На той стороне великого оврага, в землях Хромого Барона, баба жила одна. Троих мужей за свою жизнь на погост свезла. Да, как то, не стара ещё, а нового мужика найти не смогла. А может и не захотела. Пошла она как то по грибы, по ягоды. Да увлеклась так, что заплутала немного. Пока дорогу искала, там уже и ночь.
Смотрит, в лесу костёр горит. Пошла туда, посмотреть, да ночлег попросить. Да только обомлела. Сидит у костра чудище непонятное. Рожа чёрная, глаза красные. Само лохматое, да с четырьмя руками. Уток диких общипывает. Перья складывает бережно, а тушки бросает рядом.
Испугалась баба. Надо бы бежать, да страшно. Вдруг под ногой чего хрустнет? Лучше ждать утра.
— Чего ты там жмёшься? – спрашивает Тварь. – Иди к костру, не бойся. Хотел бы задрать тебя, уже бы так сделал.
Вышла баба к костру. Боязно оно, конечно, да делать нечего. Сидит, молчит, взгляд поднять боится.
— Да не стану я нападать. – говорит Тварь. – Занят я. Пух утиный собираю. А коль нужно, тушки себе можешь взять. Мне без надобности.
— Зачем пух тебе? — наконец, осмелев, спросила женщина.
— А тут просто все. Набью подушку, и будет она подарком невесте моей. Спать на ней она будет сладко, а на утро всегда будет отдохнувшая и выспавшаяся. Каждую ночь во сне здоровье ей только прибавляться будет. Даже если смертельно больна будет, поспав на подушке, здоровой проснётся.
Как утро настало, собрал Тварь перья, да и в лес пошёл. А женщина уток взяла и домой. Двух себе оставила, а остальных продала. И так ей заработок такой по душе пришёлся, что решила вновь ночью в лес, на то же место пойти. Хоть и боязно все ещё.
Пришла, а Тварь рыбу перебирает. Зубы рыбьи вырывает, а тушку отбрасывает. А все тушки, как одна, с икрой. Увидал Тварь бабу, удивился. К костру пригласил.
— Зачем тебе зубы рыб? — спрашивает женщина.
— А тут нет секрета никакого. Сделаю ожерелье и будет оно подарком невесте моей. И пока будет она его носить, всякие злодейства, что против неё идут, этими зубами будут перетёрты. А коль надо тебе, ты рыбу бери. Мне она без надобности.
Поутру женщина рыбу домой унесла, выпотрошила. Икру засолила, а саму рыбу соседям распродала. Ну а к вечеру опять в лес.
Сидит Тварь у костра, лося разделывает. Мясо откладывает на лапник аккуратно, потроха отдельно складывает, всё негодное отбрасывает, а шкуру бережно скоблит. Увидал знакомую и даже обрадовался.
— Вот. — говорит Тварь. — Сошью крепкий плащ и подарю невесте своей. И плащ этот надев, ей не страшны будут холод лютый, жар огня и нож острый. А мясо я для тебя на куски порезал и сложил. Бери, коль надо.
— Повезло же невесте твоей. — говорит баба. — Такие подарки ты придумываешь, да все своими руками.
— А как иначе? — отвечает Тварь. — Только вот одно мне не под силу. Не смогу сделать браслеты свадебные. Их купить надо, а денег у меня нет. На работу меня брать не станут. Я, даже если и облик на человеческий сменю, всё одно, чужаком буду. А чужаков не нанимают. А украсть могу только не считанное, что не в кошельке, а так, валяется.
— Неужели и у вас, у народа ночного тоже традиция браслеты друг другу на запястья надевать? — поинтересовалась женщина.
— Только если один из супругов из людей. А невеста моя, что я присмотрел себе, дочь самого Барона. Вот от того и готовлю я подарки такие, что бы удивить отца её. Да дать понять, что с благими я намерениями.
— Да как же вы познакомились?
— А не знакомы мы ещё. Пятнадцать лет назад я на реке рыбу удил, а она, маленькая совсем, в воду свалилась. Вытащил я её из воды, съесть печень думал. Да посмотрел, мала совсем. Решил подождать, как вырастит. Да только она росла, я за ней наблюдал, да и влюбился. Вот как ей семнадцать через две луны исполнится, свататься и пойду.
— Так давай я денег тебе дам? — говорит баба. — Я уток и рыбу продала, завтра мясо продам.
— И так нам не полагается деньги брать.
— Так давай за работу заплачу. Ты чего умеешь?
— Да я все умею, чего люди умеют.
— Огород мне перекопай и дам денег на браслеты в уплату работы.
На том и решили. Явился Тварь к хозяйке, заодно и мясо лося принёс. Огород перекопал, землю взрыхлил, корни сорные так выбрал, будто ситом почву просеял.
Поздно уже было, и оставила хозяйка Тварь на ночлег у себя. Хоть и чудище, что людей кушает, а мужик не плохой, не злой. Ужином накормила, про жизнь друг дружки говорили, да и спать. А на утро Тварь крышу подправил. Другим днём дров наколол, колодец вычистил, из свинарника весь навоз, что годами слёживался выгреб. Да и в лес не забывал бегать. То борова притащит, то лося, то зайцев. Хозяйка мясо продавала, денег много скопила, что хоть самой в бароны подавайся. Даже как то и привыкла, что такой работник под боком. Даже жаль стало, что вскоре уйдёт к невесте свататься.
Так уже привыкла, что и замечать перестала, что Тварь лесная. Ничего в облике не пугало. Да и собеседником хорошим оказался, интересным. Но, пришло время расставаться.
За такую работу хозяйка хотела больше заплатить, чем надо, но Тварь отказался. Взял ровно столько, сколько на браслеты нужно и не монетой больше. Попрощался с хозяйкой, да предупредил, что бы такой доверчивой не была. Это ему резона нет её убивать, да и вовсе, другом её считать начал. А вот сородичи его, они, как и люди, все разные. Могут быть и злыми, кровожадными. Для ночного народа люди, как для людей звери лесные. И опасность могут представлять, и дичь.
Вымазался Тварь кровью куриной и обратился мужиком обычным. Поклонился хозяйке, да и пошёл в село, кузнецу браслеты заказать.
На следующий день пошла баба по соседям, тушёнку продавать, что из зайчатины Тварью принесённой накрутила. Да и шкурки заячьи предложить. Тоже товар хороший. Да от соседей узнала, что в селе чудище люди схватили, что человеком прикидывалось. Детей губил, да на скот хворь насылал. Ох, и страшный. Косматый, чёрный, глаза красные, о четырёх руках.
Как услышала это баба, так и шкурки и тушёнку бросила и бегом в село. А там народ уже волнуется. За Бароном послали. Ждут, когда приедет, что бы суд над чудовищем совершить и на костре сжечь его.
Начала народ спрашивать, а те и говорят, что у скорняка дочка заболела. Впала в беспамятство девочка и третий день уже в ознобе трясётся, будто жизнь из неё высасывает кто-то. И в аккурат на третий день явился в село незнакомец. Добреньким прикидывался, кузнецу хотел заказ сделать. Да только народ не проведёшь, глазом следить начали. А тут толкнул кто-то незнакомца, тот в воду упал и чудищем обратился. Народ его схватил, в цепи заковал и в погребе у кузнеца закрыли. Вот, Барон приедет и будет суд над Тварью. Будут решать, виновен он или нет. Но, костёр уже сложили.
Побежала женщина к погребу, где Тварь держали. В щель начала его звать, тот и откликнулся.
— Неужели ты и взаправду ребёнка губить хотел? — спрашивает женщина.
— Да что ты? — отвечает Тварь. — Почто мне это? Я если кого губить захочу, так выпотрошу и печень съем. Да только человек мне для этого здоровый нужен. Да и нет мне надобности людей за так потрошить. Для меня печень человечья, как для людей грибы дурные, или как водка ржаная. Просто для удовольствия и веселья. А пришёл я кузнецу заказ сделать, деньги вперёд заплатил. А тут толкнул кто-то меня, я в корыто с водой упал, кровь куриная смылась и я облик свой принял. Никому я зла тут не хотел.
— Не хотел, да только тебя палить хотят. Бежать тебе надо.
— Да как бежать. Я же не мрак какой, облаком обратиться не могу. И не живоед, силы такой нет у меня, чтоб цепи порвать, и дверь выбить. Видать, на том и кончится жизнь моя. Помечтал о любви и хватит. А ты не стой тут. Заметят тебя и тоже схватят. Иди лучше на поляну, где мы ночами сидели. Как в ту сторону, с которой солнце встаёт, с поляны пойдёшь, там дерево валяется. Под ним нора. В той норе подарки, что я делал. Жаль, если пропадут они не пользованными. Возьми себе, пригодятся.
Недолго размышляла баба. Побежала в лес, нашла дерево поваленное, нашла всё, что Тварь мастерил и обратно, в село. А там уже и Барон подъехал. Кресло напротив того места, где костёр будет, поставили ему. Сидит, а рядом дочка. А тут и Тварь в цепях вывели.
— Ну, убожество, отвечай! — кричит Барон. — Отвечай, зачем ты детей губить надумал?
— Не помышлял даже. — отвечает Тварь.
— Ах, ты ещё и обманывать? Виновен! На костёр без разговоров! — закричал Барон. Но тут баба выбежала и кричит, что правду Тварь говорит. Для другого в село он пришёл. А ребёнок от иной хвори слёг, но средство есть ребёнка исцелить. Если времени до утра оставят, отсрочат приговор, сможет она так сделать, что в чувства ребёнок вернётся.
Интересно Барону стало, и согласился. Разрешили бабе в хате скорняка заночевать. Положила она подушку пуховую под голову девочки, а сама и думает, как бы оплошности не произошло. Вдруг Тварь чего не так смастерил и не излечит подушка ребёнка. Того и гляди сама на костёр, следом за Тварью пойдёт.
Как петухи утро обозначили, так Барон уже и кресло своё занял.
— Ну, ждать уже дальше не будем. Тащите эту мерзость, что одним своим существованием этот мир уродует! — закричал он. — Пусть сгинет в пламени и нас потешит.
Привели Тварь, к столбу привязали, хворостом обложили и маслом давай поливать. Уже огонь принесли, да только крик раздался. Кто-то просит остановиться. Распихав толпу, выбежала баба и девочку, дочку скорняка ведёт.
— Здоров ребёнок! Нет хвори никакой. — кричит баба. — По другой причине она в беспамятство впала.
Подвели девочку к Барону, а та и рассказывает, что мачеха ягодами её накормила, силой запихивала в рот. А после этого плохо ей стало и дальше не помнит ничего.
Велел Барон привести отца девочки и мачеху. Отец давай рассказывать, что любит его жена дочку, что от первой жены осталась. Не стала бы она травить ребёнка. Да только как мачеху опрашивать начали, так трястись от волнения начала.
— Не было такого! Врёт она всё! — кричит, а сама аж испариной покрылась.
— Да как же не было, матушка? Да как же вру? — девочка начала хныкать и с непониманием вглядываться в глаза мачехи. — Сами же вы принесли ягод и сказали что нужно съесть их, что бы здоровье было. А они горькие оказались, я не хотела. А вы мне их силой в рот запихивали и заставляли глотать.
— Да что вы её слушаете? — затряслась мачеха. — Да подговорила баба её эта, научила!
— Погоди, Софья. — прервал жену скорняк и к дочери обратился. — Какие ягоды цветом были?
— Красные, с чёрной точкой. - отвечает девочка.
— Так это же мёртвый глаз. Я же дома их находил, спрашивал. Ты же, Софья, сказала что мух травить собралась ими. — побледнев скорняк обнял дочь и прижал к себе.
— Шлёндру мелкую я твою травить хотела, за то, что любишь ты её больше меня! — закричала мачеха. На бабу посмотрела, и как взбесилась. — Это ты, ведьма проклятая, к жизни её вернула. Люди так не сумеют. Тебя тоже сжечь надо. — нож выхватила и на бабу кинулась. Да только треск раздался такой, будто зубами кто-то кости перегрызает. Оступилась мачеха, мимо бабы пролетела, да сама на свой нож и упала. А баба только и усмехнулась. Не зря она надела ожерелье из зубов рыбьих.
Почесал Барон пузо своё, да как давай смеяться. Очень уж ему представление такое понравилось. Смеётся, и ногами дрыгает, в ладоши хлопает. Даже слезу пустил.
— Ну так, получается, — начал говорить Барон, пытаясь смех унять. — убогий этот ребёнка не губил. А остальные дети загубленные где, про которых мне донесли?
Перешёптываться народ начал. А остальных-то вроде и нет. Разве что у лесовала сын помер, так это было прошлой зимой.
— А скотина? — закричал мужик один. — Скотина передохла. Это же он мор навёл? Пусть возместит или пусть горит!
— Когда скотина передохла? Сколько передохло? — спрашивает Барон.
— Три дня назад у меня корова рожала и померла! — закричал мужик.
— Да то же ты сам пьяный её палкой, тяжёлую охаживал от того, что из хлева выходить не хотела. — засмеялся кто-то.
— И что с того? — возмутился мужик. — Я и раньше её охаживал. Чего ей станется? А вот в аккурат перед тем, как это вот к нам в село пришло, моя кормилица и скопытилась. Ох, как же я по ней тоскую, как скучаю. Как же я её любил. Пусть возместит или горит!
— Я тебе твою корову возмещу! — рассмеялся Барон. — Ох, ну и повеселили вы меня глупостью своей. Я и не чаял тут такого развлечения получить. Ох, и глупые вы, жадные, скверные людишки. Коль завтра какой барин решит на меня своих головорезов натравить, так первыми и пойдёте удар на себя принимать. Ну а ты, чья будешь? — обратился он к бабе.
— В твоём подчинении я, справедливый владыка. — отвечает та. — С малой деревни я, что по дороге выше. Та, где три хаты в шесть рядов и половина пустуют.
— А от чего за мерзость эту ты вступаешься?
— Да как же не вступиться? Пусть не человек, так ведь зла за ним нет. И зла не желал он. Своей жизнью живёт, чудесные вещи делает. Вот, подушка целебная, или ожерелье, что беду отводит. А ещё он дочь твою спас, когда она маленькой в реку упала.
— Было такое. Падала. Только нашли её на берегу. Кто вытащил, по сей день и не знаем.
— Так вот, спаситель дочери твоей к столбу над кострищем и прикован. Ты уж, благородный владыка, отпусти его.
— Ну а ты Тварь, чего скажешь? — обратился Барон к прикованному чудовищу. — Коль, взаправду ты дочь мою много лет назад спас, помилую и награду дам.
— Не виноват я. Ты уж, Барон, отпусти меня. Да выслушай. Безделицы эти чудесные, я для тебя сделал, как подарок. Да только хотел я попросить дочь твою. Отдай её за меня. С того самого дня, как из реки достал, наблюдал за ней и полюбил... — да только не дал Барон договорить. Пятнами пошёл, улыбка с лица спала. Затрясся как хворый, кричать начал.
— Да ты себя в отражении разглядывал? Чтоб моя дочь, красавица, да за тебя вышла? Да один твой вид оскорбляет всех людей на свете! Да тебя только в Княжество продать, что бы на куски тебя там порезали! Да оберегов из тебя наделали против породы вашей! Ишь чего вздумал. Что бы люди с такой поганью роднились. Как те, дикие, что за оврагом живут? У которых бабы от погани такой детей рожают? А ну, палите его!
Подожгли люди хворост, вспыхнуло масло и объяло пламя прикованного. Да только успели люди увидать, как баба плащ странный из сумки вынула, развернула, на себя набросила и в костёр. Даже и понять ничего не успели, как из костра выпрыгнул четырехрукий, рыком злобным народ одарил и бежать. А на загривках у него баба та.
Загалдел народ, да и Барон сам в ярость впал. В погоню пустились. Да разве через чащу лесную быстро нагнать. К вечеру только настигать начали, да Тварь дерево большое завалил, чуть самого Барона тем деревом не прибило. Думали, что до большого оврага загонят, а там и деваться ему некуда будет. Но не вышло. У оврага следы и оборвались. Лишь на той стороне в стекляшки, что далёкое близким показывают, Барон красные глаза в кустах увидал. Да только преследовать смысла уже и нет. Не перейти овраг. В обход два дня пути до ближайшей переправы. Да и места по ту сторону дикие. Много там силы гнилой водится. Люди там одичавшие, ни кем неуправляемые. Бандиты на дорогах никому не подчиняющиеся. Да и плевать.
В деревню вернулись, хату бабы той нашли. Всё ценное вывезли, а саму хату спалили. Негоже людям с тварями лесными водиться. А коль водятся, нет им самим места среди людей.
Если в Чёрном лесу вы впервые, чтоб не заблудиться, воспользуйтесь Путеводителем по Чёрному лесу.
В ЧАТ заходите. Так вы будете своевременно узнавать о новых публикациях.
