Мьянма не одинока в регионе, где вооруженные силы продолжают играть огромную политическую роль. После переворота хунта развернула дополнительные войска по всей стране. Недавний возврат Мьянмы к прямому военному правлению положил конец краткому эксперименту с избирательной демократией и восстановил статус-кво страны в качестве диктатуры, управляемой хунтой.
В то время как растет международное осуждение путча, Мьянма не одинока в регионе, где вооруженные силы продолжают играть огромную политическую роль. За то время, что вооруженные силы стран Юго-Восточной Азии глубоко вовлечены в политику, их политический авторитет значительно вырос, поскольку регион балансирует на грани потенциального конфликта в Южно-Китайском море, и поскольку в различных местах кипят внутренние распри.
По данным аналитического центра Стокгольмского Международного института исследований проблем мира (SIPRI), в 2019-м году государства Юго-Восточной Азии потратили на оборону 34,5 миллиарда долларов, что на 4,2% больше, чем в 2018-м году. В прошлогоднем докладе Симона Т. Веземана из SIPRI было установлено, что военные расходы десяти государств АСЕАН выросли на 33% в период с 2009-го по 2018-й год, значительно больше, чем глобальный рост военных расходов или рост в большинстве других регионов и субрегионов.
За последние 15 лет Таиланд пережил два военных переворота, в 2006-м и 2014-м годах, оба против демократически избранных правительств братьев и сестер Чинават. В настоящее время Таиландом правит военно-гражданское гибридное правительство Праюта Чан-оча, лидера хунты, взявшей власть в 2014-м году. Он сталкивается с растущим уличным сопротивлением среди протестующих, которые ставят под сомнение его демократическую легитимность.
В Камбодже ходят слухи, что премьер-министр Хун Сен планирует династическую преемственность своему старшему сыну Хун Мане, который стал де-факто военным главнокомандующим в 2018-м году. На протяжении десятилетий Королевские Вооруженные силы Камбоджи действовали как вооруженное крыло правящей Камбоджийской народной партии (КПП), которая пришла к власти военным путем в 1979-м году после свержения режима Красных кхмеров, произошедшго при поддержке Вьетнама.
В преддверии всеобщих выборов 2018-го года три самых высокопоставленных военных чиновника, включая главнокомандующего Поль Сароуна, ушли в отставку, чтобы баллотироваться на выборах. По слухам, Хун Мане станет очевидным наследником, когда его отец, который сейчас является одним из самых долгоживущих премьер-министров в мире, уйдет в отставку. Военачальник, не занимающий политического поста, уже возглавляет молодежное крыло правящей партии и часто замещает отца на государственных постах. Это привело к вопросам о том, чрезмерно ли политизированы военные, или камбоджийская политика сама по себе становится все более милитаризованной.
В соседнем Вьетнаме Народная армия (ВАПН) жестко контролируется правящей Коммунистической партией. Конституция 2011-го года предписывает, что «народные вооруженные силы должны проявлять абсолютную преданность Родине, народу, Партии и государству; их долг – защищать социалистический режим и плоды революции».
Большинство военных решений принимается Центральной военной комиссией партии, а не президентом государства, формальным верховным главнокомандующим вооруженными силами. Во Вьетнаме также все больше военных чиновников занимают высшие политические посты. В прошлом месяце на Национальном съезде Коммунистической партии, мероприятии, на котором проходит перестановка высших должностных лиц, два военных вождя были избраны в могущественное Политбюро. В период с 2001-го по 2021-й год министр обороны, как правило, генерал в отставке, был единственным представителем военных в Политбюро.
Двое новых генералов у власти во Вьетнаме – это генерал Фан Ван Гян, начальник штаба ВАПН, и генерал Луонг Куонг, председатель Главного военного департамента политики. Кроме того, генерал-полковник Нгуен Чонг Нгиа, избранный в ЦК в прошлом месяце и бывший заместителем директора ВАПН, был избран главой Центрального отдела пропаганды и образования Коммунистической партии, тем самым став во главе всех государственных средств массовой информации. Этот пост служит хранителем имиджа партии в обществе.
Хотя вьетнамские военные завоевали публичные аплодисменты за свои жертвы во время пандемии Covid-19, 2020-й год начался с так называемой «резни Тонг Дам», когда военные и полиция совершили налет на небольшую коммуну под Ханоем в январе прошлого года и застрелили 84-летнего лидера местных протестующих, борющихся за свои права на землю.
В течение многих лет жители коммуны выступали против попыток изгнать их, чтобы освободить место для завода, который будет построен военной компанией Viettel Group, одним из самых важных конгломератов Вьетнама. Генерал-майор Нгуен Мань Хунг, бывший исполнительный директор Viettel Group, был назначен министром информации и коммуникаций в 2018-м году.
Даже в тех странах, где деполитизация армии прогрессировала, сейчас наблюдаются признаки регресса. В течение трех десятилетий диктатуры Нового порядка в Индонезии , возглавляемой Сухарто после его военного переворота в 1965-м году, вооруженные силы играли так называемую «двойную функцию», защищая режим и получая огромные прибыли от военных предприятий. Период реформации, начавшийся в 1998-м году после падения Сухарто, был направлен на расширение власти гражданских политиков и удержание военных в казармах по мере демократизации страны.
Бывшие военные лидеры оспаривали президентские выборы, но президент Джоко Видодо позволил большему числу военных офицеров занять высшие посты в правительственных министерствах, в то время, как его все более нелиберальная администрация также полагалась на вооруженные силы для обеспечения социальной стабильности.
Бывшие военные лидеры Нового порядка, такие как бывший генерал-лейтенант Лухут Бинсар Панджайтан, некогда деловой партнер Видодо, а ныне министр-координатор по морским делам и инвестициям, занимают ключевые посты в кабинете. Прабово Субианто из скандального спецназа (Kopassus), который был запрещен в США в 1990-х годах за свою роль в нарушениях прав человека, стал министром обороны в 2019-м году.
«Во время пребывания у власти Видодо, похоже, военные завоевывают все больше позиций в гражданско-военном балансе, отмеченном назначением нескольких фигур Нового порядка в политике, растущей опорой на территориальную систему армии и большей способностью отставных офицеров формировать общественный дискурс и политику», – написала Натали Самбхи, научный сотрудник Брукингса, в исследовании, проведенном в прошлом месяце.
На Филиппинах , где военные сыграли ключевую роль в свержении диктатуры Фердинанда Маркоса в конце 1980-х годов и в восстановлении демократического правления, президент Родриго Дутерте также окружил себя высшим военным руководством. Согласно опубликованным данным, к концу 2018-го года треть кабинета Дутерте составляли либо бывшие военные, либо полицейские.
Малайзия и Сингапур – редкие примеры того, где военные остались вне политики. Фактически только нынешние министры обороны Малайзии (Исмаил Сабри Яакоб), Сингапура (Нг Энг Хен) и Брунея (абсолютный монарх Хассанал Болкиах) никогда не были действующими военнослужащими.
Чем объясняется растущая милитаризация политики в Юго-Восточной Азии? Во Вьетнаме и Камбодже роль военных возросла из-за их лояльности к правящим партиям, что изолирует их от возможных политических изменений. Тогда как в Таиланде и Мьянме гражданские правительства действительно пришли к власти путем выборов, их существование было основано на предотвращении военной реакции, которая требовала от них удовлетворения требований вооруженных сил, а не ослабления их власти. Так, для Национальной лиги за демократию Мьянмы (НЛД), которая пришла к власти в 2016-м году, это означало необходимость публично защищать геноцид военных против меньшинства Рохинджа.
В большей части региона военные конгломераты по-прежнему занимают важные позиции в экономике, обеспечивая им власть над гражданскими правительствами. Военная компания Myanmar Economic Holdings Limited контролирует обширные сектора экспорта и природных ресурсов страны, в то время как вьетнамская Viettel Group доминирует в телекоммуникационной отрасли страны.
Но гораздо большая проблема заключается в том, как военные видят свою роль в обществе. По мнению аналитиков, в большинстве стран региона военные по-прежнему считают себя «хранителями нации» или «народной армией». Вместо того чтобы быть инструментом государства, военные видят себя защитниками государства и поэтому не подчиняются гражданским правительствам.
Действительно, как показывают перевороты в Таиланде и Мьянме, они номинально инсценированы, чтобы «спасти» страну от гражданских политиков. В других странах вооруженные силы по-прежнему считают себя на переднем крае борьбы с реальными или воображаемыми угрозами национальной стабильности.
Даже западные правительства признают политическую мощь вооруженных сил региона, причем большая часть соперничества между США и Китаем за влияние в странах Юго-Восточной Азии сосредоточена на том, чтобы завоевать внимание местных военных лидеров. Так, в течение первого месяца своего президентства Дональд Трамп восстановил военные отношения с Таиландом, включая возобновление совместных учений, которые были остановлены его предшественником Бараком Обамой после переворота 2014-го года.
В конце 2016-го года вооруженные силы Камбоджи впервые начали иметь тесные отношения с Китаем. Через несколько месяцев Камбоджа приостановила совместные военные учения с США, что стало признаком геополитического перехода страны. Пномпень также начал импортировать больше оружия из Китая, который с 2017-го года предоставил Камбодже военную помощь на сотни миллионов долларов.
В ответ Вашингтон постоянно утверждал, что Пномпень ведет секретные переговоры о размещении китайских военных в стране, что камбоджийское правительство неоднократно отрицало. Это обвинение явно направлено на то, чтобы предотвратить более тесные отношения между вооруженными силами Камбоджи и Китая.
Отчасти политическая власть, осуществляемая военными, является результатом возросшего риска конфликта в регионе, вызванного обострением напряженности в Южно-Китайском море, где горстка региональных государств оспаривает территорию с Китаем. Последний опрос ISEAS о состоянии Юго-Восточной Азии, опубликованный в этом месяце, показал, что 45% респондентов считают военную конфронтацию между США и Китаем, которая приводит к политическому кризису, главной проблемой в Южно-Китайском море.
То, как будет урегулирован переворот в Мьянме, будет символично. Спустя несколько недель общенациональные протесты все еще пытаются свернуть власть военных и восстановить правительство НЛД, несмотря на смертельные репрессии со стороны властей. США уже ввели целенаправленные санкции против военных лидеров Мьянмы, как и Европейский союз. Тем не менее, есть ощущение, что международное сообщество примет результат, если хунта согласится быстро провести новые выборы, несмотря на то, что один из них состоялся только в ноябре, и они были сфальсифицированы.
Действительно, говорят, что Джакарта разрабатывает региональный план действий, который попытается обеспечить выполнение этого обещания новой военной хунтой Мьянмы. Однако такой исход не только узаконил бы переворот, но и рисковал бы дать военным карт-бланш решать, как будут проходить выборы, в том числе кто будет баллотироваться, а кто нет.
После переворота 2014-го года в Таиланде его военная хунта также пообещала провести новые выборы. Это произошло только в 2019-м году и только после того, как хунта радикально изменила конституцию и избирательное законодательство, чтобы гарантировать военно-политическую власть независимо от результатов выборов.
В каком бы направлении ни смотреть в регионе, политические военные Юго-Восточной Азии вряд ли вернутся в свои казармы в ближайшее в
DAVID HUTT
