всего, в его пользу он обладает такими свидетельствами, как «Я вижу вдалеке какое-то животное», «Это животное похоже на овцу», «В этом регионе много пастбищ — должно быть, передо мной овца» и каким-то аналогичными. Все они указывают на то, что конкретное живое существо перед наблюдателем — овца. Иначе говоря, они свидетельствуют в пользу утверждения «Животное в поле, которое я сейчас наблюдаю, — это овца». Однако это не так, и суждение «В поле есть овца» оказывается верным лишь благодаря тому, что неподалеку спряталась настоящая овца. Поскольку свидетельством в пользу истинного суждения является свидетельство, которым обосновывается ошибочное мнение, то вера наблюдателя в то, что в поле есть овца, не является знанием.