...Ирина медленно ходила между картин, всматриваясь в знакомые пейзажи, натюрморты, портреты… Хоть автором была не она, но каждая из этих работ выстрадана и лично ею.
Рассказ. Рабочее название "Этюд по памяти"
Мать
Остановившись у портрета женщины в лиловых одеждах, Ирина улыбнулась. Надпись гласила: «Протрет мамы. Утро». Да, это её портрет. Она позировала сыну каждое утро в течение почти месяца, когда лучи солнца пронзали крохотную студию на чердаке пятиэтажки буквально насквозь…
А ведь этой картины, выставки, да и вообще всей их сегодняшней жизни вполне могло на состояться. Если бы только тогда, двадцать пять лет назад, она струсила…
- Вам лучше отказаться от ребёнка, - седой доктор говорил спокойно, убедительно. - Вы молодые, зачем Вам с мужем тратить свою жизнь на инвалида? Мальчик не проживёт и года, и то в условиях постоянного подключения к аппаратуре. А вы пройдёте обследование, если нужно - подлечитесь, тогда и родите себе здоровых детей.
Ира плохо понимала, что такое говорит этот высокий человек в белом халате. Оставить сына? Своего родного малыша? Как такое вообще возможно? Но оказалось, муж был с доктором вполне согласен.
- Мне инвалид не нужен, - сказал он, как отрубил. - Заберёшь этого урода из больницы - меня больше не увидишь. Думай.
Думала Ира недолго. Сжав зубы, подписала все бумаги. Только это были бумаги о разводе и об отказе мужа от родительских прав. И стала матерью одиночкой сына-инвалида.
Как она благодарна своим родителям! Папа так и сказал тогда: «Звоновы своих не бросают». И стал её мальчик, её Аркашенька - Звоновым, едва примерив на себя фамилии отца. Бывшего отца.
Первый год после рождения Аркаши запомнился сплошной борьбой - за сына, который был так слаб, что долго вообще не рос, против чёрствости некоторых медиков, искренне не понимавших, зачем тратить государственные деньги на лечение заведомо ущербного ребёнка, с чиновниками, которые отказывали в тех малых льготах, что положены семье с инвалидом. Да вообще - борьбе против всех вокруг. Пришлось научиться жить под постоянными праздно-любопытными и осуждающими взглядами, отвечать на фальшиво-сочувствующие вопросы «Как дела?» бодрым «Да всё в порядке!» Многому пришлось научиться…
Вопреки всем прогнозам докторов Аркашенька жил. И постепенно стал догонять сверстников в развитии. Да, позади были несколько тяжёлых операций на сердце, длительные пребывания в больницах и реабилитационных центрах, регулярные наблюдения, анализы, консультации, и - деньги, деньги, деньги… Родители продали сначала дачу, потом - бабушкину квартиру. И всё равно средств не хватало… Трое взрослых людей питались одной овсянкой, но для Аркаши всегда на столе были свежий творог и парная телятина с рынка, фрукты, овощи.
А ещё Ирина с матерью стали постоянными посетительницами храма. Сначала приходили, чтобы поставить свечки за здравие. Потом, познакомившись с батюшкой, который стал и крёстным Аркаше, пришли к вере уже осознанно. Причащались регулярно сами и причащали мальчика. Отец, считавший себя убеждённым атеистом, сначала посмеивался над женой и дочерью. Но постепенно женщины стали замечать, как он, думая, что никто не видит, нет-нет да и задержится около икон, а то и осенит себя крестным знамением.
В школу мальчик пошёл на два года позже сверстников и с первого дня учился только на «отлично». И лишь по физкультуре не приносил никаких отметок - заниматься спортом наравне со всеми Аркаша не мог. Потому дед ежедневно сам занимался с внуком: они бегали по утрам, позже стали ходить на стадион неподалёку - освоили турник и баскетбольное кольцо.
А вот бабушка ещё в первом классе отвела мальчика в художественную школу. И это стало поворотным моментом во всей его судьбе. Аркадий словно родился с кистью в руках - так говорили о нём педагоги. То, чему некоторые учились месяцами, мальчик схватывал за минуты. Даже первые его работы поражали глубиной и точностью изображения. О, нет, он не рисовал - он жил на холсте, он дышал этим, засыпая и просыпаясь с замыслами новых картин. В том, что его ждёт большое будущее, никто даже и не сомневался.
Ирина, как только здоровье сына стало более-менее стабильным, стала искать возможности заработать. Начинала с крохотного отдела православной литературы в соседнем супермаркете - батюшка помог с приобретением первых партий книг. Постепенно это дело стало приносить небольшой, но стабильный доход, и на семейном совете решили бизнес расширить. Выкупили на заёмные деньги помещение бывшей закусочной на людной улице, где Ирина открыла магазин книг и канцтоваров. А буквально два года назад у неё появилось своё небольшое издательство детской православной литературы. Причём иллюстрировал многие книги именно Аркаша, для которого мать оборудовала мастерскую на чердаке их пятиэтажки.
И вот сегодня - первая персональная выставка молодого художника Аркадия Звонова в городской художественной галерее. Суета и волнение, предварявшие это событие, остались позади. Жаль, бабушка с дедом не видят этого ажиотажа, множества вспышек фотоаппаратов, жужжания корреспондентов различных изданий, наговаривающих на диктофоны тексты будущих статей... Старики впервые отправились вместе в паломническую поездку на Святую Землю - внук за счёт проданных картин оплатил им эту возможность.
Оператор одного из телеканалов направил на Ирину объектив камеры, а бойкая девушка-репортёр задала вопрос, на который сегодня женщина отвечала уже неоднократно:
- Как Вам удалось развить в сыне такой талант?
Ирина, чуть улыбнувшись, ответила:
- Я просто верила в него. И в Бога.
Отец
Звонок в дверь отдался пульсирующей болью во всей голове. Боль эту Игнатьев почувствовал ещё до того, как окончательно проснулся. С трудом разлепив глаза, кряхтя и матерясь, он, не одеваясь, прошлёпал в прихожую, открыл дверь.
- Колян, ты, что ли? Чё надо в такую рань?
- Ты, это… Ничё со вчерашнего не осталось? Подыхаю, чесслово…
Игнатьев с дружком прошли на кухню. Там, среди пустых бутылок, консервных банок, заполненных окурками, среди остатков вчерашней трапезы, отыскали початую полторашку пива. По очереди жадно допили её. День начался. Нужно было думать, как скоротать время: оба мужчины уже давненько не работали.
- А чё, Игнат, ты у своей бывшей не перехватишься? - кашлянув, спросил Колян.
- А ты к своей чё не идёшь? Я вчера бабло нашёл, сёдня твоя очередь, - с раздражением ответил Игнатьев, которому поднадоело уже поить дружка на свои кровно добытые средства.
- Не, меня моя и на порог не пустит, - обречённо вздохнул Колян. - Алкаш ты, говорит. А я вот возьму - и завяжу. К брату поеду. Да вообще, меня он давно зовёт, говорит, такие механики у них - на вес золота. А поехали со мной, а, Игнат? Пошли они, эти бабы. Им только денег подавай, а понять мужика, поговорить за жизнь - это фигу. Моя мне все уши прожужжала за алименты. А я ей говорю: пусть твой теперешний тебя кормит, раз для меня полтинника жалко. А она: дочку растить надо. Вот пусть и растят с этим… как его… инженером…
Игнатьев поддакивал, согласно кивая головой. В его бывшей семье тоже росли две дочери. И тоже долг по алиментам составил приличную сумму…
Так и не придумав, где взять денег, мужчины включили старенький телевизор и, устроившись среди бардака и запустения, стали щёлкать кнопкой переключения каналов…
- Персональная выставка талантливого художника Аркадия Звонова открылась сегодня в художественной галерее, - бойко тараторила курносая девушка, автор очередного сюжета новостей. - Его творчество многие критики считают уникальным. Несмотря на достаточно молодой возраст - Аркадию недавно исполнилось двадцать пять лет, его работы уже продаются на известных европейских аукционах живописи, в настоящее время музеи Вены, Праги, Парижа высказали желание иметь в своих коллекциях картины этого мастера.
Колян хотел было переключить канал, но Игнатьев остановил товарища: лицо женщины, которое демонстрировала сменившаяся телекартинка, показалось ему смутно знакомым.
- Ирка! - воскликнул он. - Это ж Ирка, первая моя жена. Мы с ней и двух лет не прожили. Во какая стала…
На экране появилось лицо молодого парня - симпатичного, темноволосого, всеми чертами напоминающего самого Игнатьева в юности…
- Игнат, так… это… твой, что ли? Похож. Навестить надо бы, а? - Колян уже представлял, как они вскоре заживут с друганом, отыскавшим такого знаменитого сына…
Но Игнатьев почему-то молчал. Ушёл на кухню, нашёл среди грязи смятую пачку сигарет, закурил… В памяти всплывали обрывки картин из прошлого, которые до этого момента не тревожили его… Вот он спешит в роддом - с букетом цветов, радостный… Вот они с Ириной в кабинете врача, который выносит их мальчику приговор…
Осознал ли Игнатьев тогда, что этот приговор выносился его родному ребёнку? Плоти от плоти, крови от крови? О, да, осознал в полной мере. Более того, был уверен, что сделал правильно, отказавшись взвалить на себя обузу и просто постаравшись забыть о существующей где-то женщине с его ребёнком. И забыл.
А пацан-то, оказывается, не умер… Игнатьев ведь даже гордился своей жизнью после развода… Быстро женился во второй раз, родились две дочери - красавицы и умницы, а главное, совершенно здоровые девочки. Постепенно появились достаток, стабильность…
В какой момент налаженный быт дал трещину? Когда вдруг рюмка водки заменила все остальные радости жизни? Так он потерял и вторую семью… Да что там говорить - себя потерял. Пожалуй, случилось это ещё тогда, когда он произнёс: «Мне урод не нужен. Живите, как знаете». Они-то выжили. А он?..
Колян тронул его за плечо:
- Ты, это… Пойдёшь к художнику-то? Сын ведь тебе, как-никак… Чай, не откажет?
Игнатьев, помолчав, произнёс:
- Он-то мне сын. Да я ему не отец, Коля. Никуда я не пойду - опоздал на двадцать пять лет.
