Всех приветствую на своем канале! И, как всегда, рада новой встрече с вами, уважаемый читатель! Сегодня речь поведу, наверное, о спорном, но для меня то, о чем хочу поведать вам, и то, о чем я намереваюсь порассуждать, абсолютно бесспорно.
Сейчас очень много приводится сравнений по поводу того, как мы жили раньше - в доперестроечное время и как живем сейчас. Это сейчас для меня, как и для почти всех, кто еще хоть сколь-нибудь сознательно пожил при социализме и помнит те времена, является очень удручающим, я даже сказала бы скверным, серым и беспросветным. Да. Появилось и много хорошего - Интернет со всеми вытекающими последствиями, мобильная связь с оными же последствиями. Другие блага цивилизации. Но еще больше стало и плохого. Но это не тема нынешнего моего разговора с вами. А главное плохое заключается в том, что за всеми этими достижениями и удобствами Человек ушел на задний план. О нем никто не думает и не заботится. Я имею в виду обычного человека - всех нас. Из человека можно вить веревки, пока вьются, а потом просто выбросить на свалку истории.
Принято изо всех утюгов говорить, что всему плохому, что мы сейчас имеем, мы обязаны плохим же коммунистам, которые столько натворили бед, что нынешняя власть никак не может разгрести последствия пребывания у руля этих самых коммунистов.
А я хочу сказать, что это не совсем так, вернее, совсем не так. Да. Как всегда, во все времена, были и недостойные - как во власти, так и среди рядовых членов Коммунистической партии, были и ошибки. Но были и другие коммунисты, которые по убеждению вступали в партию, которые не пользовались никаким преимуществом, которые целиком отдавали себя служению людям и становлению Родины - каждый на своем участке. Помните, как у Бориса Васильева в повести "А зори здесь тихие..." главный герой Васков сказал девочкам, которые впятером выступили вместе со старшиной против целого отряда фашистов, чтобы защитить стратегический объект: "Родина ведь не с канала начинается. Совсем не оттуда. А мы ее защищали. Сначала ее, а уж потом канал". Вот я и хочу хотя бы в нескольких словах в качестве примера поведать о коммунисте, который всего себя отдавал Родине и людям на своем участке мирного трудового фронта, придерживаясь принципа "раньше думай о Родине, а потом о себе". Таким коммунистом был мой отец.
Николай Иванович Головин. Много хороших дел осталось за его плечами. Много он сделал для людей, которые и по сей день вспоминают его добрым словом. Был он членом Коммунистической партии по убеждению. Всю жизнь честно трудился - и будучи агрономом в совхозе, и будучи парторгом партийной ячейки в этом совхозе, и будучи председателем колхоза, и будучи председателем сельского совета, и будучи депутатом в районном масштабе. Рассказывая о своем отце, буду писать о том, что выхватывает моя память, потому что если говорить и писать о нем все-все-все, то понадобится объем книги, а не блоговский масштаб. (Листайте по стрелочке)
Считается, что мужчина за жизнь должен построить дом, посадить дерево, вырастить и воспитать сына. Ну, собственного дома он не построил, хватило того, что выделял для проживания совхоз или колхоз. Остаться в таком доме доживать свой век и передать его выращенному сыну, который очень бережно и заботливо, достойно ухаживал сначала за обоими родителями, а потом за папой, когда он остался вдовцом, помогла приватизация. А вот что касается посаженного дерева, то папа посадил не одно дерево. Будучи еще совсем молодым агрономом, он в совхозе закладывал сады. Два огромных сада было выращено в хозяйстве. И он был всегда желанным гостем и в садах, и на пасеке, которая располагалась в одном из садов. Урожаем в садах пользовались все жители села. И мед можно было выписывать в совхозе всем сельчанам. Помню, как на первую выкачку меда приглашали моего отца. Он брал нас, ребятишек - меня, брата, наших друзей-подружек (несколько человек), и вел или вез на пасеку лакомиться первым медом. Как это было здорово - есть деревянной ложкой из общий миски, поставленной на середину стола, янтарный мед с краюшкой именно черного хлеба и запивать его чистой колодезной водой! (Листайте по стрелочке)
Сколько себя помню, всегда, где бы мы ни жили, какую бы должность ни занимал мой отец, к нам всегда приходили, прибегали домой, а не только в рабочий кабинет обиженные пьющими мужьями женщины, иногда и вместе с детьми в ночь-полночь, и зимой в одних шерстяных носках на босую ногу, и летом со словами: "Николай Иванович, помоги. Мой напился, дерется..." Николай Иванович без лишних слов вставал и шел в любое время суток утихомиривать разбушевавшегося мужа и отца. И ведь находил он аргументы, что потом долгое время мужики не обижали своих жен и детей. Потому что уважали, считали его строгим, но добрым и справедливым.
Папа сам трудился почти круглыми сутками (часто бывало так, что мы с братом вставали в школу, а его уже не было дома, он был уже на работе. Мы ложились спать, а его еще не было дома, он все еще был на работе), но и спрашивал с других, терпеть не мог лодырей. Наказывал лентяев, а те и не обижались, потому что знали, что Николай Иванович сам не сидит без дела, работает на совесть. Причем не только руководит, сидя в кресле в своем кабинете. С самого раннего утра он то на ферме на утренней дойке, то едет в поля к трактористам и комбайнерам, чтобы узнать, все ли в порядке, не мешает ли что работе, не нужно ли чего, чтобы как-то улучшить условия труда, насколько это возможно. Ему до всего было дело: накормлен ли скот, есть ли горючее, на ходу ли сельскохозяйственная техника, хорошо ли готовят для рабочих в столовой и на полевых станах, не нужно ли чем помочь детскому саду и школе.
А в горячую пору, в летнюю страду было и такое, что мой отец днем руководил, а вечером, поужинав, надевал комбинезон и шел работать в поле - помощником комбайнера, например, чтобы было побольше рабочих рук в битве за урожай. Шел помогать сам и просил всю сельскую интеллигенцию и служащих выходить на помощь в уборке урожая. Сама, будучи какое-то время учителем в школе этого села, выходила вместе с другими учителями, воспитателями детского сада, конторскими служащими на работу на ток, где привезенное с полей зерно нужно было закладывать на хранение в амбары. Осенью все ходили на уборку картофеля.
Еще помню, что в селе не было почты, все ходили в соседнее для того, чтобы пользоваться ее услугами. И это было не очень удобно. Нужна почта - и отец все сделал для того, чтобы эту почту построили и открыли.
В селе была школа-восьмилетка. И, чтобы окончить девятый и десятый классы, нужно было ходить опять же в соседнее село. Это тоже было не очень удобно. Особенно зимой - в снег, мороз и метель. Когда в колхоз прибыл новенький "пазик" для нужд хозяйства, в первую очередь его определили на развоз школьников в школу и из школы.
Еще помню такой случай. Как-то так случилось однажды, что мы с отцом приехали в район на автобусе (уже не помню, по какой надобности), а не на служебной машине, которая ему полагалась по службе. Наверное, это была его личная необходимость приезда в район. Но, пока мы там находились, днем прошел ливень, после которого сельские дороги, тогда еще неасфальтированные, превратились в грязное месиво, и на автостанции было объявлено, что в связи с ливневыми последствиями автобус, который обслуживал тогда по пути пять сел, не пойдет. Как быть? Как люди, которые приезжали в район, должны были добираться домой? Мой отец, конечно, мог вызвать свой рабочий "уазик". А остальные? Ну и вот тут ему пригодились его депутатские полномочия. Я уже не помню, каким образом, как именно, но он взял ответственность на себя и добился того, чтобы автобус все-таки пошел в села и люди смогли добраться домой.
Крайне редко пользовался он служебной машиной в личных целях. Нам, детям, было запрещено даже заикаться о том, чтобы нас отвезти на служебной машине в областной город на учебу, когда мы были уже студентами, или еще куда по нашим делам. "Есть автобус, доедете, как все, - говорил он. - Вы не лучше других и не пользуйтесь моим служебным положением и авторитетом, зарабатывайте свой". Ну мы и не заикались никогда. Вообще, барства он не терпел. Всем своим существом противился какому-либо превосходству. Правда, когда была все же необходимость в служебной машине (например, для моей матери, так как она была тучным человеком, и ей нужно было ехать опять же в соседнее село, чтобы пошить одежду), он честь по чести выписывал транспорт (так было заведено в колхозах и совхозах), оплачивал его и пользовался тогда уже в личных целях. Водителя при этом не эксплуатировал, садился за руль сам. Ну а если не мог в силу рабочих обстоятельств, тогда уж просил, не заставлял, поехать водителя и потом, конечно, компенсировал это дополнительным выходным днем.
Кода он был сам за рулем машины, служебной ли, своей личной ли, он всегда, если были свободные места, брал с собой попутчиков, которые стояли на дороге в ожидании какой-нибудь попутной машины. И никогда, никогда ни с кого он не брал ни копейки - по пути ведь ехал, все равно в ту сторону. Зато люди щедро желали ему за это здоровья, которое ему, конечно, в жизни пригодилось.
Что касается личного автомобиля, то купил он его, как все, по многолетней очереди, откладывая для ее покупки опять же много-много лет по копеечке, рублику с доходов от личного хозяйства. А были у нас и корова, от которой молоко и масло сдавали и государству в том числе, как все, и телята росли после каждого отела коровы, которых откармливали и сдавали государству на мясо, и куры. В общем все, как у всех. И мы, дети, тоже помогали родителям по хозяйству. (Листайте по стрелочке)
Кстати, было принято тогда так, что для того, чтобы получить дополнительные корма для домашнего скота осенью, нужно было помочь совхозу или колхозу обработать три, или четыре, или две (кому как - в зависимости от числа трудоспособных людей в семье) длиннющие (наверное, в целый километр) борозды свеклы: прополоть ручками, проредить опять же ручками, окучить мотыгой, прорыхлить междурядья опять ей же. Отец, как и все рядовые колхозники, все делал сам. Никого не нанимал. Хотя мог. Он брал в поле нас с братом, и мы втроем обрабатывали эту свеклу.
Когда в колхозе была нужда в кормах для скота летом в засуху, нужно было заготавливать молодые ветки деревьев и крапиву. И опять же и мы, дети, вместе с остальными ездили в лес на заготовку этих самых веток, и отец опять же вместе с нами брал косу, косил крапиву, и мы с братом складывали ее в мешки, которые потом отвозились на ферму.
Вспоминается еще один очень дождливый год и обилие хлебов в этот год. Урожай был хорошим, но его еще нужно было сохранить. А дожди ну прямо не давали передышки. Как переживал мой отец. За спасение этого урожая он в этот раз был награжден орденом "Знак Почета". Но зато сам он абсолютно поседел - превратился из черноволосого красивого мужчины в совершенно седого, но все равно красивого человека.
А учителям в школе ставил на вид: чтобы никаких поблажек нам с братом как детям председателя колхоза. Он хотел, чтобы мы учились за знания, чтобы мы поступили в вузы самостоятельно, опять же за знания. Так оно и случилось. Мой отец считал, что дети должны знать больше родителей, что они должны стать на голову выше их, иначе жизнь была бы прожита зря.
Взяток он давать не умел. И сам не брал. Терпеть не мог наушничества. Случались попытки каких-то доносительств, но он резко это все пресекал. Находились, конечно, и недовольные чем-то, но таких оказывалось меньшинство. Были и наветы, и кляузы, и жалобы на отца. Но все проверки он выдержал с честью и достоинством. Никогда ни в чем не был уличен - ни в воровстве, ни в расхитительстве, ни в злоупотреблении служебным положением.
Ничего особенного он за жизнь не накопил. Не было у него кубышки с большими деньгами. Не было в нашем доме какого-то изобилия (он всегда был против излишеств, как сам говорил, только самое необходимое), не было ни хрусталя, ни золота. Зато было много книг, мы много ездили всей семьей, посещали в городе выставки, музеи, концерты, цирковые представления. Не построил он про запас на старость дом в городе на ворованные в колхозе средства, не купил нам с братом квартиры. "Сами всего добивайтесь", - говорил он. И добавлял: "Зато я сплю спокойно, и совесть моя чиста. Мне не стыдно людям смотреть в глаза".
С людьми мой отец всегда был прост и общался запросто, но никогда не был запанибрата с похлопыванием по плечу. Многие люди говорили ему ты, но он не считал это зазорным. И это ты произносилось с уважением.
А еще мне вдруг вспомнилось, как меня принимали на работу в редакцию областной газеты. Главный редактор спросил тогда, а Головин Николай Иванович не мой ли отец? И получив утвердительный ответ, огласил:" Ну если мы берем такого работника, как Николай Иванович, то мы берем тогда хорошего работника". Конечно, мне было лестно это услышать, но это и налагало на меня большую ответственность. Я постаралась оправдать это доверие. Тем более, что и отец, и мать научили нас работать добросовестно.
Сам по себе папа был человеком гордым, смелым (один на один выходил на задержание преступника, вооруженного топором, до приезда милиции из района), сильным (мог и убить кулаком, но никогда кулаками не махал), ответственным, честным, добросовестным, трудолюбивым, очень лояльным, добрым и справедливым. Редко повышал на кого-либо голос. Это нужно было сильно постараться, чтобы отец повысил тон и уж тем более потерял спокойствие и вышел из равновесия. Но когда он учинял какой-то спрос, в голосе его были убийственное спокойствие и металл. И тогда по спине пробегал холодок. Он всегда выполнял то, что обещал. И нас с братом учил: дал слово - в доску расшибись, но сделай. Не можешь сделать - не давай слова.
А как он любил своих родителей, всегда помогал им по жизни чем мог, любил, конечно, и нас, детей, хотя спрашивал с нас строго. Очень любил маму. Как трепетно ухаживал он за ней, когда она тяжело болела. Так она и не подпускала никого к себе, кроме него. А еще знаю, что у него было некое шефство над одной пожилой женщиной. Бывало такое, что она оставалась с нами, когда родители уезжали куда-то на несколько дней. (Например, ездили на Украину на похороны маминого отца) Так вот когда она умерла, отец сам на свои личные сбережения устроил ее похороны, не прибегая к колхозной помощи. Думаю, что это поступок. Да у нее и не было никого из родных, поэтому она и тянулась к нашей семье, очень уважала папу. А может, даже и любила, как сына.
Конечно, скажете вы, это твой отец, и он для тебя идеален. Хочу здесь привести картинку в доказательство того, что это не так, что слова мои объективны. Когда мой папа умер, исповедовавший и причащавший его перед смертью священник потом при отпевании сказал, что этому человеку сразу уготован рай. И люди (на похоронах было много людей) не пожелали сесть в автобус, чтобы доехать до кладбища, которое находится на горе за селом и куда довольно трудно подниматься, они решили идти пешком за гробом в гору, который, кстати, был на катафалке, отдавая дань уважения моему отцу. Для сельских масштабов это много значит.
А не так давно (еще одна картинка) мой брат был по воле случая на юбилее водителя, который возил моего отца на служебной машине. Слово за слово, вспомнили и моего папу, который когда-то очень помог этому водителю. А потом и еще кто-то другой вспомнил о том, что и ему помог, и еще кто-то что-то вспомнил. Ну и превратился юбилей в вечер памяти моего отца. Брату даже неловко стало. Ну разве это не показатель?
Мой отец искренне и до последнего верил в то, что социализм - это лучший строй для простого рабочего человека. Он не стал перевертышем в трудные для Компартии времена, не выбросил партбилета. И в душе, и по сути так и оставался преданным идее коммунистом. Прямо как у Н. Тихонова: "Гвозди б делать из этих людей: крепче б не было в мире гвоздей".
Папа тоже видел недостатки, которые назрели в партии и в стране. Он считал, что да, нужны реформы, какие-то изменения к лучшему. Но чтобы все сломать, разрушить то хорошее для людей, что уже было, и плюнуть на Человека, который по-горьковски звучит гордо, этого допустить никак нельзя. Мой папа, коммунист Н.И. Головин, ассоциируется у меня всегда с образом коммуниста Василия Губанова в одноименном фильме, снятом режиссером Юлием Райзманом. В общем, мой отец был из тех, которые на клич: "Коммунисты, вперед!" (автор стиха, в котором есть эти строки, А. Межиров) делали широкий уверенный шаг вперед.
На этом пока остановлюсь. Много еще чего можно сказать, рассказать, но это, повторюсь, не книга, это всего-навсего дневниковый формат. Моднее и современнее - блоговый.
Если вам понравилась статья, не забудьте поставить лайк. Если вам есть что сказать по этому поводу - милости прошу в комментарии. Буду рада любому вашему отклику. Всем удачи и добра!