Найти в Дзене

Фильм, опоздавший на четверть века. "Сталинские соколы" на "Нашем бронепоезде." ч.2

Продолжение. Начало здесь.

И вот эти три встречи с бывшими сослуживцами и составляют самую сердцевину фильма. В диалогах главного героя со своими бывшими сослуживцами и проявляется идеологическая составляющая фильма. А она не очень сложная. Никаких философских открытий Григорьев не делает. Это три "кухонных разговора" эпохи уходящей т.н. "оттепели" или "слякоти", как ее сейчас уже принято называть.

Вот все, о чем в то время говорили в простом мужском разговоре под водочку на кухнях, и передает Григорьев. И, кстати, эти разговоры ничем особо не отличаются от современных обсуждений в соцсетях. Прошло почти 60 лет, а темы все те же и доводы сторон не изменились.

Первым Кузнецов пошел излить душу к Юрию Петрову. Тоже бывшему офицеру спецназа, с которым вместе уничтожали бывших фашистских прихвостней, а потом агентов зарубежных разведок в литовских лесах. Когда-то Кузнецов очень помог не в меру разговорчивому Петрову от неприятностей по службе. Сейчас Петров журналист на Иновещании на Западную Африку. Вещают о жизни в СССР, а сами даже не знают, есть ли тамошних жителей радиоприемники или нет.

Петрова играет Александр Филиппенко. Перед нами очень хороший человек. Умный, все понимающий и отзывчивый. Ими вместе с Кузнецовым столько пройдено, что никто не обидится на горькую правду.

Ничем не утешил Петров своего друга Кузнецова.
Ничем не утешил Петров своего друга Кузнецова.
Брось ты эту муру, Коля. Политикой зани­маться — она тебе не к лицу. Был ты нормальный, здоровый человек. А сейчас рассуждаешь, тяжело, честное слово, слушать!.. Ну, бог с ним. Сыну скажи, чтоб не выпендривался, это не его ума дело, много будет думать — состарится быстро. Пусть лучше за девками бегает, пока можно. Скорее все поймет, что к чему... Сухим из воды хочешь выйти? На тебя не похоже. Почему тебя не судили? Пороть полстраны пришлось бы, кроме женщин. Эти у нас — святые. А своеволия, это, естественно, никто тебе не позволит. Представляешь, если вся страна нач­нет свои биографии рассказывать! Мы и так от проб­лем устали. Прожили — и достаточно.

Нет, ничем не утешил честного человека Кузнецова другой честный человек Петров. А только больше сомнений в нем поселил.

И направился он к следующему своему бывшему сослуживцу - Пухову, который боевиком спецназа не был, по лесам с Кузнецовым и Петровым не рыскал в поисках бандитов, а "сидел на кадрах". Пухова играет Алексей Петренко. Его очередной шедевр, всеми забытый, а многим и вообще неизвестный.

Вообще-то фильм "Наш бронепоезд" надо смотреть только ради одного диалога Кузнецова и Пухова. Содержание этого разговора было актуально и 60 лет назад и, что характерно, еще более актуально в наши дни. Сторонникам "назад в СССР" не надо придумывать никаких аргументов, надо брать тест монолога товарища Пухова и шпарить по нему, как по методичке. И это без шуток.

Очень здравые мысли высказывает товарищ Пухов. И для того, чтобы как-то дезавуировать смысл им сказанного, авторы фильма сделали из него омерзительного шизофреника и параноика. Да еще и внешний вид соответствующий.

Гришка Распутин  какой-то, а не кадровик органов госбезопасности.
Гришка Распутин какой-то, а не кадровик органов госбезопасности.

Бывший кадровик МГБ после отставки работал начальником пионерлагеря, а теперь в пушкинском мемориальном музее. Вот его монолог стоит привести хотя частично. Вот такая получилась методичка.

Это о состоянии идеологической работы в пионерлагерях и музее.

Дети — мерзавцы, хотя и пионеры, вожатые — бездельники, думают только о разврате. А сейчас сюда швырнули, в это паучье гнездо: одни жиды и гнилая интеллигенция. Все с высшим образованием. Приличных — всего четыре человека, но затюканные, боятся слово сказать. Директор — армянин, но, по-моему, скрытый еврей, хитрый и прожженный тип, играется в поли­тику, но, в общем, замаскированный либерал. Обста­новка сложная. Старики еще стесняются, все же мы их воспитали, кашлянешь пару раз на собрании, он уже понимает, поскромнее выступает. Молодежь растет — страшно смотреть. Поганки. И это их из наших советских вузов выпускают. Ничего святого! Цинизм. Что думают, то и говорят... Взяточни­ки, бюрократы, равнодушные, евреев много, армян, как будто русские перевелись. Никто ничего не хочет делать, всем до лампочки. А что с идеологической работой? Полная запущенность. Полная. Одна про­форма. Комсомол развалился. Больше половины — можно смело исключить.

Это о Герцене и декабристах.

А что здесь, в музее, делают? Герцена знаешь? Улица, где шашлычная "Казбек"?
— Тот, что "Колокол"?
— Он. Я тоже думал, "Колокол". А пришел сюда, почитал книги, послушал, разобрался: невозвраще­нец. А мы его пропагандируем налево и направо. Мол, образец гражданственности и долга.
— Это ж при царе было.
— И что? У него все было — живи, не хочу, а он уехал и стал поливать грязью... А если ты действи­тельно патриот и любишь свою страну, если ты дей­ствительно болеешь за правду, ну отсиди, умри, но на родной земле. Зачем же сор из избы выносить?.. Царь как-никак, и все же глава русского государства. Рус­ского! Над ним смеешься — над Россией, значит, сме­ешься? А он поливал, а Европа хихикала: давай, мол! Вот декабристы, они же были ответственными, они же не стали стрелять, вышли тихо-аккуратно, построились, мол, не согласны. Протестовали. И как гордо и красиво. И за то Россия их не забудет. И в Сибирь поехали. И жены за ними! Достойно! Прилично! А чему экскурсоводы здесь учат? Что они школьникам внушают? Ты бы послушал...

А это о Сталине и народе.

Люди распустились. А наш человек к бла­годарности не привык. Не надо было трогать Сталина. Надругались над ним, надругались над народом, над его верой, разве люди не с чистым сердцем шли на похороны, на этот кошмар? Надругались, высмеяли. Ничего нет — ни бога, ни черта. Все перемешали, никаких авторитетов. Ни страха, ни уважения. А теперь удивляются: откуда у молодежи цинизм, откуда разврат? Разве в наше время такая молодежь была?! Она гор­дая была! Чистая! Скромная! Идейная! Разве девушки вели себя так пошло? А грузины ходили так по улицам? Народ верил! Сломали веру и ничего не дали. Пшик один. Кукурузника подсунули. А он и рад, и давай языком трепать, а народ — смеяться с него.
Вот именно, народ, а чего он стоит? Стадо. Как захочешь, так и замычит. То передавили друг друга, рыдали, а сказали: "Сталин — плохой", стали издеваться. Хамье оно хамье и есть. И нечего его идеализировать. Завтра скажем им — опять портреты понесут.
Ты посмотри, сколько пьяных разве­лось. Я на праздники пьяного милиционера видел. Стоит и блюет. Разве раньше это могло быть? На бан­кетах, на вечерах — возможно, но не на людях.
Вот когда поумираем, когда хлебнут они с молодежью, тогда они нас вспом­нят. Да поздно будет. Нашему народу палец давать нельзя, он этого не понимает, руку отгрызет всю. Вот он и хамеет с каждым днем. Надо спасать, пока не поздно, пока совсем не докатились до мещанства, пока остались кадры, пока есть время. Надо восстано­вить справедливость, чтоб люди работали спокойно и уверенно и знали, что их ценят и уважают, и о них заботятся, о них думают.

Пытается Кузнецов по простоте своей душевной и чистоте что-то возразить на эти убийственные аргументы, но не очень получается. И здесь не нашел утешения. Петров говорит, что время изменилось, сиди тихо. Пухов говорит, что время изменилось, но люди еще остались и надо бороться. А куда же податься простому мастеру с завода, который хочет, чтобы его уважали за его прошлое, а прошлое то оказывается уже не то. Раньше было то, а сейчас не то. А сидеть тихо он не может, потому как честный и простодушный человек, и бороться то вроде и не с кем.

И пошел Кузнецов к своему третьему сослуживцу полковнику МГБ в отставке Ивану Саввичу. Старому чекисту, который в двадцатые контру разоблачал, в тридцатые "врагов народа" беспощадно сажал, в войну в СМЕРШе, а после войны начальником лагеря, где Кузнецов командовал дивизионом внутренних войск по охране лагеря.

Ивана Саввича играет Михаил Ульянов. Не знаю, мне не понравилось, как он это делает. Слишком шаржировано изображает этого матерого "волкодава" с внешностью, как это обозначено в сценарии, доброго Деда Мороза. Много Ульянов суетится, хочет изобразить волка в овечьей шкуре. А зачем? Ивану Саввичу нет нужды ни перед кем прикидываться овечкой.

Клоун усатый, сколько народу зря загубил.
Клоун усатый, сколько народу зря загубил.

Очень нелицеприятно отозвался бывший полковник МГБ о т. Сталине.

Он же всех продал, гад, только о себе и думал. Мы за ним пошли, через отцов-братьев перешагивали, а нам — какая благодар­ность — унижал, как хотел издевался... Сколько свет­лых голов сгубил, подлец! А потом умер, а мы у разби­того корыта. Одних отстранили, других — на пенсию. И через три года письмо читают. Вот тебе и великий вождь. На три года всех порядков хватило. Для чего ж мы столько лет вкалывали, грех на душу брали, по лезвию ножа ходили, народу перебили сколько зря — ради чего? Чтобы получать эту жалкую пенсию, копейки эти. Когда я уж десять раз мог шею свернуть и где-нибудь под мхом гнить.

Посоветовал Иван Саввич Кузнецову извиниться и ждать. Придет время, и они опять понадобятся.

Сегодня — на пенсии, а завтра, если что, опять враги народа или космополиты, мы — здесь. Та­ких кадров нигде в мире они не найдут — молодежь хоть образованная, но так работать не умеет, у нас — опыт. Мы, как говорится, мирные люди, но наш броне­поезд стоит на запасном пути. Мы и есть этот броне­поезд на запасном пути.
"Так что, опять кровь?"
"Так что, опять кровь?"

Так и не получил Кузнецов ответ на свой вопрос - как жить дальше, чтобы и на работе тебя уважали, и сын по-прежнему относился. Ведь каким был, таким Кузнецов и остается - честным человеком, не сделавшим в жизни ни одной подлости. А сейчас он оказывается "лагерный кат" и "лагерная шкура". Раньше у тех, от кого он чистил страну, было клеймо "враг народа", а теперь у него самого клеймо "лагерная шкура". А "враги народа" теперь "невинные жертвы репрессий". Что-то не так стало в нашей Советской стране.

И фильм кончается самоубийством Кузнецова в День Победы. Загнанный в угол, он не может принять новую реальность, а к старой, где снова кровь, возвращаться не хочет. В итоге загнанный жизнью в угол бросается в лестничный пролет. Вот такая смерть идеалиста. Впрочем, ничего необычного. И в годы нэпа правоверные большевики, несогласные с новой политикой партии, стрелялись.

Так что же хотели показать в 1988 году авторы фильма и что у них получилось? Вот, что говорит режиссер Михаил Пташук.

Мы сегодня живем, как известно, в период второй перестройки. Первая, начатая еще Хрущевым, захлебнулась. А помогли ей в этом так называемые «сталинские соколы», не простившие XX съезда и известного доклада 1956 года о культе личности. Тогда их было много — свято веривших в правоту «вождя», думаю, что. их немало и теперь. Как ни странно, 60-е годы во многом созвучны сегодняшним, 80-м. Хотя бы по ярости идейных споров. Среди противников перестройки— все те же «соколы».

То есть, обычная конъюнктурная штучка на злобу дня. Вот кто мешает сегодня "перестройке", не только Егоры Лигачевы и Нины Андреевы, но и вот эти, ждущие, когда из позовут, старые и опытные мастера заплечных дел - "сталинские соколы". Потому и крутили фильм в день второго тура выборов Президента РФ в 1996 г. , стращало ворье "либеральное" возвратом в кровавый тоталитаризм. Мол, все-таки мы, воры, лучше, чем "сталинские соколы" - кровопийцы. И сами украдем и вам маленько отсыпем.

А не получилось страшилки на материале сценария Григорьева. Не веет ужасом от этих "сталинских соколов". Трагедия обманутого поколения есть, а великих и ужасных "сталинских соколов" нет. Ну, какие же это "сталинские соколы". Спивающийся журналист-конформист, параноидальный шизофреник из подвала музея и этакий Дед Мороз- пенсионер, продающий кактусы. Не так и не тем надо было "перестройщикам" пугать народ, что Сталин вернется. Маловато жути. Клыков вампирских не хватает и моря крови.

И кончает жизнь самоубийством честный русский человек Николай Дмитриевич Кузнецов не потому, что нашел в себе силы посмотреть правде в глаза и осознать преступность режима, которому честно служил. Это так режиссер фильма трактует. Ему просто никто не сказал доброго слова. Не подтвердил, что он действительно честный человек и все в своей жизни делал правильно. Бил фашистов, уничтожал бандеровцев, охранял страну от сидящих под замком "врагов народа". И не его вина, что изменилось время. Что зря разбили немцев - теперь пили бы баварское. Что бандеровцы и "лесные братья" - теперь благородные повстанцы за независимость. А охранял он не 16 тысяч уголовников, власовцев, бандеровцев, а 16 тысяч "невинных жертв репрессий".

Не получилось у авторов устроить суд над тем временем. Потому и фильм прошел незамеченным, а теперь его вообще не показывают, так как монологи параноика товарища Пухова уж очень актуально сегодня звучат.

Пугали нас авторы фильма возвращением "сталинских соколов", а вместо них на первые роли вышли совсем другие герои того же Евгения Григорьева. Всех этих неумех - "перестройщиков" очень тихо и спокойно вытеснил Владимир Николаевич Новиков, очень обаятельный, умный, жесткий, беспринципный технократ из поколения "детей". Главный герой фильма "Отцы", снятого по сценарию Е. Григорьева "Отцы-65". Но об этом фильме в другой статье,

Часть первая

Пишите комментарии. Ставьте лайки. Подписывайтесь на наш канал.