Я вышла на дорогу. Моя машина, одинокая и покинутая, по-прежнему стояла на дороге, мигая забытой «аварийкой». Я поняла, что в том состоянии, в каком находилась, просто не смогу сесть за руль.
Мне хотелось оставить машину прямо в лесу, остановить попутку, как можно скорее оказаться в своей квартире и выплакаться.
Но я глубоко вздохнула, отключила аварийную сигнализацию и завела двигатель. Спокойное ровное урчание мотора успокоило меня.
Между тем сумерки стремительно, все быстрее с каждой минутой, заполняли окружающее. Темнело. И эта темнота, словно разлитые густые чернила, разливалась по воздуху.
Мне следовало вернуться в город как можно раньше.
Вдали, за поворотом в сторону поселка, показался автомобиль. Машина остановилась, и водитель опустил стекло. Но прежде чем он сделал это, и я увидела его лицо, я поняла, кто находится за рулем. Это был Игорь Кирсанов.
– Здравствуйте, – сказать, что он был удивлен, значило ничего не сказать.
Внезапно меня посетила мысль: а был ли он действительно удивлен или мастерски изображал удивление? И что он делал здесь именно в это время, на этой дороге, через полчаса после так называемого «предупреждения»?
– А я как раз ехал в город, – сказал он, – что-то скучно стало дома сидеть. И тут вы… Какая удача! Садитесь же, подвезу! Или вы за рулем?
– За рулем, – я кивнула в сторону машины и вдруг расплакалась.
Кирсанов усадил меня в машину, и я принялась сбивчиво рассказывать обо всем, что произошло. По мере того, как я говорила, мне становилось все спокойнее. Я стала понимать, что ничего, собственно, и не произошло. Я просто испугалась.
Кирсанов выслушал меня молча. Я ждала от него какого-то сочувствия, утешения хотя бы пары слов. Но он ничего не сказал.
– Как мы поступим с вашей машиной? – спросил он, – я предлагаю сделать так. Я отвезу вас домой на вашей машине, а потом вернусь и заберу свою.
Мне стало очевидно, что глупо ждать от него сочувствия.
– Если вам не трудно…
– Конечно, не трудно, – и Кирсанов завел двигатель.
Уже стемнело. Дорога сливалась с окутавшей лес темнотой. Казалось, мы ехали по темноту тоннелю; деревья, окаймлявшие дорогу, как будто стали единым целым и образовали неприступные стены. Свет фар едва разбавлял глухую лесную темень. У меня вдруг возникло странное ощущение, что на этом месте ничего не меняется и не может меняться тысячи лет.
Люди завоевали эти места, построили заводы, пробурили свои скважины, достали нефть и разбогатели. Поехали в большие города, повязали себе галстучки из последних коллекций, стали тратить сотни тысяч на один ужин в пафосных ресторанах – но так и не ощутили себя подлинно богатыми. Все также робеют перед коренными москвичами и стараются одеваться так, чтобы не отличаться от них ни единой запонкой.
А те, кому они так пытаются подражать, тоже не принадлежат себе. Они робеют перед европейцами и сами считают себя людьми второго сорта. Не ценят ни свое богатство, ни свою страну.
Нам всем – дай болото, и мы с радостью погрузимся в него с головой. Потому что в глубине души считаем, что именно там наше место.
– Подождите, куда вы едете?
Только сейчас я поняла, что Кирсанов не едет в город. Мы ехали по шоссе в сторону поселка Сосновый.
– Я не думаю, что тебе нужно домой, – сказал он.