Автор: Светлана Диденко
Однажды ночью, когда от воспоминаний мне было особенно плохо, я произнесла вслух:
— Ну почему ты ушёл?
Риторический вопрос был адресован человеку, который давно здесь не жил, моему бывшему мужу. Совершенно неожиданно я получила на него нериторический ответ:
— Да забудь уже его! — совершенно явственно прозвучало в комнате.
«Так! Спокойно! Не хватало мне с ума сойти из-за него», — подумала я.
— Здесь, кроме меня, никого нет! — как можно громче сказала я, и даже сама немного испугалась звука собственного голоса.
— Есть! Домово-оой.
— Я не верю в эту ерунду!
— А я вот покажусь, и поверишь.
За шкафом, прикрывающим нишу в стене, зашуршало, и маленький, рыжий и лохматый человечек, шагая как-то неуверенно, бочком, появился передо мной. Я рассматривала его, забыв закрыть рот.
— Ты и правда... это...?
— Домовой, что ли?!
— Ну, да...
— Правда, Олик меня зовут.
— А меня Аля.
— Да, я знаю, — он вдруг смутился, — я тебя знаю... Я давно здесь...
— Да, да, конечно... Давай чаю выпьем! Всё равно уснуть не могу. Ты чай-то пьёшь?
— Обижаешь! Конечно, пью... с вареньем... малиновым... ммм...
— Ну вот и прекрасно!
Через десять минут мы болтали, как старые знакомые, попивая чаёк.
— Олик — имя вроде нерусское.
— Да, это длинная история... У меня шведские корни. Вся родня там, а я переехал. Люблю страну вашу..., язык... эээ... — богатый, фольклор, опять же..., женщины... — крас-иии-вы-еее...
— Олик! Ты чего? Какие женщины? Ты же домовой!
— А... Ну, да, прости, забылся. Я — эстет. Люблю всё красивое... А вообще, я — однолюб.
— Слова-то какие знаешь! Ты что, учился?
— Да! — с гордостью ответил Олик. — Два года в академии тёмных наук — это не шуточки, а до этого — год в высшей школе домовых. Диплом с отличием!
— Молодец ты, Олик!
Олик молчал, улыбаясь каким-то своим мыслям. После недолгого молчания я решилась и спросила:
— Почему ты сказал: «Забудь его»?
— Да как-то вырвалось. Уже полгода прошло, как вы развелись, а ты всё страдаешь, — грустно ответил Олик.
— Олик, тебе этого не понять. У людей это называется любовью.
— Но он тебе изменял! И ушёл к другой.
Плакать перед Оликом мне совсем не хотелось.
— Ладно, пойду спать. Скоро на работу вставать, — пробормотала я, направляясь в спальню, где дала волю слезам. Засыпала под негромкий стук чашек — Олик мыл посуду.
Прошёл месяц.
С появлением Олика жизнь изменилась. Всё, что от меня требовалось — это сходить за покупками, а всем остальным занимался Олик — готовил, стирал, убирал. Вечерами, за чаем, мы много болтали. Олик оказался на редкость интересным собеседником. Он очень любил читать и признался мне, что втихаря перечитал почти всю мою библиотеку. А я вспомнила, как пропадали и необъяснимым образом возвращались некоторые книги.
А однажды позвонила мама и сообщила о своём приезде. Конечно, мне и в голову не могло прийти знакомить маму с домовым, поэтому я попросила Олика, пока мама гостит, не показываться, жить как раньше, до нашего знакомства . Накупила ему новых книг, чтоб не скучал. По его вытянувшейся мордашке поняла, что он очень расстроен.
— Оо-л-иик, ну не расстраивайся, это ненадолго. Ты, главное, не высовывайся — испугаешь маму!
Но, обычно сговорчивый и послушный, Олик, опустив голову, упрямо молчал, сосредоточенно вырисовывая носком тапочка узоры на полу.
— Может, семью навестишь в Швеции? — предложила я, но он не захотел.
Мама приехала в воскресенье вечером, мы проговорили полночи, а утром я ушла на работу. Возвращаясь, увидела, что входная дверь приоткрыта. Сразу ёкнуло сердце. В квартире стоял стойкий запах ладана и валерьянки. Заплаканная мама что-то рассказывала усталой соседке. Увидев меня, расплакалась.
— Алечка, у тебя в квартире происходит что-то ненормальное, — она говорила шёпотом, оглядываясь на шкаф.
Шкаф был отодвинут, а в нише, которую он прикрывал, я увидела разорённое гнездо Олика: старый коврик, перевёрнутая табуретка, стопка купленных мною книг. Всё было мокрым.
— Мама, а почему везде вода?
— Батюшка приходил, окропил всё святой водой, прошёлся с кадилом по всей квартире. Пообещал, что он больше не вернётся.
— Кто он?
— Да домовой! Тьфу! Алечка, а я уезжаю, ночным поездом. Игорь вернулся, — я заметила у её ног сумку с вещами. — Не провожай меня, я уже вызвала такси. Как доеду, позвоню. На столе номер телефона батюшки, — добавила она шёпотом.
После маминого отъезда в квартире стало очень тихо, и вдруг кто-то чихнул — раз, другой, третий.
— Олик! — обрадовалась я.
— Да, здесь я.
Олик представлял собой жалкое зрелище — грязный, мокрый, чихающий.
— Так! Сначала ты искупаешься, а потом всё мне расскажешь.
После душа порозовевший, чистый Олик, прихлёбывая чай, поведал мне о печальных событиях прошедшего дня.
— Вначале всё было нормально, мама перебирала вещи в шкафу, напевая что-то, а я читал у себя твою новую книгу «Всё о домовых». В какой-то момент я забылся и засмеялся. Стало тихо, мама больше не пела. Затем что-то скрипнуло и хрустнуло на полу, и я решил посмотреть. Нагнулся, посмотрел под шкаф, и... наши глаза встретились. Мама стояла на четвереньках, и тоже заглядывала под шкаф. Тут такое началось! — он сокрушённо покачал головой. — Мама запрыгнула на диван, не переставая кричать, соседка звонила в дверь. Потом мама спрыгнула с дивана и на цыпочках, высоко поднимая колени, побежала к двери. Она долго сидела у соседки, плакала, жаловалась и пила валерьянку. Соседка ей одолжила пальто, сапожки, и она ушла. Я был очень расстроен. Тут чую, ладаном пахнет. Мама батюшку позвала из ближайшей церкви. Здоровенный, одним плечом шкаф отодвинул и давай меня кропить святой водой, окуривать ладаном, читать молитвы. Я от него, а он за мной, и всё кропит, кропит... Ушёл, наконец. Маме наврал, что меня здесь больше не будет. А я забился в вытяжку над плитой, весь мокрый, знобит меня, нос заложен — у меня аллергия на ладан. Ждал тебя.
— Да, ничего себе денёчек! Ладно, пора спать. Вот, возьми новый коврик. Твой весь мокрый.
На следующий день.
— Олик, надо хоть кота взять, скучно. Хочется гладить тёпленького мурлыку. С работы будет меня ждать, — сказала я, и тут же пожалела об этом.
— Аля, а я? — спросил Олик. — Я это... я и котом могу — скромно добавил он, и тут же замурлыкал и стал толстым, рыжим котом.
— Олик, ты не обижайся, но я не могу гладить этого кота, зная, что это ты.
— А почему бы и нет? Ладно, я понял, — добавил он со вздохом. Слез с дивана, поплёлся, опустив голову и шаркая моими старыми тапочками, за шкаф. Весь вечер его больше не было видно.
Окончание рассказа читайте здесь!