Было холодно. Щеки обдавало морозным жаром, губы липли друг к другу, а дышать было тяжело. Глаза казались холодными и липкими, так что хотелось закрыть их и больше не открывать, а превратившиеся в покрытые коркой льда ветки пальцы не гнулись вовсе.
Насте казалось, что она вдруг сделалась замерзшей статуей, стоящей посреди занесенного снегом леса.
И все равно вокруг было красиво. В воздухе кружились снежинки, водили хороводы и вращались в сказочном танце. Снег оседал на лице и не таял, скапливался мерцающими в солнечном свете горстками. Настя сидела, покорно сложив ладони на коленях, на пеньке и чувствовала, как постепенно скрывается под неумолимым снежным покровом.
Холод окутывал, пробирался внутрь и сковывал внутренности, так что даже шумящая в ушах кровь постепенно стихала, превращаясь в голубоватые кристаллики льда. Все вокруг было белое-белое, белое небо сливалось с белой землей, и не было ничего в этой пустоте кроме усталости и бьющегося из последних сил упрямого сердца.
– Что же ты, девица, сидишь здесь одна?
Он появился перед ней точно из ниоткуда. Одетый в длинную белесую шубу и в такой же меховой шапке. Мерцающий морозом посох покачивался из стороны в сторону в его руках и казался спустившейся с неба звездой.
– Поди, совсем замерзла?
Губы ее совсем обледенели, и Настя могла только улыбаться, глядя из-под покрывшихся кристалликами льда ресниц. Он смотрел на нее насмешливо, постукивал посохом о хрусткую корку снежного наста, а у Насти перед глазами расстилалась белая тьма.
– Как же зовут тебя, красна девица?
Насте почудилась едва ли прикрытая издевка в его голоса. Красной она могла быть разве что от холода, но себя представляла скорее такой же белой, как его дурацкая шуба. На вопрос она не ответила, но ответ ему, похоже, вовсе и не был нужен.
– Настя, стало быть. Настенька.
Он повторил ее имя несколько раз, будто безуспешно пытаясь запомнить. Выражение его лица менялось с насмешливого на задумчивое и обратно, а она все больше чувствовала, как припорашивает ее макушку пушистый снег.
– Что же ты, Настенька, потерялась? Али из дома сбежала?
Голос его тоже то подскакивал вверх, то падал до свистящего шепота. Мерный стук его посоха усыплял, покрытые снегом ресницы становились тяжелыми. Заледеневшие губы застыли в ласковой улыбке. Настя видела все будто сквозь толстый слой льда, словно тонула в покрытом скользкой коркой пруду, опускаясь с каждым мгновением все ниже и ниже.
Его дурацкая белесая шуба казалась теплой, да и снег немного согревал. Снег укрывал Настю пушистым одеялом, кутал и баюкал, сверкая перед глазами, и она сама постепенно распадалась на искрящиеся в ярком солнце снежинки.
Он вдруг опустился перед ней на колени, коснулся ладонью щеки. Настя не вздрогнула, не хлопнула глазами, закованная в лед, лишь почувствовала, как осыпается скопившийся на лице рассыпчатый снег.
Снежинки мерцали, водили хороводы в воздухе и падали, смешиваясь со стелящимися под ногами другими. Яркое холодное солнце светило в глаза и освещало макушку, а он был настолько близко, что усталое сердце подскочило и зашумело в ушах.
Губы его оказались приятно теплыми и мягкими, волосы защекотали щеку. Откуда-то изнутри разлилось горячее тепло, заструилось, растапливая лед, по рукам и ногам, и Настя подалась вперед, стараясь впитать, забрать себе как можно больше.
Лишь бы не быть больше сидящей посреди зимнего леса замерзшей статуей, обреченной беззвучно улыбаться собственной участи.
