Ближе к двум часам ночи 22 июня 1941 года большинство окон здания штаба 17-го Краснознаменного Брестского пограничного отряда были освещены. См. «Первые часы войны в штабе Брестского пограничного отряда ». Ехавший на велосипеде с танцев из городского парка мимо пограничного штаба командир первого взвода районного истребительного батальона Андрей Пугач, подъехал к знакомому политруку, курившему возле ворот, и попытался выяснить, в чем причина.
Загадки последней мирной ночи 1941 года
Пограничники в случае прорыва границы часто использовали бойцов истребительного батальона для прочесывания территории. Поэтому командир взвода решил выяснить: ехать ему домой или сразу выдвигаться в штаб своего батальона, который находился в 300-х метрах в огромном тюремном комплексе см. «Брест 1941. Тайна обороны городской тюрьмы ». Политрук не мог ничего сказать определенного, но Пугач домой решил не спешить и со своим велосипедом занял позицию на лавочке возле городского почтамта, откуда просматривались ворота штаба.
Истребительные отряды в Бресте — один из элементов охраны границы
Мимо него проследовало три офицера в милицейской форме, вооруженных самозарядными винтовками. Удивительно было вооружение: винтовки СВД раньше у милиции он не видел. Но то, что Пугач их не знал, хотя по роду своей должности был знаком со всеми милицейскими офицерами Бреста и района, очень настораживало. Офицерский патруль проследовал в сторону городского сада, куда скромное уличное освещение уже не доставало.
Будущий руководитель районного подполья затем вспоминал, что опрометчиво решил, будто это недавно прибывшие «восточники» (так в довоенном Бресте называли приехавших из СССР специалистов для укрепления местных кадров) и поэтому не сообщил о подозрительных офицерах, в штаб отряда, где всегда находилось два вооруженных отделения комендантского взвода.
Неизвестные милиционеры наводнили город и окрестности
Молчание вышестоящих штабов
А тем временем, в кабинете начальника отряда к 2 часам ночи 22 июня 1941 года начали поступать донесения со всех комендатур, кроме 3-й, расположенной в Брестской крепости . Все они звучали очень угрожающе, везде наблюдалось скопление немецких войск. Минск (УПВ НКВД БССР) и Кобрин (Штаб 4 Армии) отвечали односложно: информация передана в Москву.
Майор Кузнецов пытался связаться со штабом 60-го железнодорожного полка НКВД, заместитель командира которого был соседом начальника брестских пограничников, но телефонная сеть в городе уже отсутствовала. Не удалось связаться и с 3-й пограничной комендатурой, автомобильной ротой отряда. Зато связь была с соседними пограничными отрядами, с начальниками которых связался майор Кузнецов, передавший им сведения о точном начале войны.
Было принято решение поднимать в ружье роту связи, которая размещалась неподалеку в казарме рядом с театром и выслать вдоль телефонных линий вооруженные патрули. В крепость кроме мотоциклиста, посланного в штаб комендатуры, начальник отряда послал и специального верхового курьера в тайне, от всего руководства отряда.
Пограничники не теряли бдительности
Засекреченные курсы на Тереспольском острове
Кузнецов отлично помнил указание сотрудника центрального аппарата НКВД капитана госбезопасности Василия Пудина, который побывал в Бресте в мае 1941 года. Именно с его приездом на территории Тереспольского острова были открыты очень секретные курсы, которые носили название сборы кавалеристов и физкультурников пограничного отряда.
Они настолько были засекречены, что для их размещения специально была выселена школа младших командиров пограничного отряда в полевой лагерь неподалеку от Гродно . Бойцам транспортной роты и саперного взвода, расквартированных на Тереспольском острове, запрещалось подходить к зданиям, где размещались курсы, а периметр постоянно находился под охраной. И это практически внутри одной воинской части.
Странные курсы на пограничном острове
Так вот Пудин настоятельно просил, что при любой чрезвычайной ситуации майор Кузнецов должен поставить в известность старшего лейтенанта Ивана Чекишева или его заместителя Григория Жданова. Эти командиры, хоть и числились как руководители курсов, но в штате отряда не состояли и пограничному начальнику не подчинялись. Догадываясь о том, чем могут заниматься «спортсмены и кавалеристы», Кузнецов решил прибегнуть к их помощи для минирования автомобильного и железнодорожного моста, находящихся в зоне ответственности третьей комендатуры.
К тому же на Тереспольском острове размещался и саперный взвод пограничного отряда, а главное — в царском пороховом погребе было складировано достаточное количество инженерного имущества, включая взрывчатые вещества любого вида. О том, что он решил самостоятельно заминировать и уничтожить стратегические мосты, майор сообщил только своему начальнику штаба Дмитрию Кудрявцеву.
Также Кузнецов подготовил приказ о боевой тревоге, который должен был уйти на заставы в 2.45 ночи 22 июня 1941 года, если не последует указаний из Кобрина и Минска, где продолжали отмалчиваться. Пугач, который в теплую ночь практически уснул на своей лавочке, услышал громкий стрекот мотоцикла, который выехал из ворот штаба. Не успел он поравняться с городским садом, как оттуда раздалось три одиночных выстрела. Два бойца упали с мотоцикла, а сам он загорелся ярким пламенем.
Важность стратегических мостов была чрезвычайная.
Из ворот штаба выскочили бойцы дежурного отделения комендантского взвода и побежали по направлению к городскому саду. Но выстрелов больше не было, и выехавшие спустя несколько минут, два кавалериста без происшествий доскакали до городской электростанции, которая тогда находилась на полпути от города к крепости. Сейчас всё зависело от двух ефрейторов, которые должны были успеть передать команду уничтожить мосты… Продолжение в следующей части.