Пригородный поселок Вешние зори выгодно отличался от городского частного сектора. Самые обычные дома застройки второй половины 80-х годов выглядели близнецами. А вот то, что было во дворе, можно оценить по степени отношения каждого из жителей данного сельского поселения к земле. Кто-то полностью засдил свои шесть соток огородом, кто-то предпочел спрятать свой дом в тени множества плодовых деревьев, а меньшая часть имела на своей территории большую беседку и хороший мангал.
А еще славились Вешние зори банями. Они были практически у всех, причем, в отличии от домов, абсолютно разнокалиберные. Каждый хозяин старался сделать свою баньку по-своему, в стиле модерн и арт-нуво, кантри и минимализм, но все же чаще здесь можно видеть родной старорусский стиль. По субботам в поселке витал приятный запах исходящий из труб затопленных бань и, прорывающийся сквозь него, наглый запах мангалов.
Степан Степанович Правдин, рядовой житель поселка, любил эти послебанные часы до ужина, потому что жена в это время уходила в баню часа на два, а то и больше. А он был предоставлен сам себе. Вот и сегодня он подошел к забору и громко крикнул соседу: “Михалыч, ты где, иди скорей, я тебе секрет открою.”
В это время по улице проходил Петр Иванович Дубинин, начальник местной почты.
– А не слишком ли громко кричишь о секрете? – поинтересовался он.
– Могу и тебе открыть, – радостно хохотнул Правдин, и шепотом добавил, - заходи, третьим будешь.
Тут вышел и Михалыч из своей калитки. Он быстро втолкнул Петра Ивановича во двор и юркнул следом. Все это видела и слышала Анна, жена Михалыча, собиравшая с грядки огурцы. Торопливо закончив сбор, занесла огурцы в дом и побежала к срециально сделанному лазу в заборе, о котором знали только они с Лидией, женой Степана.
–Лида, открой, это я, – постучала она в дверь бани, – срочное дело.
–Что случилось? – донеслось из-за двери. – Анна, обрисовала ей ситуацию и побежала к Люсе, жене Дубинина.
Через полчаса женщины по очереди смотрели в щелочку приоткрытой двери. В гараже на верстаке стояла пластиковая пятилитровая тара из под воды, на которую скотчем был приклеен тетрадный лист, где маркером крупными буквами было написано “СЕКРЕТ”. Стоящие вокруг стаканы и малосольные огурчики на тарелке красноречивее всяких слов говорили о том, что за жидкость там находится.
По дороге к дому Анны женщины почти приняли решение. А сидя за чаем у нее за чаем обсудили все мелочи на завтра.
Степана Степановича разбудил пришедший с рыбалки внук, гремящий пустым тазом, в который он собрался поместить пойманную рыбу.
– Завтрак готов? – спросил дед.
– Не, мы с бабушкой с утра молока выпили с хлебом и разошлись.
– Как разошлись, куда?
– Я на рыбалку, а она на остановку. В город поехала.
– Зачем? – раздраженно спросил Правдин.
– Сказала за тайной.– сказал Пашка, отрезая изрядный ломоть хлеба и наливая молока.
– За чем?
– За тайной говорю, – повторил тот, принимаясь за еду. – Дед, ты тоже поешь, она сказала, что вернется к вечеру.
Через минуту он, рассерженный, уже стоял у забора и закричал соседу, чтобы тот вышел. Заспанный Михалыч еще не знал, что и его жены дома нет. Выслушав соседа, он вернулся в дом и вышел с запиской, которую прочитал вслух “Любимый, уехала в город за ТАЙНОЙ, рано не жди.”
– Она все собиралась козу купить, ее, наверное, Тайной зовут.
– Так моя тоже за тайной уехала.
– И моя, – раздался раздраженный голос Петра Ивановича из-за калитки.
Все дружно направились в сарай к Правдину. Но пить не хотелось, хотелось есть.
Тогда переместились на кухню. Внук чистил картошку, с рыбой он еще не умел обращаться, поэтому так и лежала в тазу.
– Дед, я сейчас еще картошки принесу, а вы помогайте чистить.
Он сбегал в погреб за картошкой, захватив там и лук, потом сорвал несколько огурчиков и два бурелых, но вполне съедобных помидора. Дед был доволен девятилетним внуком, помощник растет. После сытного завтрака втроем пошли на остановку, но кроме студентов, приехавших на выходной, из двенадцати часового автобуса никто не вышел.
Настроения ни у кого не было, от предложенного “Секрета” все отказались. Решили купить пельмени и разойтись до следующего автобуса.
В четыре все трое были на остановке. Автобус опоздал на 15 минут, первой вышла старенькая Евдокия Андреевна, каждое воскресенье ездившая в город на какую-то процедуру в город, потом двое подростков, за ними выпрыгнул местный ловелас Леха, мужик лет пятидесяти, который помогал каким-то расфуфыренным дамам выйти из автобуса.
Мужики с трудом узнали в них своих жен, которые успели в городе сходить в салон красоты и там сделать себя, по словам городского стилиста, неузнаваемо-прекрасными. Леха бегал вокруг них и щебетал почти басом:
– Лапушки мои, проверьте свои бутылочки, Лидочка, у тебя “Тайна Колхиды” красное сухое.
– Все в порядке, Лешенька, – томно ответила та, и посмотрев на Степана Степановича, продолжила, – наши мужья сейчас нам помогут. – и, оглядев растерянное трио, продолжила – мальчики, заберите наши вещи у водителя, – а тот с одним из трех тортов и бутылкой вина уже стоял в дверях автобуса.
А потом все три пары молча и медленно пошли по домам. Пашка сразу доложил, что рыбу поставил в холодильник, пельмени сварил на всех, но сам уже поел. Потом умял кусок торта и убежал к друзьям.
Степан Степанович держал в руке бокал сухого красного из бутылки “Тайны Колхиды” и любовался женой, необыкновенно преобразившейся за эти, показавшиеся вечностью, часы ожидания. Через неделю вшестером они поехали на рыбалку. Пашка, провожая их, предупредил, что рыбу чистить не будет.