Найти в Дзене
владимир болгов

ПОБЕДА ОДНА НА ВСЕХ ЧАСТЬ 1

День родной армии
Пусть двадцать третьего и не было Победы,
Но День Победы точно был.
Тот вкус Победы не изведал,

День родной армии

Пусть двадцать третьего и не было Победы,

Но День Победы точно был.

Тот вкус Победы не изведал,

Кто Родины побитой не любил.

Кто не вставал за честь Отчизны,

За честь Отчизны не страдал,

Не умирал во имя жизни,

Жизнь на свободу не менял.

За тех, кто пал на поле битвы,

Кто выбрал горькую судьбу,

Народ воздаст свои молитвы

У жизни-смерти на краю.

Погибшие домой вернутся,

Чтоб жить у вечности в веках

Им годы славой отзовутся:

Отчизны честь у них в руках.

С днем защитников!

Если б не было Победы

Мы все одной крови

Колокола не виноваты

Как жить без Руси?

Секунда для раздумий

Война

Первый шаг

У райкома вздымает ветер

Он ушёл

Родом из детства

Решимость

Мы опоздали

Необходимость

Вернись, сынок

Вера

Старшина

Во сне иль наяву

Продержись

А города не плачут никогда

Песчаный лог

Если б не было Победы

Если б не было Победы,

где бы были мы сейчас?

Кто б нам дал кусочек хлеба?

Приласкать кто смог бы нас?

Где бы наши души были?

Где б смогли приют найти?

Наши деды победили,

дали нам свободу – жить!

Нам беречь, хранить Победу.

За себя жить и за них.

С ярким солнцем!..

Чистым небом!..

За погибших!

За живых!

С Победой!

Мы все одной крови

Обильно кровью павших полита

земля моя. И не найти полей,

Где не было пролито крови той, –

нет мест счастливых на земле моей.

И если есть сегодня станешь хлеб,

с ним вместе ты съедаешь чью-то кровь.

Родные мы! Мы все из тех судеб,

что на войне сгорели, как огонь.

Но входит всё в живущих кровь и плоть.

И стали все одной большой семьёй.

Тогда мы умирали, нынче чтоб

хлеб мирный есть…

Колокола не виноваты

Ударил колокол набатом.

И сразу вздрогнули сердца.

Поднялся мир. И брат на брата,

пошёл войной сын на отца.

Такое время вдруг настало,

открылись хляби на земле.

Казалось – всё. Но нам – всё мало.

Пускай весь мир сгорит в огне.

А он всё так же бьёт набатом.

Опять зовёт. Опять на бой.

Колокола не виноваты,

что оказались под рукой

Как жить без Руси?

Нас бомбили. Бомбили.

И сегодня бомбят.

Отрекись от России –

нам всё время твердят.

Отрекись, всё получишь,

всё, что хочешь, проси.

Только как же мне скучно

будет жить без Руси.

Русь была для Европы

тем последним мечом,

что спасал все народы,

не прося ни о чём.

Что бивал супостатов,

сколько их, не спросив.

Как же будет, ребята,

тяжело без Руси.

Нам всё время твердили:

виноваты во всём.

Для кого-то мы были

всех пугающим злом.

Но беда наступала, –

у самих мало сил, –

сразу все вспоминали

назначенье Руси.

Отрекись, всё получишь

всё, что хочешь, проси.

Только с Родиной лучше.

Не могу без Руси!

Секунда для раздумий

Там, где летала смерть над каждым шагом,

солдат не человек, а лишь солдат,

броню снаряды рвали как бумагу,

метелью из свинца бил автомат,

жил человек. О чем тогда он думал?

Секунда для раздумий – целый миг.

Для боя жизнь. Секунда для раздумий.

Куда в бою ты спрячешься от них?

Как будем жить, когда врага прогоним,

когда забудем, что была война?

Ведь мир устал. Устав от этой бойни,

мечтал солдат. На это жизнь дана.

Война

Горело всё. И всё пылало.

И так хотелось всё забыть.

Но вечером луна вставала

и освещала жизни зыбь.

И звёзды бережно мерцали,

желая хоть на миг продлить,

что смерть с собою забирала,

миг не желая погодить.

А утром вновь кресты вставали,

где засыпали на века

солдаты. И опять пылало.

И ночь была так далека.

Первый шаг

Мы в жизнь спешили сделать первый шаг,

хотя, по сути, оставались – дети.

И в этом нам пришёл на помощь враг,

нас разбудив снарядом на рассвете.

Мужчинами нас сделала война

и сразу нас со смертью обручила.

В одном лице – любовница, жена –

не женщина: она нас не любила.

Шагнули в бой. Остались в нём поныне.

На шаг второй нам жизни не хватило.

У райкома вздымает ветер

У райкома вздымает ветер

и грозно грохочет гром.

Снова на нашей планете

небо озлилось огнём.

У райкома вздымает ветер

и людская бурлит волна.

Народ с тревогою встретил

страшное слово: война.

У райкома вздымает ветер

и расстанутся навсегда

здесь пока ещё чьи-то дети,

навечно уйдя в никуда.

У райкома вздымает ветер

И уже формируют полки,

чтобы в бой уйти на рассвете

без патронов, примкнув штыки.

У райкома вздымает ветер

и гроза отгремела давно.

Нынче этих райкомов нету.

Лишь увидеть можно в кино.

Он ушёл

Он ушёл, не смея верить,

возвратиться не гадал.

За спиной закрыл он двери

и уже не открывал.

И теперь стоит в шинели

где-то в дальней стороне.

Как открыть солдату двери,

если сгинул на войне?

И с войны о нём известья

почта в дом не принесла.

Он пропал. Пропал без вести,

за него – его дела.

Знал ли, нет, что не откроет

дверь в свою избу солдат,

что ему стоять героем,

крепко сжавши автомат?

Уходил, не смея верить,

что вернётся он домой.

За собой закрыл он двери.

По-хозяйски.

Был живой.

Родом из детства

Пять лет от сраженья к сраженью

он шёл через время и боль.

Шрапнельный огонь, оружейный –

военный смертельный огонь.

И он отвечал в озлобленьи.

Случалось ему убивать,

страдать от огня в отступленьи,

и долго потом наступать…

Но сердце нисколько не стало

от горя черней и черствей.

Война, сердце так понимало,

ведь это ж всё несколько дней.

Пусть лет. Но потом встанет солнце.

Огонь перестанет греметь.

И мир непременно вернётся

для всех, кто сумел уцелеть,

кто выжил, но нежное сердце

в сраженьях сумел сохранить.

Солдаты ведь тоже из детства,

детей не забыли любить.

И сердце солдата согреет

их щебет, их радостный смех,

что вёл от сраженья к сраженью,

Победы готовя успех.

Мир будет!

Решимость

Голодные, босые, злые –

из окруженья полк идёт.

И в том строю сама Россия –

избитый, раненный народ.

И строй редеет раз за разом,

но только злее строя взгляд.

За взвод сражаться сможет каждый,

за всех потерянных солдат.

И не найдётся войска крепче,

чем эта горсточка бойцов.

В ряды врагов ворвётся смерчем

и победит, в конце концов.

И победит! Но на колени

их не поставит даже смерть.

Босые, тощие, как тени,

давно решили – умереть,

но за свободу той России,

за мир, за счастье. За народ.

Голодные, босые, злые –

из окруженья полк идёт.

Мы опоздали

Мы опоздали. Может быть, на день.

Быть может, на полдня, но опоздали.

Но нет теперь тех деревень,

огнём свирепым отпылали.

И сколько трупов тех, кто раньше жил,

ни одного здесь жителя живого.

Злодеев нет, кто это совершил,

но повторить всё смогут снова.

И жёстко душу бил сухой упрёк:

Как допустили? Как мы не успели?

Война свой поднесла урок.

Набатом сердце в слабом теле.

Но слабых тел солдатских – много их.

И их сердец удары вместе – громом.

Найдём мы этих не́людей живых

и в землю глубоко зароем,

чтоб не могли на землю бросить тень,

чтоб землю своей тенью не марали.

Мы опоздали. Может быть, на день.

Быть может, на полдня. Но… опоздали.

Необходимость

Вот здесь когда-то бой гремел,

кричали, падая, солдаты.

Горело всё. Земля в огне.

Был на пороге сорок пятый.

А впереди, из боя в бой,

ещё полгода. Страшно много.

Шквал настигает огневой.

А ведь Победа – на пороге.

Не думать бы о ней, солдат, –

за каждым шагом смерть таится,

в руках клокочет автомат,

и впереди ещё граница,

где встретят вновь тебя огнём

и пулевой свинцовой вьюгой.

Быть может, мы переживём,

но потеряем в битве друга.

А, может быть, и ляжешь сам

там, за условною границей.

Друзья поедут по домам,

твой бой же вечно будет длиться.

И будешь вечно видеть ты,

как всё горит в дымах и взрывах.

Останешься у той черты.

Но в том была необходимость.

Вернись, сынок

И снова в бой. Опять в атаку.

Строчит немолчно пулемёт.

Неспешно падают солдаты,

за взводом взвод. За взводом – взвод.

В бою погибшие солдаты

пред высшим встанут судиёй.

Признает ли, что были святы

те, жизнь кого отнял войной?

А дома ждут их дети, жёны.

И мамы ждут: вернись, сынок.

А он лежит, в бою сражённый

солдат. Но страшно одинок.

И снова в бой. Другая рота.

И также гибнет новый взвод.

Зовут вас «матушка пехота»,

а ваша мать вас дома ждёт.

За взводом – взвод. За ротой – рота.

И батальон. И даже полк.

Строчат немолчно пулемёты.

И шепчет мать: вернись, сынок…

Вера

Война, казалось, много лет

стучала, била, рушила, ломала.

Устали ждать, когда рассвет

перекуёт оружье на орала.

Насытится когда кровавый Марс,

уляжется, лениво гладя брюхо.

Пусть вот сейчас рванёт в последний раз,

пусть унесёт кого-то смерть-старуха.

Но чтоб потом… Довольно! – ни-ко-го

чтоб никогда в веках не убивала.

Вот только эту смерть переживём.

Переживём вот эту смерть? – едва ли.

Так думали, встречая Новый год

в землянке, блиндаже или окопе.

Не зная точно, завтра кто умрёт

от снаряжённых нынче пулемётов.

Не знали, кто, но что убьют – наверно,

ведь до Победы столько страшных миль.

Но каждый верил. Каждый страстно верил,

что будет мир.

И этой верой жил.

Старшина

И женщины сражались на войне,

на танках, кораблях, на самолётах.

Я расскажу о нашем старшине,

кому «спасибо» говорит пехота.

Он был безус и ростом невелик,

и спирт не пил, не баловал с махоркой.

Но только он давным-давно привык,

что называл солдат его «сестрёнкой».

Он был у нас гвардейцем, старшина,

был медсестрой, а вовсе не медбратом.

Где смертью одаряла нас война,

последнею надеждой был солдатам.

Он успевал, когда хлестала кровь,

перевязать и вынести из боя.

И снова в бой. Там раненые вновь

стонали, истекая кровью.

Тащила их, стонала старшина:

солдаты были тяжелее вдвое.

Не понимала этого война:

солдат живой, тащи его из боя.

Но старшина и сам был лишь солдат,

его война нисколько не жалела.

Тот рядом разорвавшийся снаряд

свершил ему назначенное дело.

Лишь «ах» успела старшина сказать,

и щедро землю кровью напоила.

Ушёл солдат, – война не может ждать.

Остались обелиски на могилах.

Но в памяти всех выживших мужчин,

останется не просто старшиною:

не много стоит генеральский чин,

сестра, сестрёнка – много больше стоит.

Во сне иль наяву

Во сне иль наяву,

но вижу, ясно вижу:

Вперёд выходит танк.

За ним идёт другой.

Неслышно танк идёт.

Но всё подходит ближе

и мне грозит стволом.

Поводит, как трубой.

И клонит ствол ко мне.

Ствол на меня он клонит.

Зачем и почему?

Я провинился чем?

А я стою и жду, –

меня убьёт он что ли?

Но ног мне не поднять.

Стал ватным я совсем.

Всё ниже ствол к земле,

уже глядит в глаза мне.

И что в них увидал?

Зачем так пялит взгляд?

Который день подряд

сдаю ему экзамен,

Всё ниже ствол к земле

который день подряд.

Во сне иль наяву –

стреляй! Стреляй быстрее!

Лишь душу не тяни.

Верни её назад.

Война который день.

Как примириться с нею?

Как не сойти с ума,

пройдя весь этот ад?

Продержись

Ливень пуль и осколки снарядов –

это всё на твой маленький взвод.

Ты один.

Только друг умирающий рядом.

Тихий стон. Друг ещё поживёт.

Только ты постарайся подольше

сам пожить. И врагов подержать.

Шаг до смерти остался, не больше,

только ты не спеши умирать.

Но всё реже строчат автоматы

и во взводе всё меньше бойцов.

Все, как ты, молодые ребята,

заменившие в битве отцов.

Все, как ты, не имевшие женщин,

и детей не успели родить.

Только их остаётся всё меньше,

а врага взвод твой должен отбить.

Продержись! Ну, ещё хоть немного,

этот миг может много решить.

Вот спешит взвод другой на подмогу.

Он успеет. Останешься жить.

Ливень пуль и осколки снарядов,

а от взвода – лишь ты, лишь один.

Продержись!

Это Родине надо.

Мать с надеждою смотрит:

мой сын…

А города не плачут никогда

А города не плачут никогда –

у них совсем нет времени на это.

Ведь отвела другое им судьба –

они за жителей своих в ответе.

Мужчины ведь не плачут на войне,

а их не так уж редко убивают…

Мир защитить, покой в родной стране.

А плакать – просто силы не хватает.

Когда придёт солдату встретить смерть,

он просит лишь ещё одну минуту:

убить врага! И можно умереть.

А слёзы отмеряет очень скупо.

И города солдатами встают,

когда враги к границам подступают.

На слёзы не хватает им минут,

когда их беспощадно разрушают.

Вставай же в строй. Вставай быстрей солдат.

Убей врага, умерь его надежду.

Сил не жалей! Вернётся мир назад.

И будет радость.

Будет всё, как прежде.

Песчаный лог

Страшное место под Воронежем,

где в годы войны были

расстреляны тысячи воронежцев

А здесь земля колышется встревожено,

который год волнуется земля.

И крестятся, и крестятся прохожие –

здесь без креста пройти никак нельзя.

И, кажется, земля тревожно охает,

протяжно стонет, выражая боль.

И воздух рвёт измученными вздохами,

траву кладёт по склону, точно вдоль.

Сама собой тоска на сердце жалится

и поднимает стоны над землёй.

Здесь тишина. Но ждёшь: сейчас покажется

тот страх. Тот гнев. Тот, вызванный войной.

И очереди снова автоматные.

И тихое стоустно «С нами Бог».

И ювелирно выполненный катами

приказ. И свежих трупов полный лог.

Навечно здесь остались неповинные.

Их вся вина – хотели просто жить.

И стоны над землёй текут лавинами.

Их никому уже не заглушить.

* * *

Одна на всех. Всем понемножку.

Но лиха – полной мерой всем.

Она не делится на крошки –

Берите всё! Берите все.

Капли крови в реки слил

Океан людского горя.

Я теперь навеки с ним, –

Кто погиб в войну героем.

Что сказать теперь героям?

На колени молча стать.

За Победу реки крови –

Не текут те реки – вспять.

Капля крови. Сколько капель,

Океан чтоб красным стал.

В той войне погиб солдатом,

Встал теперь на пьедестал.