РАССКАЗЫ О БЕЛАРУСИ
Глава седьмая
Помолвка
Прошло полгода. В наши края пришла зима. Сильные мороза случаются в наших землях редко. А, если и ударит сильный мороз, такой что даже птицы умолкают, а сухой камыш начинает по ночам о чем-то шептаться, то морозные дни непременно сменяются продолжительной оттепелью.
В один из таких морозных дней на дороге показался Аполлон Игнатьевич в сопровождении мужчины в военной форме. Мороз был им обоим нипочем, так оба они были изрядно пьяны. Не боялись лютого мороза и наши мальчишки - Янка, Юрка и Генусь. Янка даже пробовал присесть на нижнюю ступеньку крыльца, но его сидения на промерзлой доске оказалось непродолжительным.
- Макей! - кричал на ходу исправник. - Макей, чтоб тебя! Макей, раздери тебя бесы!
Аполлон Игнатьевич и в трезвом состоянии не отличался терпением, а пьяному, как говорится, ему все сразу вынь и положи. Его шинель, крытая серым драпом на лисьем меху, была широко распахнута.
- Макей! - не обращая внимания на суетившихся возле крыльца мальчишек, в очередной раз во все горло прокричал Аполлон Игнатьевич.
- Иду, - выходя на крыльцо, сказал дядька Макей.
- Идет он! - передразнил Макея исправник. - Ты не идешь, а ползешь, как недодавленный таракан! Радость у меня большая, Макей! Даже две радости сразу!
- Радость - это хорошо, - сходя с крыльца, проговорил дядька Макей.
- Тебе, Макей, радоваться не с чего. - запахивая шинель, рассмеялся исправник. - Матушка-государыня медовый налог приказала с корчмарей в казну брать. По шести целковиков с носа. Хорошо жить стали корчмари в её землях. От покупателей отбоя нет. Повадились в корчмы и млад, и стар!Смекаешь, Макей.
- Смекаю, - ответил Макей.
- Так что впредь ты мне уже не шесть, а двенадцать целковиков каждый год будешь платить. Шесть рублей за твой долг перед бывшим паном и шесть за то, что честных людей медовухой своей спаиваешь. Теперь познакомься с урядником, которого мне в помощь наш губернатор сегодня утром прислал, - указав на своего спутника в военной форме, проговорил Аполлон Игнатьевич.
- Рад видеть, - поклонившись уряднику, проговорил Макей. - Как величать прикажите? - спросил он у него.
- Тебе имя урядника знать не обязательно! - проревел Аполлон Игнатьевич. - Тебе звание достаточно запомнить. Я правильно сказал, Петр Иванович? – обратился он у уряднику.
- Так точно, - господин капитан-исправник, - ответил ему урядник.
- А вскоре наш губернатор обещал мне и стражников прислать, - вновь обратился Аполлон Игнатьевич к Макею. - Тюрьму и храм буду в вашем повете строить! Впредь не забалуете вы у меня! Я теперь не просто исправник, а бери выше - капитан-исправник! Если и дальше так пойдет, то вскоре я смогу чин надворного советника получить. За меня пред матушкой-императрицей сам бригадир Суворов хлопочет. Тот самый, что вас чертей вместе со мной под Столовичами замирял. Вот как, значит, наша матушка-императрица о вашем покое заботится. Кланяйся мне, Макей,!
Макей низко поклонился Аполлону Игнатьевичу.
- Ниже, Макей, ниже башку свою наклоняй! - прокричал ему исправник. - Хочу казнить, казню! Хочу миловать, милую! На всё моя воля и моя власть! Теперь о другой новости. Его сиятельство граф Александр Васильевич Суворов, публично объявил о своей помолвке с девицей Варварой Ивановной Прозоровской. Помолка состоится завтра в стольном граде Москве. Губернатор мне передал, чтобы завтра о помолвке любимца нашей матушки-императрицы были оповещены все поветы. Тебе, Макей, надлежит завтра с утра накрыть в своей корчме столы, и весь день задаром угощать всех, кто в твою корчму заявится. И сообщать, что бесплатная еда и водка выдается в честь помолвки графа Суворова с девицей Прозоровской! И слушай, о чем мужики спьяну болтать будут. Береги уши! Чьи это две повозки у корчмы стоят? - посмотрев направо, спросил он.
- Селян, - коротко ответил Макей.
- Сами в корчме?
- Чай пьют. - .
- И нам с Петром Ивановичем с мороза по чашке чая выпить не повредит, - озорно подмигнув уряднику, сказал Аполлон Игнатьевич. - Чаю выпью, а потом расскажу про то, как простому солдату граф Суворов офицерский чин пожаловал, и личное дворянство у матушки-императрицы для него выхлопотал. Кто этот солдат? - обратился исправник с вопросом к нашим мальчишкам.
- Не знаем, дяденька, - ответил за всех Генусь.
- Я тот солдат! - расхохотался Аполлон Игнатьевич, довольный своим вопросом-шуткой. – Поняли теперь?
- Поняли, - ответили хором мальчики.
- Ни бельмеса вы не поняли! - возразил им исправник. - Марш за мной в корчму! Расскажу вам об одной битве, тогда только и поймете!
- Нам туда нельзя, - сказал Юрка.
- Раз я сказал: можно, значит, можно! - громко объявил исправник. - Шагом-марш! Левый-правый!